Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя
Глава двадцать первая: Барби
Мне кажется, если я еще вот так пару раз сяду в авдеевский «Бентли» после работы — вариант «мы ничего не афишируем» превратится просто в несмешную шутку. Хотя формально, на парковке уже почти никого нет, и «спалить» нас здесь некому, но я знаю, что в этой жизни всегда существуют чьи-то случайно оказавшиеся рядом «глаза». Но если Авдеева это вообще никак не беспокоит — почему должно беспокоить меня? Он же любит рулить. Если что — разрулит. Хотя из того, что я слышала — вряд ли найдется много смелых и желающих заплатить за парочку брошенных в туалете фраз, хорошей работой. А Авдеев именно так и поступает — он просто сразу рубит на корню, без разговоров и вторых шансов. У него такой стиль по жизни — не задерживать, если кто-то намылился на выход.
Когда сажусь в машину, сразу обращаю внимание, что он не в костюме — пятница же. Хотя на моей памяти это первая пятница, когда строгий Хозяин «башни» позволяет себе снять доспехи. Сегодня он в узких джинсах и таком же узком черном свитере. На секунду я залипаю на его шикарные ноги — длинные и настолько мускулистые, что такой фасон джинсов нужно было придумать только для того, чтобы Его Грёбаное Величество понтовался квадрицепсами, икрами и задом. Как бы сильно я его не ненавидела — все равно восхищаюсь. Чтобы при его росте выглядеть вот так, нужно очень много пахать, не щадить себя и держать дисциплину двадцать пять часов в сутки.
По дороге мы заезжаем в маленькую пиццерию, забираем оттуда пару огромных коробок, аромат из которых моментально разносится по всему салону.
— Пицца? — переспрашиваю с намеренной ухмылочкой.
— Ну ты же хрень из банановых листьев еще на взлете отбрила, — точно так же ухмыляется в ответ. И уже просто с интересом: — Хочешь что-то другое?
Уверена, что если скажу «да», то он без проблем заедет в какой-то шикарный ресторан и закажет там что-то из высокой кухни. Но пицца меня вполне устраивает — я ее люблю, особенно, когда она пахнет так, что мой желудок начинает требовать вскрыть ее прямо сейчас.
И в общем, какого черта?
Пока Авдеев выруливает с парковки, я поворачиваюсь в кресле, становлюсь на колени и тянусь на заднее сиденье. Прекрасно осознавая, как выгляжу в такой позе, особенно в узком платье от "Прада". Хотя Его Грёбаное Величество даже не скрывает, что с аппетитом поглядывает на мою торчащую с прогибом вверх задницу, пока я настойчиво вскрываю коробку и достаю абсолютно невероятной красоты здоровенный «треугольник». Подхватываю пальцем «нитки» расплавленного сыра, с наслаждением сую их в рот. Урчу, потому что вкусно.
Возвращаюсь назад, сбрасываю туфли с усаживаюсь на сиденье уже прямо с ногами.
Жую. Сквозь прищуренные глаза наблюдаю за его реакцией, хотя совершила этот перформанс совсем не для того, чтобы произвести на Авдеева очередное неизгладимое впечатление.
— Терпеть не могу ждать, — отвечаю, как мне кажется, на витающий в воздухе вопрос.
— Я заметил.
Спрашивать, не против ли он, не планировала с самого начала и сейчас не собираюсь. Хотя внешне на этом красивущем лице ни капли раздражения.
— Я иду с подругами в клуб, завтра. — И это тоже информация, которая не требует его одобрения. Просто констатирую факт и очерчиваю границы.
— Что за подруги? — интересуется без нажима.
Я рассказываю про свою танцевальную студию, про то, что у нас типа кружка по интересам, что мы ровесницы и это их его водитель подвез вчера до дома. И еще — что это с ними я была на Новый год. Он задет пару несущественных вопросов. Потом интересуется, что за клуб — и снова без какого-то очевидного желания зацепиться хотя бы за что-нибудь, чтобы запретить.
— «Сherry Вomb».
Услышав название, слегка приподнимет брови и лениво усмехается.
— Что? — Мне становится настолько интересно, что этот вопрос я задаю с набитым ртом.
— Слышал, что хорошее место. — Вадим притрагивается большим пальцем к уголку рта, не сильно, но все-таки стараясь стереть улыбку.
Я минуту верчу все это в голове. Сопоставляю факты и вот этот его какой-то очевидный и, в то же время, совершенно несчитываемый намек. В том, что это именно намек, даже не сомневаюсь.
— Блин, — вдруг доходит, — это — твой клуб?
— Да, Барби, — посмеивается.
— Господи. — Я трагически закатываю глаза, облизываю пальцы.
— Ты можешь все так же совершенно спокойно туда пойти и хорошо провести время, Крис.
— Я разве спрашивала разрешения? — получается грубовато, но его выражение лица в ответ на мою колкость абсолютно никак не меняется.
— Где ты — а где послушание, — подмигивает с откровенным стебом.
«Престиж» — огромный жилой комплекс высоток с полностью закрытым, охраняемым въездом. Здание, к которому мы подъезжаем, не просто элитное — оно неприлично элитное. Высотка со стеклянным фасадом и освещенным въездом, кричащая о статусе и недосягаемости для простых смертных.
— И почему я не удивлена, — нарочно растягиваю слова, пока «Бентли» плавно выезжает на парковку. Изучаю стоящие на своих местах элитные автомобили. Как будто попала в какое-то Монте-Карло.
— Потому что ты умница и не переоцениваешь мою скромность, — подсказывает Авдеев.
Я смеюсь, поджав губы, и опираюсь на край сиденья, чтобы натянуть туфли, но тут же понимаю, что не хочу.
Вадим выходит первым, обходит машину и открывает мне дверь.
Смотрю на него снизу вверх и весело шевелю пальцами затянутых в капрон чулок ног.
Он прекрасно понимает намек: нагибается, легко берет меня на руки, коленом захлопывает дверцу.
Обхватываю его шею. Чуть сильнее, чем необходимо.
Смотрю в глаза из-под опущенных ресниц, ерзая так, чтобы ему тоже пришлось крепче меня прижать.
Мне очень кайфово от ощущения твердого, агрессивного мужского тела прямо здесь, так близко к моей коже, всего на расстоянии пары кусочков ткани. Агрессивного и, в то же время, расслабленного, сытого. Конечно же, просить поставить меня на землю я не собираюсь. И смущаться как дурочка, намекая что ему тяжело — тем более. Никогда не понимала этой тупой скромности. Мужики созданы, чтобы быть сильными, и если он не в состоянии донести свою добычу до лифта и дальше — то не пошел бы такой мужик в жопу?
Этот, очевидно, может носить меня вот так хоть полдня.
Пока идет до лифта, даже шаг не сбавляет, и когда опускаю одну ладонь ему на грудь, то чувствую абсолютно спокойные, без надрыва, удары сердца. Мое стучит быстрее, как бы я не пыталась контролировать свои чувства.
В кабинке просит нажать кнопку последнего этажа. Я, конечно, делаю это с очередным «о_снова_неземная_роскошь!» выражением лица.
Двери лифта закрываются, замыкая нас в мягко освещенном пространстве, заполненном лёгкой вибрацией движения кабины. Вадим держит меня уверенно, как будто мой вес — это не стоящая упоминания мелочь.
Я все-таки поддаюсь искушению и тяну носом воздух около того места у него на шее, где мягко бьется артерия. Он пахнет так офигенно, что пальцы на ногах рефлекторно поджимаются. Я слишком поздно понимаю, что без туфлей и моя реакция выставлена напоказ как в музее. И что прятать ее уже слишком поздно.
Мы выходим на этаже, где всего одна квартира — его.
Вадим медленно спускает меня на носки своих туфель спиной к его груди.
Прикладывает большой палец к сканеру на каком-то крутом замке.
Слышится легкий лязг и шелест механизма.
Дверь с мягким щелчком открывается, мы заходим внутрь и в прихожей зажигается мягкий теплый свет, видимо, реагируя на невидимые датчики движения.
— Можешь осматриваться, я заберу вещи из машины.
Как только дверь за ним закрывается, я вытягиваюсь на носочках, потому что это огромное стильное пространство с высокими потолками, кажется, начинает на меня охотиться. Я иду дальше, окунаюсь в гостиную с панорамными окнами на ночной город и комфортный, но очень сдержанный интерьер. В одну из стен встроен камин, на стенах — картины с абстрактными рисунками. Если присмотреться — это действительно холст и масло, наверняка даже дорогие выставочные работы художников. «Гвоздь» сцены — гигантский диван, выглядит так, будто на нем можно спать неделями даже такому Гулливеру, как Авдеев.