Вульф (ЛП) - Хоуп Пейсли

— Мы помогаем наркоманам. Людям, о которых забыли. Многие не понимают, что правительство сквозь пальцы смотрит на то, что картели ввозят наркотики в эту страну, они создают наркоманов. Они не облегчают людям путь к трезвости. На самом деле они помогают им оставаться наркоманами. Мы финансируем клиники и помогаем ввозить лекарства, которые нужны, чтобы помочь людям избавиться от зависимости. Более дешевые лекарства означают, что большее количество людей смогут вылечиться.

— Торгуешь наркотиками? — спрашивает Бринли. Умная девочка. Я напоминаю себе, что, как бы безумно это ни звучало, я знаю эту женщину всего полторы недели. Я смотрю на нее, все еще сомневаясь.

— Я видела, как ты убил человека, — говорит она. — Я знаю, где он похоронен. Если я проболтаюсь, меня в любом случае убьют, так что какая разница, скажешь ты мне или нет? — спрашивает она с дерзкой, немного пьяной улыбкой.

Я делаю последний глоток. Поднимаю ее теплое тело и усаживаю в кресло рядом, затем закрываю бутылку, после чего ставлю ее обратно в шкаф и закрываю его.

— Да, наркотики на черном рынке. В основном метадон, мы поставляем его с большой скидкой, что делает его более доступным для клиник. Чем больше они могут получить, тем большему количеству людей они могут помочь. Мы также помогаем привлечь больше консультантов наркологических служб. Только в этом году мы помогли профинансировать и открыть четыре клиники в Атланте, в самых неблагополучных районах. «Адептам Греха» не нравится то, что мы делаем. Меньше наркоманов, больше бдительных глаз на их улицах — меньше денег для их клуба. — Я смотрю в окно на ее пустой двор.

— Многие солдаты становятся наркоманами, чтобы изгнать демонов, поселившихся в них из-за того дерьма, которое им пришлось пережить. — Я пожимаю плечами. — Это единственный способ, которым я могу им помочь.

— Я никогда не думала о том, что можно делать что-то незаконное ради высшего блага. Когда я росла, все всегда было черно-белым. Неправильное было неправильным, а правильное — правильным. — Бринли смотрит на меня, заправляя волосы за ухо.

— А сейчас что ты думаешь? — спрашиваю я, искренне интересуясь тем, каким она меня видит.

Она встает и подходит ко мне, обнимает руками за талию, приподнимается на носочки и целует в подбородок.

— Я чувствую себя виноватой, что заблуждалась, — честно отвечает она, и в моей груди поселяется странное чувство.

— Ты понимаешь, почему я делаю то, что делаю? — спрашиваю я, удивляясь, какого черта меня волнует ее мнение.

Бринли кивает.

— Думаю, да. Ты — более страшная версия Робин Гуда? — спрашивает она с легкой улыбкой.

Я снимаю ее руки со своей талии и направляюсь в спальню. Она молча идет за мной босиком.

— У меня очень эгоистичные интересы в этом бизнесе. Платят чертовски хорошо, но если я могу помочь людям, которые в этом нуждаются, я это делаю, — просто говорю я, открывая дверь и включая лампу рядом с ее кроватью.

— Тебя это когда-нибудь беспокоило? То, что ты делаешь это нелегально? — спрашивает она.

— Нет. Это лучший способ. — Я усмехаюсь. — Может, я и забочусь о своей стране, но я чертовски ненавижу правительство. Я прекрасно сплю по ночам, маленькая колибри, если ты об этом спрашиваешь.

Бринли зевает и забирается в свою кровать. Я смотрю как она укладывается, как снимает мою футболку и смотрит на меня, полагая, что я лягу с ней в постель. Тяжесть ее красоты и ожиданий, или что бы это ни было, обрушивается на меня, и я оказываюсь не готов к этому. Это камнем ложится мне на грудь.

Я застываю на краю ее кровати, когда образ последней женщины, которую, как мне казалось, я мог защитить, проносится в моем сознании. То, как она выглядела, когда жизнь покидала ее.

Я трезвею к чертовой матери. Я не забочусь о людях, и не просто так. Мой мир не из тех, что поддерживает то, что происходит между нами. Я не знаю, что это, но я знаю, что я не Акс, я не какой-то влюбленный, блядь, придурок, тем не менее, я только что рассказал женщине, которую я не знаю, слишком много о своих делах. Я сам предупреждаю об этом своих мужчин, и вот я позволяю киске задурить себе голову.

Я беру свою футболку с ее кровати и натягиваю ее через голову, и вижу выражение ее глаз, в которых читается вопрос, не собираюсь ли я просто оставить ее здесь. Если бы я был хорошим человеком, я бы этого не сделал, но я не такой.

— Не забывай держать язык за зубами, птичка. Помни, буду я с тобой каждую секунду или нет, ты все равно принадлежишь мне, — единственное предупреждение, которое я произношу, прежде чем повернуться и направиться вниз по лестнице.

Я закрываю входную дверь и выхожу в ночь. Я нажимаю кнопку блокировки на клавиатуре и не оглядываюсь.

Сейчас мне нужна ясность мыслей, которую могут дать только интенсивные тренировки с тяжелым мешком и стрельба по мишеням.

Глава 33

Бринли

Целую неделю от Габриэля не было вестей, и я очень переживаю по этому поводу, потому что у меня начались месячные. Так что, по сути, у меня есть выбор между пинтой «Ben & Jerry’s»¹⁸ и агрессивным монологом, который представляет репетицию того, что я скажу, когда увижу его. Ближе всего к тому, чтобы услышать его, был звонок от Майка, который сообщил, что мой грузовик простоит еще неделю или две, пока он ждет запчасти.

Жизнь, как ни странно, возвращается в нормальное русло. Я должна быть этому рада. Но после того, как он побывал во мне… в моем теле, в моей голове… когда завеса приоткрылась, и я увидела, что внутри, я могу признаться себе, что я одновременно и поражена, и рассержена тем, что Габриэль просто бросил меня в одном нижнем белье посреди кровати.

Чего я не ожидала, так это того, что смогу понять, чем он занимается, и окажусь неправа. Родители учили меня, что есть черта, развилка на пути добра и зла. Ты идешь либо по одному, либо по другому пути. Габриэль, похоже, учит меня, что есть способ стереть эту черту, и сделать это можно с достоинством — по причинам, которые действительно имеют смысл. Я не ожидала, что он занимается незаконной деятельностью из благородных побуждений, и это создает такую серую зону, о существовании которой я никогда не подозревала. Теперь, когда у меня было несколько дней на размышления, я понимаю, что сопротивлялась осознанию этого факта, потому что это означает, что, то, во что я всегда верила, не обязательно лучше, оно просто другое.

Как бы то ни было, возвращение моей скучной жизни, вероятно, к лучшему. Если он действительно покончил со мной, я напоминаю себе, что не иметь дела с взрывающимися грузовиками и людьми, которые убивают без всяких угрызений совести, — это на самом деле хорошо.

Я каждый день разговариваю с Лейлой, хожу на работу, ужинаю и делаю то же самое на следующий день. Я погружаюсь в работу с головой. Я улыбаюсь и пытаюсь притвориться, что меня не изменило вторжение этого человека в мою жизнь.

В пятницу, когда я ухожу на работу, строители и члены клуба, которым я всю неделю приносила угощения из городской пекарни, сообщают мне, что сегодня должны закончить мое крыльцо. Оно очень красивое, но мне все еще нужно оплатить счет. Я ни за что не позволю, чтобы мой парень на одну ночь, превратившийся в похитителя, а затем исчезнувший, заплатил за него.

Я взяла дополнительный день на работе, хотя я должна была выходить только в понедельник и среду. Но, как сказал Делл во время стажировки, мой опыт позволит мне работать больше часов, если я захочу. Я пообедаю с Лейлой, а потом планирую провести выходные в пижаме, свернувшись калачиком, с какой-нибудь едой на вынос. Может быть, поработаю в саду. Я заглядываю в кофейню, чтобы выпить свой обычный латте, прежде чем погрузиться в работу.

— Я уже принес тебе, — радостно улыбается Делл, когда я вхожу в офис. — Я отправил тебе сообщение.

Я достаю свой телефон.

— Так и есть. — Я улыбаюсь.

— Ну что ж, теперь у меня их два, лишний кофе не помешает. — Это правда, я сплю не лучшим образом. Ночью мне снится, что я не одна в своей комнате. Я говорю себе, что это просто мой жуткий старый дом, потому что, когда я просыпаюсь, там, конечно же, никого нет.