Элита (СИ) - Салах Алайна

— Лучше позвони отцу, — глухо предлагает Пётр, глядя, как Тимур в панике наматывает круги по номеру. — Скорая и менты могут сделать только хуже.

Резко остановившись, Тимур смотрит перед собой и, приняв решение, выуживает телефон из кармана и стремительно выходит в коридор.

Оттянув подол платья до самых икр, я разглядываю крошку стекла под ногами. Это я разбила о голову Морозова вазу в попытке высвободиться — а этому уроду хоть бы что.

— Да, пап, извини, что беспокою так поздно… — доносится из-за неплотно прикрытой двери дребезжащий голос Тимура. — У нас тут инцидент произошёл… ну, как инцидент… полный пиздец, если называть вещи своими именами.

Намеренно игнорируя хрипящее тело, я нахожу глазами Леона. Упершись лбом в окровавленные ладони, он смотрит в пол, но потом, словно почувствовав мой взгляд, поднимает голову.

Клокочущий ком подступает к горлу вместе с новой порцией слёз, но я не позволяю им пролиться. Даже напротив — усилием воли приподнимаю уголки рта, давая понять, что я в порядке. Сознание вмещает лишь часть случившегося кошмара, и сейчас так даже лучше. Одно я знаю наверняка: в мире нет человека, которому я была бы благодарна больше, чем Леону, — и этого уже никогда не изменить.

— Всё понял, пап… Да, да… Мне самому позвонить? А, ну хорошо… я, в принципе, так и понял…

Хлопок двери заставляет разорвать наш зрительный контакт. Тимур возвращается в номер, выглядя немного бодрее, чем пару минут назад.

— Отец сказал, что полицию пока подключать не стоит. Если стороны решат договориться, могут возникнуть сложности. Медики отвезут Дэна в частную клинику, а дальше…

Не договорив, он смотрит на меня:

— Лия, ты как настроена? Будешь писать заявление?

Плотнее обняв себя руками, я снова вглядываюсь в каменное лицо Леона.

— Я пока плохо понимаю, что делать… Главное, что это не навредило ему.

— Короче, тогда ментов пока точно не зовём, — с видимым облегчением констатирует Тимур и снова прикладывает зажужжавший телефон к уху.

— Да, пап. Он… — Сжав губы, он подходит к Морозову и, наклонившись, глухо уточняет: — Дэн, ты же сам не сможешь встать?

Захрипев, тот еле заметно крутит головой.

Боковым зрением я вижу, как Пётр, сидящий на полу, саркастично закатывает глаза. Я и сама готова усмехнуться: Тимур точно перенервничал, раз уточняет очевидное.

Что происходит дальше, я помню лишь урывками, будто кто-то торопливо переключает кадры. В приоткрытое окно залетает протяжный вой сирены, слышатся торопливые хлопки дверей.

Следующее, что я вижу: двое мужчин в форменных куртках без опознавательных знаков разворачивают носилки. Морозов стонет, когда его перекладывают на них, силится что-то сказать, но разбитый рот выталкивает только сгусток крови. Я сразу же отворачиваюсь, чтобы не испытывать даже толики сочувствия к нему.

Потом каким-то образом оказываюсь бредущей по коридору в объятиях отельного пледа и Милены. Остатки гостей растекаются по номерам, не забывая с опаской и сочувствием на меня коситься.

Да, это снова я, друзья, — апатично иронизирует внутренний голос. — И снова в эпицентре пиздецовых событий.

Тело ватное и одновременно гудит, отходя от шока. Я рада, что Милена здесь, но мне нужен Леон. Почему его нет рядом?

— Лия.

Я оборачиваюсь и вижу Петра. Плечи втянуты, взгляд виноватый до невозможности.

— Прости… — он делает глубокий вдох, будто планируя погрузиться под воду, — …если можешь. Я не должен был уходить и оставлять тебя одну.

Мне хочется его успокоить, сказать банальное «всё в порядке», но из-за спазма выходит только сдавленный сип.

— Если понадобится помощь — любая… адвокат, врач, свидетельство… — он запинается, — …ты всегда можешь ко мне обратиться. Невзирая ни на что.

Я киваю: слова всё ещё не идут, но в груди шевелится благодарность. Он всё-таки ничем мне не обязан.

Зал окончательно опустел. Отпихнув ногой ворох цветных конфетти, я подхожу к барной стойке в поисках воды. Метрах в десяти Милена что-то настойчиво выговаривает своему блондину — кажется, объясняет, почему прямо сейчас не может подняться с ним в номер. Всё же она милашка.

Леон возникает рядом беззвучно: руки до локтей в запёкшейся крови, на футболке бурые пятна.

— Привет, — тихо выговариваю я, встречая его расширенный, непривычно тёмный взгляд.

— Извини, что исчез, — его голос звучит хрипло. — Нужно было поговорить кое-с кем по телефону.

Кивнув, я смотрю себе под ноги. В голове творится полная каша. Сегодняшний день бесповоротно изменил мою жизнь, за одним-единственным исключением: мне по-прежнему хочется, чтобы он всегда оставался рядом.

— И что теперь?

— Хочу увезти тебя отсюда.

Я резко вскидываю глаза. Леон смотрит в ожидании. Думает, что я откажусь? Расплачусь, замотаю головой или стану задавать вопросы, куда именно он собирается меня отвезти? Грудь распирает волной оживающих чувств. Господи, да пусть отвезёт меня куда угодно — мне совершенно плевать.

57

Промозглый ноябрьский воздух моментально забирается под пальто, накинутое на плечи, и заставляет зубы отбивать чечётку. Хотя дело, возможно, не только в холоде, а в том, что тело любым способом пытается избавиться от проникшего в него ужаса.

Леон открывает пассажирскую дверь «Порше», стоящего у самого входа, заботливо придерживает за локоть, когда помогает сесть.

Знакомые хвойные ноты, пропитавшие салон, официально признаются лучшим запахом этого дня. Вобрав в себя побольше, я откидываюсь на спинку сиденья и прикрываю глаза, позволяя поверить, что нахожусь в безопасности.

Хлопает водительская дверь, Леон снова оказывается близко. Я только сейчас замечаю, что он по-прежнему в одной футболке.

— Холодно же, — тихо журю его.

— Я торопился. — Запустив двигатель, он мечет в меня пронзительный взгляд. — Чувствовал, что надо успеть.

Сглотнув, я пытаюсь улыбнуться. Это самое настоящее чудо, что ему удалось. Не знаю, как смогла бы жить, если…

Голова трясётся в протесте. Нет-нет, не хочу ни думать об этом, ни представлять. Может быть, позже, когда придётся… или чтобы оценить всю прелесть моей нынешней жизни… Но сейчас надо концентрироваться на хорошем… Например, на том, что Леон сидит рядом и мы едем куда-то вместе. Совсем наплевать, куда.

Я смотрю на его кисти с множественными воронками ран, из которых до сих пор сочится кровь, на бурые пятна на футболке. Внутри зреет что-то очень сильное и большое, гораздо более глубокое в сравнении с тем, что я чувствовала к Леону ещё вчера. Признательность, восхищение, нежность, безусловная преданность, уважение… Концентрация самых чистых чувств, среди которых больше нет места мелочности, ревности или обиде.

— Спасибо тебе за всё, — тихо выговариваю я. — Если ангелы-хранители существуют, то мне достался самый лучший.

Вместо ответа Леон касается моей ладони — очень коротко и быстро, но и этого достаточно, чтобы грудь щедро обдало теплом.

Голубоватый свет фар вспарывает мрачную темноту ночи, и «Порше», грозно фыркнув, уносит нас от этого проклятого места.

С выездом на трассу внутри наконец становится тихо. Музыка играет ровно так, как нужно: её размеренный ритм едва различим в повисшей тишине. Плечо Леона находится всего в десятке сантиметров от моего, и я то и дело чувствую на себе его взгляд — хмурый и обеспокоенный.

— Я не хочу ехать в дом, — негромко произносит он, словно расслышав мою невысказанную просьбу.

— Я и не настаиваю.

— У отца в городе есть квартира. Если ты не против — поедем туда.

Я молча киваю. Волнение шевелится под рёбрами, но очень вяло, притуплённое переизбытком эмоций. Леон всегда знает, как лучше, и сейчас мне особенно нравится ему верить. Не знаю, что будет завтра — а что-то мне подсказывает, что завтра будет непросто, — но сейчас хочется расслабиться и плыть по течению, с доверием наблюдая, куда оно нас занесёт.