Запрещенные слова. Том первый (СИ) - Субботина Айя

Сеанс начинается.

Скорсезе снова выдает свое фирменное напряжение, неторопливо закручивая сюжет, подводя к неизбежному. Я ловлю себя на мысли, что этот фильм идеально подходит Хорнету — он как будто умеет ощущать такие истории на какой-то глубинной частоте, на которой они оживают сильнее, чем просто картинка на экране. Даже немного завидую.

Может, ему все-таки понравилось бы узнать, что я здесь одна?

Сбрасываю эту мысль и сосредотачиваюсь на фильме. На этот раз уже точно до конца сеанса.

Спустя два с половиной часа, когда титры ползут вверх, я растягиваюсь в кресле, разминаю ноги. Попкорн почти съеден, и в горле пересохло так, что самое время зайти за чем-то холодным в кафе.

Холл снова стремительно наполняется шутом. Люди выходят из разных залов, кто-то обсуждает фильм, кто-то уже собирается на следующий сеанс.

Я направляюсь к барной стойке, уже практически выбираю бутылку колы, когда мой внимание цепляется за неочевидную, едва уловимую, но знакомую деталь.

Мужской профиль. Темные волосы, основательная щетина на твердой челюсти.

Резник.

Он сидит на диванчике в зоне ожидания, откинувшись спиной на спинку. В телефоне или просто в своих мыслях — не знаю, его фигура частично скрыта за колонной.

— Девушка? — парень за стойкой привлекает мое внимание, слишком сильно переключенное на генерального, которого я была совершенно не готова здесь встретить. — Ваша кола.

Я расплачиваюсь, бросаю бутылку в сумку.

Секунду или чуть больше веду напряженную борьбу с любопытством, но потом все-таки делаю пару шагов в сторону, открывая больше пространства для обзора.

Резник одет по-простому, джинсы и толстовка. Волосы чуть взъерошены, поза расслабленная, нога на ногу, но на запястье хорошо знакомая мне «Омега» с черным стальным ремешком. Я едва узнаю в нем своего генерального директора, потому что за все время знакомства ни разу не видела его в чем-то, кроме рубашки, костюма и идеально чистых туфлей. Если бы до сегодняшнего дня меня спросили, что у него в гардеробе, я бы без тени сомнения ответила, что там только костюмы и рубашки, да.

Он поворачивает голову, замечаю, что как будто его губы шевелятся.

Делаю еще шаг назад.

Он здесь не один. Рядом с ним сидит девушка — совсем молоденькая, лет двадцать. Русые волосы подстрижены в модную сейчас «пикси», на лице яркий макияж, но губы покрыты прозрачным глянцевым блеском. Как будто она только что его нанесла. На ней джинсы, свитер в облипку, на коленях лежит кожная куртка. Она говорит что-то Резнику, едва касаясь его руки.

Меня это почему-то цепляет.

Неожиданность? Да, пожалуй.

Я слегка в шоке. Никогда не думала о том, с кем и как он проводит время за пределами офиса, но как-то явно не в настолько выбивающемся из его стиля окружении. Он всегда казался мне как будто будто вырезанным из другого формата жизни. И на спутницу смотрит совсем не таким пронзительным взглядом, который я привыкла ловить на себе в офисе.

Впрочем, сейчас он вообще меня не замечает. Справедливости ради — для этого Резнику пришлось бы повернуть голову в противоположную сторону. Он сидит спокойно, время от времени поглядывает на спутницу, но на его лице как будто нет откровенного интереса.

Я делаю глоток ледяного напитка.

Это просто совпадение, что он здесь в то же самое время, что и я?

Подмывает прямо сейчас зайти в нашу с Шершнем переписку и спросить, где он. И пока буду ждать ответ — наблюдать, достанет ли Резни свой телефон. Подсмотрела когда-то такой трюк в фильме и почему-то отложилось в памяти.

Но я собираюсь и рублю эту идиотскую мысль на корню. Мне кажется, том, как Шершень ведет переписку угадывается определенная категоричность и резкость. Резник тоже зараза в кубе. Но его резкость совсем другая, и за пределами офиса я ее ни разу не чувствовала. А Шершень жалит. И что бы он там не говорил насчет «меня вынудили» — мне кажется, жалит он многих. Когда я пытаюсь слепить из этих двоих что-то одно, получается безобразный мертворожденный монстр.

И самое главное — к чему такие сложности, если Потрошитель в любой момент может набрать мне, написать или даже куда-то пригласить? Такой хитрый план, чтобы я увидела, что он не одинок?

Пока я мысленно разгребаю мной же придуманные теории заговора, девушка рядом в Резником вдруг резко встает, бросает ему свою куртку и идет к стойке. Я с опозданием понимаю, что стою как раз на ее пути и в тот момент, когда генеральный медленно поворачивает ей вслед голову, наши взгляды сталкиваются.

Кажется, ему тоже надо время на осознание, которое я сама только что пережила.

Мои губы сами собой растягиваются в улыбку, хотя я прям нутром чувствую, что она натянутая и считывается как: «Ваши вкусы довольно специфичны, Владимир Эдуардович». Но какое мне дело? Он красивый, энергичный, чертовски уверенный в себе мужик — наверняка, запросто потянет даже парочку таких девчонок.

Резник вопросительно поднимает бровь, как бы через зал спрашивая, что происходит.

Я киваю за спину, на афишу фильма, с которого только что вышла.

Генеральный поднимается, идет ко мне. Я почему-то обращаю внимание, что кожанку своей симпатичной молоденькой спутницы он небрежно сжимает в кулаке.

— Майя, — протягивает мое имя чуть замедленно, как будто ставит этим окончательную точку в факте неожиданной встречи.

— Добрый вечер, Владимир Эдуардович.

— В жизни бы не догадался, что вы любительница Скорсезе.

— Так, я поняла, — пытаюсь шутить, — надо срочно поработать над имиджем серьезной женщины.

Я стараюсь игнорить женскую куртку, которую он перекладывает в другую руку.

И стараюсь не слишком очевидно дергать рукой, когда ощущаю в кармане короткую вибрацию телефона.

— Вы тут одна? — Резник изучает пространство вокруг.

— Ага. Подруга в самый последний момент не смогла. А я решила, что вполне взрослая девочка, чтобы ходить в кино в гордом одиночестве.

На его губах на секунду появляется удовлетворенная улыбка, он даже как будто собирается отпустить шутку (или комплимент?) по этому поводу. Но не успевает, потому что его спутница снова появляется в поле зрения, и на этот раз она не просто становится рядом, а собственническим жестом забрасывает себе на плечи его руку и прижимается бедром к бедру.

На меня смотрит резко подведенными черным маслянистым карандашом карими глазами.

Вблизи она еще красивее.

Пауза.

Никто как будто не понимает, что происходит, а потом девчонка вдруг громко смеется, выбирается из-под его подмышки и первой тянет мне руку, совсем как в какой-то молодежной комедии.

— Я — Оля, его племянница.

Племянница.

Эм-м-м…

— Майя, — пожимаю в ответ ее пальцы с длиннющими ногтями, — его директор по персоналу.

— Так вот почему Вовка такой трудоголик! — излишне громко говорит девушка, тараня его бок локтем.

Резник, в прочем, никак на выпад не реагирует.

Такое впечатление, что из нас троих неловко себя чувствую только я.

— А вы здесь… — Оставляю висеть в воздухе не произнесенный вопрос.

— Просто он привел меня в игровую комнату, чтобы не мешала ему жить, — отвечает Оля, и смеется.

А я чувствую себя еще больше не в своей тарелке.

Смотрю на Резника, хотя понимаю, что он не обязан ничего объяснять. Но просто интересно. Племянница ладно, но эта племянница точно в состоянии сама сходить на мультики.

Он тоже на меня смотрит. Именно так, как смотрела бы я, если бы не считала нужным отчитываться за то, как, с кем и где провожу свой заслуженный выходной.

— Оля поступает в медицинский в следующем году, — говорит Резник, перебрасывая куртку ей на плечи. Она сразу сует руки в рукава и опять мостится ему под бок. — Приезжает разведать обстановку.

— И испортить ему жизнь, — продолжает шутить девушка.

У меня возникает странное чувство, что при отсутствии явно слышной иронии, она именно этого и добивается — заставить нас обоих чувствовать себя неловко в ее присутствии.