Алекс Савчук - Прутский Декамерон-2, или Бар на колесах
– Ах, вот как! – воскликнула Регина трагическим голосом. – Я так и знала, что этим все закончится. И теперь, как я понимаю, мы будем рассчитываться за ужин в ресторане! Ведь правда, мальчики? Что скажешь, Кондрат? Или это твоя затея, Савва?
«Вот ведь вредная девчонка!» – едва успел подумать я, как Регина, повысив голос до самой высокой ноты, воскликнула:
– Откройте сейчас же двери, я немедленно ухожу отсюда.
Кондрат тяжело вздохнул и выразительно поглядел на меня, а я тем временем лихорадочно соображал, как бы все тихо и без скандала обустроить в лучшем виде. Обстановка создалась хотя и не критическая, но все же достаточно напряженная. И вдруг, весьма неожиданно, мы получили в лице Аллы важную во всех отношениях поддержку:
– Лично я никуда не ухожу, – заявила она и с вызовом поглядела на подругу.
Я указал глазами Кондрату на Регину. Пусть он и займется девочкой, решил я, так как мне не хотелось в этот вечер быть насильником и мучителем, для этого у меня было неподходящее настроение. Кондрат же, когда это требовалось, умел быть настойчивым и даже жестким, тем более что Регина всю дорогу сюда держалась с ним рядом и, таким образом, сама сделала свой выбор.
Кондрат решительно обнял Регину за талию и сказал:
– Хорошо, мы сейчас пойдем и подумаем вместе, как нам жить дальше. – С этими словами он увлек девушку в дальнюю комнату-спальню. Проходя через «мою», первую комнату, Регина, видимо заметив стоящий на телевизоре череп, шарахнулась в сторону и взвизгнула.
– Тише-тише, успокойся, – проговорил Кондрат. – Этот череп – всего-навсего память об одной из наших бывших подружек. И в этом состоянии он уже никому не может принести вреда.
Скрывая улыбку, я поставил на новую, японскую, ультрасовременную вертушку пластинку, игла сама плавно опустилась на нее, и спустя пару секунд комната наполнилась чарующими звуками итальянской музыки. Я повернулся к Алле – она, стоя у постели, стягивала с себя последний предмет туалета – розовые ажурные трусики. Не скажу, чтобы это меня огорчило, и я специальным регулятором убавив свет в комнате до минимума, продекламировал стихотворение автора, имени которого, увы, не помню:
«Задуем лишнего свидетеля свиданья,
Последний канделябр, мерцающий в ночи,
Да воцарится вместо зренья осязанье
И пыл любовный вместо пламенной свечи!»
Мой плотоядный взгляд, видимо, выражал мои ощущения еще больше, чем слова, и поэтому, поймав его на себе, Алла восторженно прошептала:
– Иди же скорее сюда, Савва, я тебя, кажется, сейчас изнасилую.
«Надо же, какое милое и многообещающее начало», – обрадовался я, направляясь к ней, но в это самое мгновение в комнату стремительным шагом ворвался Кондрат. Алла, мельком, как ни в чем не бывало, взглянув на него, спокойно поставила свою стройную ножку на кровать, освободилась, наконец, от трусиков, затем протянула их мне со словами: «Положи, пожалуйста, на стол, а то я их утром могу забыть».
– Зачем же на стол, – мягко улыбнулся я, – отдай их Кондрату, ему это будет ближе и удобнее, он их прямо на телевизор пристроит, тогда уж точно не забудем.
– Или на череп наденем, – включился в шутку Кондрат. – Глазницы прикроем, чтобы бывшая подруга за нами не подглядывала.
Алла, совершенно не смущаясь своей наготы, подала трусики Кондрату, он протянул руку, словно собираясь взять их, затем сделал неловкое движение, и трусики упали на пол.
– Ах, извиняюсь, – сказал Кондрат, исполнив что-то наподобие шуточного реверанса, после чего, больше даже не взглянув на нас, прошел на кухню. Мы с Аллой еле дождались, когда он минутой позже проследует в обратном направлении и бросились навстречу друг другу, наши пути пересеклись в центре дивана.
– Ты мой, мой! – восторженно кричала она уже в следующее мгновение; с ходу завладев инициативой, девушка опрокинула меня навзничь, устроилась в позиции сверху, легким касанием пальцев направила моего Удальца куда следует, и после нескольких медленных – ознакомительных – движений, стала с силой обрушиваться на меня своими бедрами. Прерывисто дыша, она падала грудью мне на грудь, и тогда я нежно захватывал появляющийся передо мной сосок губами, тут же языком с усилием сквозь слегка прижатые зубы его выталкивал, затем повторял то же, но уже с другим соском, доводя тем самым свою партнершу до неистовства.
Алла оказалась весьма любвеобильной партнершей, и при этом ласковой, словно кошечка; полный благодарности к ней, я со своей стороны старался доставить девушке как можно больше удовольствия; эти ощущения, как я чувствовал, были взаимны. И все же, как мне ни чудесно было с Аллой, я почему-то не мог забыть ее подругу – черноглазую красотку Регину, и в редкие минуты отдыха от секса я то и дело представлял себе ее лицо.
В эти минуты, стараясь не думать о ней, я всю энергию страсти направлял на Аллу; та легко и радостно принимала меня и при этом счастливо и беззаботно смеялась. Спустя какое-то время, почувствовав, что уже вполне удовлетворен, я отвалился от партнерши и притих, прижавшись лбом к приятно прохладной стене; Алла устроилась рядом и вскоре, упершись носом мне в бок, сладко засопела.
Девушка уже крепко спала, когда я стал ревниво прислушиваться к негромким звукам за стеной, в соседней комнате. Нет, я не услышал там ни стонов, ни страстного шепота, как можно было бы предположить, Кондрат с Региной банально ссорились. Она слезным тоном умоляла его о чем-то, он, судя по всему, был непреклонен в своих требованиях, или же читал ей мораль – словом, там, за дверью, происходило что-то нелицеприятное, то есть общего языка ребята явно не находили.
Я тихонько вылез из постели, пробрался на кухню, быстро сполоснулся из чайника над тазиком, затем, вернувшись, натянул на себя брюки и деликатно поскребся в соседнюю дверь. Услыхав недовольный голос Кондрата спросившего «кто там?», я прошептал в замочную скважину: «Это я, братишка, мне кажется, что во входную дверь кто-то стучится». Я знал, что эта ложь была единственной, на которую мог купиться хозяин квартиры.
Спустя несколько секунд щелкнула задвижка на двери, и Кондрат вышел из комнаты. Он был в брюках, рубашка расстегнута, а лицо его буквально пылало от злости. Мы вместе вышли в прихожую, где я взял его за руку:
– Давай, брат-Кондрат, сделаем рокировочку, а то ты так, пожалуй, с этой девочкой, доиграешься до нервного срыва.
Он нервным движением отнял свою руку, потом, подумав несколько секунд, вздохнул, через силу улыбнулся и сказал:
– Извини, брат, ты конечно прав, так, может, даже лучше будет, а то я уже было собирался этой Регине по физиономии надавать, упрямая, стерва, ни на какие компромиссы не идет и ни на что не соглашается. А что твоя Алка, ничего девка?
