Анна Берсенева - Опыт нелюбви
– Понимал, конечно, что рано или поздно этим кончится, – по-прежнему не глядя на Киру, сказал Длугач. – Но уж больно много она на меня дерьма вылила. Я не сдержался, ударил ее. Сильно. Так паскудно потом на душе стало, что напился в хлам. И к тебе не пришел.
Кира не знала, что на все это сказать. Мир, который был ей чужим и чуждым, стоял за ним плотнее, чем лес, окружающий их обоих темной стеною. А для него тот мир чуждым не был, и все обыкновения того мира были для него понятны и, наверное, привычны, пусть даже ему становилось от них на душе паскудно.
Она вдруг поняла, на какое краткое время вышел он к ней из этого темного мира.
– Вот так вот, Кира, – сказал Длугач. – Прости ты меня, а?
Это прозвучало так странно! Как будто она должна была простить его за то, что он ударил жену; ей показалось, что он просит именно об этом. Но при этой странной просьбе он впервые назвал ее по имени, и с такой печальной, почти жалобной простотою произнес он ее имя, что сердце у нее сжалось от жалости к нему.
– Она совсем ушла? – спросила Кира.
– От меня на время не уходят.
Он усмехнулся. Печаль и тем более жалоба исчезли совершенно; не верилось даже, что они могли звучать в этом жестком, спокойном голосе.
– Что ж, если тебе это необходимо, я тебя прощаю, – глядя, как и он, лишь прямо перед собою, сказала Кира.
Она постаралась, чтобы и ее голос прозвучал спокойно. Ей это удалось. Даже усмешка тоже удалась, кажется, и плечами она пожала так, что он не мог этого не почувствовать – на ее плечах лежала его рука.
– Мне это необходимо, – подтвердил Длугач. И таким же ровным тоном добавил: – Ты меня всерьез зацепила, и мне не все равно, что ты обо мне думаешь.
Похоже, это был предел возможной для него доверительности. Но как же ее взволновали его слова, как мало значил для нее в эту минуту его ровный тон!
Она осторожно повернула голову, посмотрела на него. Он повернулся к ней тоже, всем телом. Взгляд его показался ей не просто внимательным, но испытующим. Что пытался он разглядеть в ней? Кира не знала.
– А в Еловичи со мной поедешь? – спросил Длугач. Меньше всего она ожидала этого вопроса! Но что он умеет обескураживать, давно уже поняла. – Маёнток тот теперь мой, – добавил он. – Ты не волнуйся, там не запущено. Я эконома нанял.
– Кого-кого ты нанял? – не поняла Кира.
– Ну, управляющего. За порядком следит. Там у меня всего много. Дом большой, сад, пасека, пруды. Конюшня есть. Ты на конях ездила когда-нибудь?
– Нет. – Кира улыбнулась. Та просительная, беспомощная какая-то интонация, которую она уже успела полюбить в его голосе, проглянула сейчас очень ясно. – Я коней вообще боюсь. Они тем более кусаются, я читала.
– Мало ли что ты читала! Не бойся. Да ты же и не пугливая.
– Почему ты так решил? – удивилась Кира.
Ей-то как раз казалось, что ее не пугливость даже, а паническая трусость совершенно очевидна.
– На вертолете со мной полетела.
«Ну так это с тобой!» – подумала Кира.
– Да и когда падать начали… Другая бы в голос орала.
Что он сравнивает ее с какой-то другой – с какими-то, наверное, многочисленными другими, – было не очень приятно. Но ведь странно было бы предполагать, что ему не с кем ее сравнивать. Тогда, на Сахалине, когда сплетничали о нем, то не только жену поминали, но и любовниц.
Эта мысль пришла не вовремя. Что-то, наверное, скользнуло из-за нее по Кириному лицу.
– Что не так? – спросил Длугач. И поспешно заверил: – Больше в вертолет тебя не загоню. В Еловичи по земле поедем.
Он произнес это так, что Кира засмеялась, и мысли о его любовницах разом вылетели у нее из головы.
– Никуда ты меня не загонял. В вертолет я сама села, – возразила она. И добавила смущенно: – Мне, знаешь… Мне так понравилось, как ты его вел!
– Особенно когда мотор заглох, – хмыкнул он.
– И когда мотор заглох – тоже. Но как же ты этого не боишься только! Летать…
Все-таки она не смогла сдержать дрожь, которая пробежала по всему телу при воспоминании об этом полете. Длугач прижал ее к себе покрепче – наверное, почувствовал ее страх.
– Ну все, все, – проговорил он. – Сказал же, больше не полетишь.
– А ты?
Он усмехнулся и не ответил. И без ответа было понятно, что полетит обязательно. Видимо, ему нравились такие вещи. Кира знала, что мужчинам необходим риск, хотя природа этой необходимости была для нее непостижима.
Ответ однако же последовал вполне в его духе.
– А я тебя опять захотел, – сказал Длугач. – Не знаю, как тебе, а мне с тобой хорошо было. Даже в таких неподходящих условиях.
Что ей тоже было хорошо, Кира сказать не успела. Да, может, ему и не нужен был ее ответ. Он развернул ее к себе и быстрым, жадным движением расстегнул на ней куртку.
– У костра тепло, – нетерпеливо проговорил он при этом. И добавил, сбрасывая с себя пиджак: – Интересно, сколько раз еще до рассвета успеем?
На этот вопрос Кира не ответила. И не покоробил ее этот вопрос. Привыкла, значит, к грубоватой парадоксальности его мышления и к тому, что желания свои он осуществляет безотлагательно.
«И пусть, – подумала она, прикрывая глаза и полностью отдаваясь его рукам, губам, всей его нетерпеливой воле. – Я его хочу не меньше, чем он. Только я не знаю, как с этим быть, а он знает. Вот и пусть делает что знает!»
Часть II
Глава 1
– Это плохое решение, Кира.
Матильда смотрела исподлобья. Кира впервые видела, чтобы какая бы то ни было сильная эмоция прорезала скользящую манеру ее жизни. Но сейчас эта знаменитая манера была не то что прорезана, но просто разорвана злостью.
– Мы с тобой погрязли в бесконечных обсуждениях. Сколько можно? – спросила Кира.
Они с Матильдой сидели в «стакане» и смотрели друг на друга в упор через стол.
– Бабы всегда всё обсуждают, – ответила та. – В этом принципиальное отличие бабского коллектива от мужского, и ничего в этом нет плохого. А решение твое – плохое.
– Но оно принято. И все будут его выполнять, – жестко проговорила Кира.
Что ее решение отказаться от всяких контактов с холдингом «Сиреневый туман», в том числе от его рекламы, – далеко от совершенства, она понимала не хуже Матильды. Но она понимала и другое: главное сейчас – прекратить рассуждать, отбросить наконец все доводы «за» и «против», от равной убедительности которых ум заходит за разум. И неважно уже, плохое решение принято или хорошее, – хуже, когда его нет совсем.
Она и отличается от Матильды тем, что может принять неочевидное решение, а Матильда не может.
Это Кира поняла уже давно. И давно прошло время, когда любое сравнение себя с другими людьми, которое она внутренне делала, оказывалось не в ее пользу.
