Элита (СИ) - Салах Алайна

— Какой номер ты ей дал?!

— Двадцать… двадцать пятый… — растерянно произносит он, будто немного отрезвев. — А что случилось-то?

Я агрессивно мотаю головой. Нет времени объяснять.

— Где взять ключ?

— Ключ она забрала у Лизы… Это девушка внизу. Но если что-то срочное — можешь попросить у неё мастер-ключ…

Дальше я его уже не слышу. Лица, лица, танцпол, распахнутые двери, лестница… целый миллиард ступенек.

— Мне нужен ключ от двадцать пятого номера, — требовательно чеканю я, чтобы у Лизы не было и мысли мне отказать.

— Но у меня нет… — растерянно мямлит она. — Я его отдала…

— Тогда мастер-ключ.

— Его я тоже отдала… — глаза девушки испуганно расширяются. — Другому парню. Он сказал, что она его девушка и они ночуют вместе.

В голове что-то рвётся тонким пищащим звуком, непрекращающийся бит обрывается, чтобы в следующую секунду зазвучать так, что лопаются барабанные перепонки. Лия в номере одна. А этот мудак нашёл способ к ней зайти.

— Мне срочно нужен ключ, — хриплю я, наваливаясь ладонями на стол с бокалами. Те жалобно дребезжат. — Ещё один.

— Но мне нужно будет отдать его завтра, чтобы уборщицы могли приступить к работе… — лепечет девушка.

— Просто дай.

Наверное, что-то в моём голосе выдаёт, насколько важна эта просьба, потому что после секундной заминки Лиза торопливо лезет в карман и протягивает мне карту на синем шнурке.

— Только верните, пожалуйста! — жалобно несётся мне вслед. — Двадцать пятый номер — это четвёртый этаж! Лучше поднимайтесь на лифте.

Но к лифту я не иду. Бегу к лестнице.

Ступени скачут перед глазами, лёгкие жжёт до тошноты. Не из-за усталости от нескончаемой гонки, а из-за панического страха не успеть.

Сколько времени прошло с того момента, как Лия покинула вечеринку? Когда он успел к ней подняться? Если бы речь шла о ком-то другом… Но речь идёт об отбитом мудаке, которому неведомы границы дозволенного. Для Дениса любой самый отвязный поступок сходил с рук благодаря протекции отца. Поэтому он даже не понимает, когда и по какой причине должен остановиться.

Мой взгляд чертит линию по нескончаемой стене коридора. Девятнадцатый номер… двадцать первый… двадцать третий… двадцать пятый…

Впечатав пластиковый прямоугольник в замок, я толкаю дверь так, что она с размаху ударяется в стену.

На долю секунды в голове мелькает мысль, что Лия может спать, а я своим появлением разбужу её и напугаю… Но только на долю секунды… Открывшееся зрелище не даёт шанса ошибиться.

54

Если бы я не знал наверняка, что Лия находится в этом номере, я бы её сразу не узнал.

Её бледное, как мел, залитое слезами лицо сковано ужасом и безысходностью, подбородок и губы трясутся.

Прижавшись к стене, она держит в вытянутых руках вазу с обломанными краями, пытаясь защититься от него.

Платье задрано до пояса, спущенные колготки разодраны в нескольких местах. Белья нет.

Напротив неё — он, в рубашке и трусах, оттянутых стояком. Кровь на его виске — последнее, что я замечаю.

Перед глазами опускается кровавая пелена, бешеный бит в голове выключается, исчезают любые мысли.

Самое страшное, что только я мог себе представить, поднимаясь сюда, — реальность оказалась ещё кошмарнее.

Ярость, оказывается, имеет цвет. Жгуче-красный. Багровая пелена затягивает собой всё вокруг, оставляя в фокусе лишь его уродливый силуэт.

Убить. И это не мысль — мыслей нет. Убить — это инстинкт, потребность.

Я больше не владею телом — сейчас оно владеет мной, выполняя диктуемую программу: уничтожить, сломать, отомстить, наказать, размазать. Убить, убить.

Я с разбега врезаюсь в полуголую тушу, но боли столкновения не ощущаю. Рецепторы слишком поражены яростью, чтобы чувствовать лишнее.

Насильник отлетает в сторону, с грохотом врезаясь в кресло, его голова бьётся о паркет с глухим, надтреснутым звуком. В следующую секунду я уже сижу на нём.

Первый удар — в челюсть. Хруст крошащихся зубов падает в топку ярости, но не глушит её, а разжигает сильнее.

Второй удар — под скулу, чтобы наверняка сломать кость. Третий — в переносицу.

Влажное тепло струится по костяшкам пальцев, стекает к локтям.

Морозов беззвучно открывает и закрывает рот… Наверняка стонет, но я не слышу. В голове звучит лишь собственный голос, требовательно повторяющий: убить, убить.

За то, что взял ключ. За то, что посчитал, что ему можно.

За то, что тронул её.

За то, что её слёзы и испуг не помешали ему возбудиться.

За то, что он совершил самое мерзкое, что возможно сделать по отношению к женщине.

Он выставляет руки в попытке закрыться. Я сбиваю их локтем и бью снова.

Его лицо — месиво из сломанных костей, вспоротой кожи и крови, но это не позволяет остановиться.

— Сука… — собственный голос кажется чужим и неузнаваемым. — Уёбок… Тварь… Сдохни, сука, сдохни…

Острый металлический запах мешает видеть и дышать. Я молочу его почти вслепую.

Барабанные перепонки чуть приоткрываются: откуда-то издалека слышны сдавленные хрипы и звук моего имени.

Кажется, меня зовёт Лия… Но я пока не могу. Уничтожить, убить…

Стерев локтем красные подтёки с глаз, я хрустко вбиваю кулак в правую скулу.

Кожа лопается, между пальцами горячо хлюпает…

Всё равно мало… Этого недостаточно…

Я хватаю ворот рубашки и впечатываю ублюдка затылком в пол… Ещё раз и ещё…

Никогда, ни разу в жизни я никого так не презирал.

Перед глазами стоит её затравленное лицо с подтёками слёз… Ненавижу… Тварь… Нелюдь…

Тело по-прежнему решает за меня, не давая возможности обдумывать действия.

Приподнявшись, я что есть силы бью Морозова коленом в пах, чтобы за один удар вытравить из памяти кадр его топорщащихся трусов.

Чтобы он больше никогда… Ни за что в жизни…

Шум вокруг становится всё громче. Слышится хлопанье дверей, крики… Моё имя повторяется раз за разом.

Леон!

Леон!!!

Блядь, это пиздец… Он же сдохнет…

Сука-а-а… У него же полбашки нет.

Да помогите кто-нибудь, блядь… Я его сдвинуть не могу…

Блядь, позовите остальных… Не видишь, ему вообще похер…

Леон, остановись… Ты же сядешь, друг… На хер тебе это нужно…

Леон, всё, всё… Хватит с него…

— Уйдите все на хер… — хриплю я, сбрасывая с себя цепляющиеся руки. — Я его убью.

— Леон, Лию пугаешь… Его не жалко, её пожалей…

Сознание медленно, капля за каплей, проникает в меня, разбавляя густую красноту солнечно-жёлтым цветом.

Жёлтый цвет — солнца, а солнце ассоциируется у меня с ней.

— Вот так, правильно, друг… — голос Тимура слышен совсем близко. — Оставь его…

Петь, не отпускай, не опускай… Держи крепче…

Сука, что делать, а… Ментов и скорую, похоже, надо…

Несколько рук тянут меня за собой, вынуждая подняться.

Я заставляю себя оторвать взгляд от булькающего кровью тела и искать её.

Лия сидит на краю кровати, обхватив себя руками. Её тело мелко трясётся, слёзы продолжают катиться.

Тимур прав: я сильнее её напугал.

— Друг, давай выйдем…

Мотнув головой, я сбрасываю с себя руку Петра и в два шага оказываюсь перед ней.

Опускаюсь на колени, заглядываю в глаза в надежде прочесть ответ.

Отыскать его там невозможно — слишком много слёз.

Ничего бы этого не случилось, если бы я поехал на эту вечеринку с самого начала, как она и хотела.

— Я успел?

Протяжно всхлипнув, она быстро и мелко кивает.

— Так хотелось, чтобы хоть кто-нибудь меня спас… Ты даже не представляешь.

55

Лия

В коридоре кто-то разбивает стакан — тонкий хруст стекла впивается в расшатанные нервы, заставляя дёрнуться и зло уставиться на дверь. На сегодня с меня достаточно разрушительных звуков — мир и без того трещит по швам.