Сидни Шелдон - Незнакомец в зеркале
А пока они работали в супермаркетах, гаражах, косметических кабинетах и мыли машины. Они жили друг с другом, женились в своем кругу, часто разводились и не видели, как время предает их день за днем, не замечали все новых морщин, седины на висках и того факта, что теперь макияж отнимает гораздо больше времени. Они выглядели потертым, изношенным, хотя так и не купленным товаром, увяли, не успев расцвести, были слишком старыми, чтобы начать новую жизнь, родить детей, сыграть роли, о которых так мечтали. Теперь они считали себя актерами на характерные роли. И по-прежнему жили иллюзиями.
Девушки помоложе и покрасивее существовали на то, что называли «постельными заработками».
– К чему гнуть спину с утра до вечера, когда можно заработать двадцать баксов всего за несколько минут, лежа в постели! Лишь бы перебиться, пока не позвонит агент и предложит работу!
Но Джилл подобные вещи не интересовали. Главное – это карьера. Бедная польская девушка никогда не сможет стать женой Дэвида Кеньона, теперь она это знала. Но Джилл Касл, кинозвезда, может позволить себе все, что угодно, а если она не добьется своего, опять превратится в Жозефину Цински. Этого она допустить не могла. Ни за что.
Первая роль в кино досталась ей через Хэрриет Маркус, одну из «одержимых». Брат бывшего мужа ее троюродной сестры работал вторым помощником режиссера мыльной оперы, «медицинского» телефильма, снимавшегося на студии «Юниверсал». Тот согласился устроить Джилл эпизодическую роль. Весь текст состоял из одной строчки, за что Джилл получала пятьдесят семь долларов, минус вычеты за социальное страхование, подоходный налог и налог на содержание дома для престарелых актеров. Джилл должна была играть медсестру, находиться у постели пациента и считать пульс. Вошедший в палату доктор спрашивает:
– Ну как он, сестра?
– Боюсь, не очень хорошо, доктор.
На этом все и кончилось.
В понедельник Джилл дали переснятую на ксероксе страничку со словами и велели завтра в шесть утра прийти в гримерную. Все оставшееся время девушка непрерывно репетировала. Как жаль, что ей не дали всего сценария! Нельзя же понять характер персонажа только по одной странице! Джилл пыталась представить, какая она, эта женщина, эта медсестра. Замужем? Одинокая? Или тайно влюблена в доктора? Вдруг между ними была связь, и теперь все кончено. А как она относится к пациенту? Не может дождаться его смерти или стремится, чтобы выжил?
Джилл на все лады повторяла единственную фразу – сочувственно, встревоженно, осуждающе…
Она так и не смогла заснуть, но не чувствовала ни малейшей усталости.
Когда она в автомобиле, взятом у Хэрриет, приехала к воротам студии, было еще темно. Джилл назвала свое имя охраннику, тот сверился со списком и махнул рукой:
– Съемочная площадка номер семь. Два квартала прямо, потом направо.
Ее имя внесли в список! На студии ее ждали! Все происходило, как в волшебном сне. По дороге на съемочную площадку Джилл решила посоветоваться с режиссером, дать тому понять, что она может сыграть роль в любом заданном ключе.
Поставив автомобиль на стоянку, она направилась к съемочной площадке. Там уже было полно осветителей, операторов, рабочих, переговаривавшихся между собой на каком-то странном жаргоне. Джилл ошеломленно озиралась, не понимая ни единого слова, но наслаждаясь видом, звуками и запахами шоу-бизнеса. Вот он, ее мир, ее будущее! Джилл сумеет произвести впечатление на режиссера, показать, что она не такая, как все! Он поймет, что перед ним – личность, а не просто еще одна актриса из десятков друг другу подобных!
Второй помощник режиссера направил Джилл вместе с дюжиной таких же «актеров» в костюмерную, там девушке вручили форму медсестры и отослали на съемочную площадку, где наспех загримировали.
Не успела Джилл встать, как помощник режиссера назвал ее фамилию. Девушка поспешила к «постели больного», где уже стоял режиссер. Он толковал о чем-то с исполнителем главной роли Родом Хэнсоном, игравшим мудрого хирурга, исполненного сострадания к больным. В тот момент, когда Джилл подошла поближе, актер раздраженно заявил:
– По-моему, даже немецкая овчарка может выдать лучший текст, чем это дерьмо. Почему сценарист не может придать мне хоть немного индивидуальности, черт возьми?!
– Род, наш сериал идет уже пять лет. От добра добра не ищут, да и публике ты нравишься!
– Все готово, шеф, – вмешался оператор.
– Спасибо, Хэл, – кивнул режиссер и снова обратился к Хэнсону: – Ну давай, птенчик, напрягись. Обсудим все позднее!
– Ей-богу, мое терпение лопнет! Подотрусь я вашей вшивой студией! – рявкнул Хэнсон и, резко повернувшись, удалился.
Режиссер остался один. Вот она, возможность обсудить трактовку образа, показать, что Джилл понимает его трудности и поможет как можно лучше провести сцену. Подойдя поближе, она улыбнулась, дружески, тепло:
– Я Джилл Касл. Играю медсестру. Думаю, эта роль очень выигрышная, у меня кое-какие идеи…
Режиссер рассеянно кивнул:
– Встаньте у постели!
И, отойдя, заговорил с оператором.
Джилл ошеломленно глядела ему вслед. Брат бывшего мужа троюродной сестры Хэрриет подбежал к Джилл и тихо сказал:
– Господи, вы что, глухая? Идите к постели!
– Я только хотела спросить…
– Не валяйте дурака, – яростно прошипел он. – Вон туда, быстро.
Джилл подошла к кровати и наклонилась.
– Все в порядке? Тишина! – объявил помощник режиссера. – Репетиция нужна, шеф?
– Для этого?! Снимем один раз! Дайте звонок. Всем приготовиться. Снимаем. Мотор!
Джилл, не веря ушам, услышала звонок.
Чей-то голос прокричал:
– Начали!
Все ожидающе глядели на Джилл. В голове девушки молнией промелькнула мысль, что если она попросит выключить на минуту камеры, дать ей возможность собраться, обсудить сцену и…
– Иисусе! – завопил режиссер. – Сестра! Это не морг, а больница. Посчитайте чертов пульс, пока пациент не умер от старости!
Джилл беспокойно взглянула на яркие круги света, чуть прищурилась, набрала в грудь побольше воздуха, подняла руку «пациента», нащупала пульс. Если никто не желает ничего объяснять, придется играть сцену по-своему. Предположим, пациент – это отец доктора. Они поссорились, отец попал в аварию, и теперь сына известили о несчастье. Джилл подняла глаза и увидела подошедшего Рода Хэнсона.
– Ну как он, сестра?
Джилл взглянула в глаза доктора, увидела в них беспокойство. Ей хотелось честно сказать ему, что его отец умирает, что слишком поздно пытаться просить прощения… Но нужно обо всем сообщить очень осторожно, не причинить лишней боли…
