Запрещенные слова. Том первый (СИ) - Субботина Айя
— Шампанское лучше в холодильник, — говорю на автомате, пока Игорь разглядывает меня с видом бездомной собаки.
— Я же говорила, что она — не дружелюбная, — «извиняется» за мою немногословность Лиля и уводит гостя обратно в гостиную.
— Мне нужна твоя помощь, — говорит мама, и кивает в сторону кухни.
Я еще минуту стою в коридоре и слушаю, как наш гость разговаривает с племянниками.
Андрея называет «Андрейка».
Настойчиво лезет с разговорами к Ксене, но моя племянница всегда очень настороженно относится к незнакомцам, поэтому ее почти не слышно. Если бы в комнате не было сестры, я бы точно не позволила незнакомому мужчины остаться с ними наедине, но сейчас решаю не вмешиваться.
На кухне меня уже ждет гора тарелок, коробка со столовым серебром и белое льняное полотенце, чтобы все это перетереть до блеска. Такое впечатление, что у нас английская королева будет ужинать, а не очередное Лилькино увлечение.
Я натираю третью по счету тарелку, когда все-таки решаюсь спросить, кто это и откуда взялся.
— Лиля познакомилась с ним на сайте. Очень солидный мужчина. У него своя «двушка» и иностранная машина. — Мама выглядит очень довольной.
— Мне это ни о чем не говорит. Чем занимается? Сколько зарабатывает?
— Столько, сколько нужно, — фыркает она, — чтобы подарить твоей сестре дорогую вещь!
Это она, видимо, о том кулоне, который Лиля теребила так нарочито, как будто боялась, что я вдруг могу его не заметить. Кулон как кулон, цепочка, желтое золото.
Но эти выводы я держу при себе. В конце концов, кто я такая, чтобы оценивать чужие подарки? Тем более — мужские. Стоит рот открыть на эту тему — и она мне сразу напомнит, что мне самой давным-давно никто ничего не дарил, имея ввиду, конечно же, подарки от потенциального жениха.
Хотя, строго говоря, тот простой жест внимания от Резника — вино и фрукты — точно был дороже Лилькиной цепочки. Раза так в два.
— Мам, слушай. — Я откладываю еще пару идеально сверкающих, без единой пылинки тарелок. — Поговори с Лилей. Может, не стоит вот так сходу знакомить детей с мужчинами? Он что — уже замуж ее позвал?
Примерно полгода назад моя сестра вот так же привела на папин День рождения «очень хорошего мужчину», а через пару недель рыдала и дымила на кухне как паровоз, обзывая недавнего «идеального идеала» козлом и другими чУдными словами.
Я надеялась, она сделала выводы.
— Ты могла бы хоть сегодня обойтись без замечаний? — Мама швыряет прихватку на стол, поворачивается ко мне и «играет» скулами. — Без своих циничных разговоров о том, как твоя старшая сестра должна устраивать свою личную жизнь?!
— Я просто спрашиваю, — стараюсь не повышать голос. — Мне плевать, с кем она будет трахаться, если от этого потом не появится еще один ребенок или повод сходить провериться на ЗППП. Но мне абсолютно не все равно, что она тащит кого попало в жизнь детей. Они привыкают, а потом…
— Он не «кто попало»! — резко парирует мать. — Игорь достойный мужчина! Он сам захотел познакомиться с детьми. И если тебя это так волнует, то ни в каких базах должников и алиментщиков его нет! Не судим! В разводе уже несколько лет!
Есть у моей матери одна знакомая, которая где-то через кого-то проверят Лилькиных ухажеров. На моей памяти, это никогда не срабатывало, потому что в злостного неплательщика алиментов в прошлом году она все же вляпалась.
— Несколько лет в разводе? — Я позволяю себе ироничный смешок. — Мам, да у него след от кольца на пальце не остыл. Он в разводе максимум пару месяцев.
«Это если вообще в разводе», — озвучиваю про себя гораздо более неприятный вариант. Надеясь, что все не настолько плохо.
— Знаешь, — мать нервно хватает блюдо с запеченным гусем, — может, у тебя не было бы повода для гадостей, если бы ты хотя бы изредка проводила время с семьей? Ты же вечно страшно занята!
Она уходит, а я остаюсь тихонько ругать себя за то, что снова не сдержалась.
Мне как будто больше всех нужно.
Но племянников я очень люблю и прямо в эту минуту мне очень не по себе, что какой-то малознакомый мужчина называет «Андрейкой» моего семилетнего племяшку, хотя так его не называет даже родной отец и дед.
Я заканчиваю перетирать тарелки, смотрю на эту гору посуды и мысленно прикидываю, стоит ли проявить инициативу и отнести самой или лучше подождать, пока на помощь придет «идеальный мужчина».
Телефон динькает входящим.
Натка напоминает, что если у меня вообще полный ад, то мое место за ее рождественским столом абсолютно свободно в любое время. Я отвечаю, что у меня все хорошо и еще раз поздравляю ее с праздниками.
Бесцельно вожу пальцем по экрану.
Заглядываю в нашу с Резником переписку.
Он теперь почти все время мотается между нашим и центральным офисами. Так что даже когда бывает на работе, мы практически не сталкиваемся, разве что по рабочим вопросам и в кругу коллег. Меня это устраивает.
Пишу ему: «С Рождеством, Владимир Эдуардович! Всех благ!»
Аналогичное сообщение отправляю другим ТОПам. От некоторых почти сразу прилетает ответная формальная вежливость.
Захожу к себе на страницу, заранее зная, что нарушу обещание и все-таки буду листать список просмотров сторис, в надежде увидеть там Шершня. И так же заранее знаю, что его там не будет.
Три недели тишины. Для людей, которые не знали друг о друге ничего и просто остро и эмоционально обсуждали книги, это более чем понятный срок. Точка.
Самое смешное, что я сама же думала, что после «исповеди» не захочу ему писать. Не смогу. Что просто выплесну горе, почувствую облегчение и смогу снова нормально дышать.
Выплеснула. Стало легче.
Только всю ночь не спала — тыкала как дура в телефон, надеясь, что Шершень хоть что-то напишет.
Обидно, что мужчина, который казался довольно современным и глубоким, вот так отреагировал на мое признание о сексе с почти что незнакомым человеком. Другого объяснения его внезапной пропажи, у меня нет. Даже сейчас, если заглянуть в нашу переписку, последнее, сообщение в ней — его короткое «пиздец» через минуту после моего длинного монолога. Так что все логично.
Я иногда вижу, что он постит какие-то сторис и на странице появились новые стильные фотки, но я ничего не смотрю. Не потому, что не интересно — меня просто разрывает, так хочется узнать, чем он живет все эти двадцать дней. Но мне тупо стыдно, что он может точно так же заглянуть в просмотры и увидеть, что я за ним наблюдаю. Что он отпустил, а я — нет.
Его фото и видео в нашей переписке я тоже не смотрю.
Хотя тянет просто невыносимо.
Даже сейчас, когда вроде бы слегка успокоилась, я не понимаю, что это вообще было. Формулировка «между нами» кажется ужасно наивной. Не было никакого «между нами».
Может, мама права, и мне надо самой себе посоветовать свои советы?
— А меня за посудой прислали, — голос «гостя» отвлекает от навязчивых мыслей.
Я жестом показываю на гору тарелок, убираю телефон в карман худи. Когда Игорь примеряется тащить сразу всю гору, предупреждаю, что это любимый мамин сервиз и лучше не рисковать. Он делить стопку надвое и несет первую. Я, конечно, впрягаться в помощь не собираюсь.
Перетираю ложки и вилки.
Когда он приходит за ними и ждет, когда закончу, я нарочно тяну время.
Может, зря я так? То, что мужчина просто не вписывается в мой круг, не делает его автоматически плохим. Костюм вроде приличный, не старый, рубашка даже с модным воротником. Носки не дырявые, хотя, справедливости ради, это был бы полный зашквар. Такой кадр даже Лилька не выхватит.
У Игоря звонит телефон.
Замечаю, что на простой звонок он как-то слишком резко опускает в карман руку.
Поговорить выходит в коридор, как бы невзначай толкая дверь на кухню.
Я продолжаю тереть ложку, но иду вперед.
Напрягаю слух.
В том, чтобы не разговаривать о чем-то в присутствии незнакомых людей, нет ничего плохого. Но дверь-то зачем закрывать? И дергаться, как будто из небесной канцелярии набрали?