Элита (СИ) - Салах Алайна

Поёжившись, я обнимаю себя руками. Атмосфера вокруг становится чужеродной, отталкивающей, я сама ощущаю себя крошечной и очень несчастной. Начинает хотеться исчезнуть, а ещё лучше — очутиться в своей спальне и, накрывшись с головой одеялом, согреваться знанием, что всего в нескольких метрах от меня спит Леон.

Да-да, именно так. Честное одиночество — вот что мне сейчас необходимо. Одиночество в толпе — это особо изощрённый вид пытки.

Пробираясь сквозь препятствия в виде надушенных смеющихся тел, я ищу глазами Тимура. Поймав мой взгляд, он выразительно косится на Лену, стоящую рядом: мол, сейчас стоит быть аккуратнее с шутками.

— Подскажи, а здесь не осталось ли свободного номера, где я смогу переночевать? — оттащив его в сторону, я смотрю с мольбой. — Хоть самого крошечного?

— А что с Петей? — Тимур выглядит озадаченным. — Поругались?

— Нет. Просто у нас не получилось… В смысле не секс, а вообще отношения.

— А, ну бывает… — сосредоточенно нахмурившись, он ощупывает карманы брюк. — Так, всё, придумал. Сейчас идёшь в вестибюль, находишь Лизу, ту, что встречает гостей с шампанским, и просишь ключ от двадцать пятого номера. Там кровать всего ли queen-size, но, думаю, тебе хватит.

— Спасибо, — расчувствовавшись, я быстро обнимаю его. — Ты настоящий друг.

— Так ты что, бросаешь меня, получается? — Тимур разочарованно гримасничает. — Я думал, мы с тобой ещё пару раз вмажем на брудершафт.

— Вмажем, но не сегодня, — я натянуто улыбаюсь, ощущая, как состояние с каждой секундой становится всё более неустойчивым и слезливым. — Я немного перепила, и мне надо поспать.

На прощанье пожелав имениннику весёлого окончания вечера, я устремляюсь в вестибюль на поиски Лизы. Переночую тут, а рано утром вызову такси — и плевать, сколько это будет стоить. Была договорённость, что меня отвезёт Пётр, но после моей отповеди ему едва ли захочется это делать. Я не в обиде: каждое принятое решение имеет последствия — как приятные, так и не очень.

На лестнице меня пару раз заносит в сторону, так что приходится схватиться за перила. По какой-то причине моя голова работает как часы, а вот тело даёт сбой.

Выслушав моё сбивчивое объяснение, девушка сразу же выдаёт мне карту, заодно сообщив, что двадцать пятый номер находится на четвёртом этаже и добраться в моём состоянии туда лучше на лифте.

Ткнув нужную кнопку, я смотрю, как цифры на табло сменяют одну другую. Всё же не зря говорят: от себя не убежишь, а алкоголь ни от чего не спасает. С каждой секундой потухшее на время лицо Леона становится всё более чётким и осязаемым, а его голос, звенящий от безысходности, — всё громче. Да, ему больно видеть меня с другим, но это ничего не меняет: у него свадьба через три месяца, на которой будет много высокопоставленных гостей, и всё это, не считая сшитого на заказ платья Эльвиры и квартиры с ремонтом, в которой им предстоит счастливо жить.

Отперев номер, я, не включая свет, скидываю с ног туфли и падаю лицом в подушку. Запах лавандового кондиционера и тишина действуют на нервы успокаивающе. Всё же проживать боль честнее и эффективнее одной, чем под музыку и с шампанским. По возвращении домой можно даже от души поплакать при условии, что мама не обнаружит моей пропажи. А если обнаружит, то плакать придётся, но уже по-другому поводу.

А сейчас… Зажмурившись, я кручу головой в попытке избавиться от образа Леона, отчаянно дёргающего себя за волосы. А сейчас мне лучше уснуть.

Из глубокой ямы сна меня выдёргивает ощущение нехватки воздуха. Я пытаюсь сделать вдох, но грудь словно придавило камнем, который не сдвинуть.

Удушающая паника стремительно оккупирует каждый миллиметр тела. Распахнув глаза, я дёргаю руками и ногами в отчаянной попытке сесть, но не выходит и это.

На окончательное пробуждение требуются секунды, после которых выясняется, что груз, придавивший меня, — это вовсе не метафора из сна, а часть ужасающей реальности. Груз — это огромное тело, навалившееся на меня, тело, пахнущее тяжёлыми мужскими духами и алкоголем. А ещё руки, лихорадочно шарящие по мне… больно щипающие грудь и настойчиво проталкивающиеся мне между ног…

— Какого чёрта… — в панике хриплю я, пытаясь столкнуть с себя сопящую тушу.

— Заткнись, сучка… Давно нужно было тебя выебать, чтобы не думала на меня свой рот раскрывать.

52

Леон

В последний раз так плохо мне было в четырнадцать после удаления аппендикса. Помню, что очнулся в палате от ноющей боли, которая никак не проходила. По просьбе отца мне вкололи обезболивающие, но они по какой-то причине совершенно не действовали. Двадцать четыре часа я был заложником поломки в собственном теле и никто не мог мне помочь. Мыча, я беспомощно катался по кровати, молясь чтобы этот ад когда-то закончился.

То же самое я чувствую сейчас. Полную потерю контроля над собственной жизнью и адову боль оттого, что она уехала с ним. Отец часто хвастался друзьям, что с самого детства был не годам сдержанным и никогда не совершал опрометчивых поступков. Интересно, чтобы он сказал сейчас, узнай, какая каша творится у меня в голове. Я дважды порывался написать Эльвире о том, что нам нужно расстаться, едва не поехал вслед за машиной Петра и вот уже час мечусь по дому, пытаясь решить, как мне в конце концов стоит жить.

Порой мне нравится думать, что до появления Лии в моей жизни все было прекрасно. Учеба, тренировки, торги на криптобиржи, устоявшиеся отношения с Эльвирой — меня по большому счету все устраивало. Моя тяга к ней абсолютно иррациональна — да, Лия безусловно красива, но красивых девушек в моем кругу немало, а потому… Может быть дело в том, что она смотрит на жизнь совершенно по-другому: просто и открыто. Не нравится — разозлилась, нравится — сразу дает об этом понять, а если и ошибается, то легко это признает. При этом она совершенно не глупая и не легкомысленная, просто другая… Она — кричащее пятно в моем царстве порядка и выдержанных тонов… То, что Эльвира называет вульгарностью, напрочь одурманило меня и сбило с ног. Не уверен, что наш с ней союз жизнеспособен, но и поделать со своим влечением ничего не могу. Оно похоже одержимость, перед которой любой довод разума ровным счетом ничего не стоит.

Вспышки фар, отразившиеся в окне, заставляют меня оторваться от созерцания собственных рук. Из приоткрытого окна доносится хлопанье автомобильных дверей, смех сестры и восторженное сопрано Ирины, обсуждающих представление.

— Смотрите, кто нас встречает, — Брови отца при виде меня удивленно приподнимаются. — Я думал, ты сегодня у Матюхина на Дне рождения. Не поехал?

Каждая мышца в теле так сильно скована напряжением, что даже челюсть двигается с трудом.

— Пап, мы можем поговорить?

Отец быстро смотрит на часы, намекая, что время позднее, но тем не менее кивает.

— Кажется дело срочное. Ну ладно, давай поднимемся в кабинет.

Через силу улыбнувшись Каролине, наблюдающей за мной с подозрением, я поднимаюсь по лестнице вслед за отцом. Стадия отупения стремительно переходит в желание действия, и я испытываю почти раздражение оттого, как медленно мы идем.

— Слушаю тебя, Леон. — Тяжело опустившись в кресло, отец одну за другой расстегивает запонки. — Ты присесть не хочешь?

Я мотаю головой.

— Я пришел потому что мне нужен твой совет.

— Говори.

— Не воспринимай то, что я скажу, как сиюминутный порыв… я думаю об этом продолжительное время.

Взгляд отца становится цепким.

— И о чем?

— О свадьбе. И о том, что я к ней не готов. Знаю, что приложено много усилий и вовлечены люди, но так я чувствую. Такое сильное сомнение в том, что я делаю, я ощущаю впервые, и решил это с тобой обсудить.

Отец молчит, ритмично постукивая пальцами по столу. Сердце напряженно барабанит в грудной клетке. Отец никогда ни в чем меня не обвинял, но по какой-то причине я все равно чувствую нарастающее эхо вины перед ним. Словно не оправдал возложенных ожиданий.