Запрещенные слова. Том первый (СИ) - Субботина Айя

Я какое-то время просто смотрю на черный экран, а потом все-таки набираюсь духу и нажимаю на проигрывание.

На видео — мужская фигура сидит верхом на байке.

Огромный, массивный мотоцикл, матово-черный, выглядит как зверь в засаде.

Я все так же ничего в этом не понимаю, но почему-то кажется, что это не просто байк. Это — Король байков, потому что реально крупный. И выглядит агрессивным даже просто стоя на подножке.

Взгляд фиксируется на мужчине.

Я знаю, что это Шершень. Он весь в экипировке. В расхлябанно расстегнутых перчатках, которые продолжают держатся на руках. В плотной куртке с прорезиненными вставками и парой ярко-белых тонких как лезвие косых вставок в районе ребер. Кожаные штаны на каких-то просто бесконечных длинных и мускулистых ногах. Тяжелые ботинки. Шлем с зеркальным ярко-оранжевым визором не дает разглядеть лицо.

А потом я просто вижу, что он делает.

Медленно проводит ладонями по баку. Плавно, очерчивая контуры.

Не спеша. Как будто этот металл под его руками — женская талия, изгиб бедра.

Чуть сильнее сжимает пальцы, наклоняется вперед и медленно толкается бедрами.

Так… плавно.

Так… сексуально, как будто в его теле нет костей, как будто мышцы под его кожей перетекают волной.

И это очень пОшло. Как будто не просто движение.

Как будто он двигается внутри и глубоко.

И в тот же миг мотор заводится.

Тихий, густой рык мотоцикла прокатывается через экран прямо по моим пальцам.

Господи боже, да я физически ощущаю этот звук через ладони!

Мотоцикл дрожит.

Шершень, наоборот, абсолютно расслаблен. Только на последней секунде видео поворачивает голову в камеру.

Я срываюсь с дивана.

Просто вскакиваю, как ошпаренная.

В эту секунду в голове только одна мысль: я больше никогда не возьму в руки этот проклятый телефон!

Ноги предательски дрожат.

Какой к черту Джереми Айронс?!

А самое главное — мне даже предъявить ему нечего, потому что разглядеть что-то под всей его экипировкой было абсолютно невозможно.

Он все еще аноним, мой Шершень.

Только теперь я знаю, что он высокий, мускулистый, у него широченная спина и длиннющие ноги, а еще — мощная задница. Боже, я этот толчок вперед так остро ощущаю между собственными бедрами, что приходится униженно сползать на пол, сжимать колени и перехватывать их руками.

Динь.

Я дергаюсь, как будто получила по рукам, потому что в первую секунду хочется схватить телефон.

Терплю, пытаюсь взять мысли под контроль.

Это было просто видео, что такого? Шершень выделывается, но он делает это буквально с первой минуты нашего общения. Просто в этот раз он выделывается не своими блестящими мозгами и начитанностью, не сыпет философскими размышлениями, а тычет мне в нос своим тестостероном.

Я медленно сцеживаю напряженный воздух тонкой струйкой через рот.

Обещаю себе не поддаваться на провокации.

Разблокирую телефон все еще дрожащими пальцами.

Hornet: Тебе точно не нужен массаж сердца и пара кубиков адреналина, Хани?

Hornet: Такое многозначительное молчание…

Он даже не пытается скрыть, что откровенно меня расшатывает.

Я: Ходила пописать, раз ты так жаждешь подробностей.

Я: А тебе просто нравится выпендриваться. Мотоцикл очень большой. И красивый.

Hornet: Я ему передал, он, кажется, покраснел от похвалы.

Hornet: Раз ты в настроении для подробностей, расскажи, что ты увидела.

Я: Ну нет, так не интересно)) Оставлю тебе пространство для фантазии!

Hornet: О, Хани, не искушай меня так.

Hornet: У меня с фантазией все прекрасно))

Я тихо смеюсь.

И тут же кусаю губу.

Боже. Почему мне так нравится этот разговор?

Я: И давно ты этим занимаешься?

Hornet: Гоняю или возбуждаю женщин на расстоянии?

Я молчу секунды три. Физически чувствую, как мои прекрасно выстроенные личные границы конкретно прогибаются под его сумасшедшим натиском. Но продолжаю разрешать ему это делать. И даже, страшно признавать, наслаждаюсь процессом.

У меня же карт-бланш — могу просто закончить разговор, даже ничего не объясняя.

Могу заблокировать.

Могу вообще его послать.

Но вместо этого пишу:

Я: Гоняешь.

Hornet: Около десяти лет.

Hornet: Так что если прицелилась быть моей двойкой, можешь не переживать — молочный мот у меня выпал уже очень давно.

Я: Двойкой? Это какой-то сленг?

Hornet: Девушка сзади.

Я: Да мне на твою зверюгу даже смотреть страшно! Я на него сяду только под дулом пистолета! И то вообще не факт!

Hornet: А ведь ты на секунду допустила мысль, Хани…

Допустила. Даже до этого момента позволяла картинке в моей голове обрести контуры двух фигур на мотоцикле.

Пока мужская, играючи, не сняла шлем и под ней не оказалось лицо Дубровского.

Фантазию и весь щекочущий флер флирта на грани, как ветром сдувает.

Остается только болезненное воспоминание о каждой секунде испытанного в тот момент унижения. Как он смотрел на меня сверху вниз. Как говорил о том, что я, вот такая, у него первая. До той минуты я даже не знала, что человека можно настолько безжалостно размолотить обычными словами.

Так что нет, блин.

Хватит с меня одного крутого виража с долбаным адреналинщиком.

Я: Ничего я не допустила.

Я: Просто однажды уже покаталась с любителем острых ощущений. Потом неделю от дерьма отмыться не могла.

Я не знаю, зачем все это ему пишу. Очевидно же, что рискую нарваться на мужскую солидарность и «самадуравиновата». Уж с его-то язвительностью и цинизмом, ждать чего-то другого было бы слишком наивно. Но мне, по какой-то необъяснимой причине, становится легче просто даже от двух этих коротких предложений.

Hornet: Ты не слишком драматизируешь?

Я: Когда меня сначала трахают, а потом вытирают об меня ноги, остается только драматизировать!

Hornet: Расскажешь?

Я пишу «НИ-ЗА-ЧТО!!!»

Стираю.

Снова пишу тоже самое, и снова удаляю.

А потом меня рвет. Как тряпку, просто в самый безобразный хлам.

И мои дрожащие пальцы выстукивают ему боль. И злость. И долбаный ванильный сироп, который растекся по моим венам вместо крови, когда Дубровский со мной заговорил. Я, конечно, не называю имен и не уточню места. Это не нужно. Достаточно просто передать суть.

Как я залипла на красавчика механика.

Как думала о нем почти все время.

Как хотела узнать, сколько ему лет, чтобы вдруг случилось чудо, ему оказалось тридцать и тогда бы я плюнула на все и сама бы куда-то его пригласила. Как прочитала его профиль. Как потом мне стало обидно, что умный и талантливый парень остается в стороне от дела, которое ему точно по плечу. Как просто один раз назвала его имя. И как поставила на этом большой жирный крест.

Я размазываю по экрану собственные текущие градом слезы.

Шмыгаю носом, но упрямо пишу. Распечатываю, кажется, пятый десяток сообщений. Некоторые рваные, многие с ошибками. Иногда я просто вставляю батареями ржущие смайлики — тогда, когда кончаются слова и шкалят эмоции.

Потом рассказываю про подруженьку.

Язвлю, плююсь ядом как последняя сука.

Пишу, как она поимела меня, потому что однажды я просто сказала, что залипла на красавчика-механика. Вставляю «Ты не поймешь, не грузись».

Обращаю внимание, что он даже не пытается что-то писать в ответ.

Но в онлайне не переставая.

Читает как будто еще до того, как я нажимаю кнопку отправки очередной порции душевной боли.

И дальше — просто отпускаю.

Я: Он был просто как самый красивый мальчик на школьном балу!!!