Огонь. Она не твоя.... (СИ) - Костадинова Весела

— Так, всё, хватит, — отрезал Виктор, нахмурившись, и уверенно забрал девочку из рук Варвары. Настя почти безвольно прижалась к нему, уткнулась носом в его шею, но ни на секунду не отвела взгляда от Альбины. В её тёмных, детских глазах стояло отчаяние — глухое, немое, глубинное.

— Настя, — голос Альбины дрожал от усталости, но она всё ещё держалась. — Я не твоя мать. Я не собираюсь… — она оборвала себя, сжав челюсти. — Я же тебе что велела? Слушаться Варю. А ты? Ты что устроила?

Девочка чуть сильнее прижалась к Виктору, но не проронила ни слова. Ни слезинки, ни оправдания.

— Альбина Григорьевна, она правда ни в чём не виновата, — вмешалась Варвара, голос которой звучал испуганно, но твердо. — Она слушалась. Она просто скучала, правда. Не капризничала, не требовала. Просто… не спала. Ни ночью, ни днём. Я уже не знала, что делать…

— То есть, ты — взрослая женщина — не смогла справиться с шестилетним ребёнком? — Альбина уже шла к машине, не оглядываясь, но голос её резал воздух, как бич. В каждом слове — укор, ярость, бессилие.

— Альбина, — вмешался Дмитрий, следуя за ней, — Варя вообще-то не няня. Ты всех нянь в этом городе извела подчистую.

— А ты вообще помолчи! — рыкнула на него женщина, ныряя в салон и подвигаясь, чтобы уступить место Варваре и Насте. Девочка, которую Виктор бережно передал Варе, как-то чудом переползла с коленей той и устроилась между двух женщин. Нет, она не прижалась к Альбине, не лезла под руку, она просто сидела максимально близко к ней. Сонная, уставшая, тихая, как мышка.

— Домой, Аль? — тихо спросил Ярославцев.

— В офис, — коротко отрезала она, не раздумывая. — А с кем я это чудо оставлю, по-твоему? Варя, распорядись насчёт закуски для всех. Настя… — её взгляд метнулся на девочку, — чтоб я тебя не видела и не слышала, пока работаю. Ясно?

Настя резко и послушно кивнула, прижав подбородок к плечам. Ни капли обиды, ни капли непонимания — только бессловесная покорность, тревожно зрелая для шестилетнего ребёнка.

В офисе не было почти никого, кроме руководящего состава фирмы. Люди появлялись медленно, в полусне, молча принимая кофе и бегло кивая. А Настя, сев на свой привычный, уже домашний, ярко-синий пуфик в углу кабинета, не съев ни крошки, свернулась калачиком и мгновенно заснула. Обняв страшную белку, спрятав в ней лицо, словно в коконе от всего окружающего, девочка ушла в сон без борьбы, без перехода — просто выключилась, как перегоревшая лампочка.

— Судя по всему новости у вас поганые, — Дмитрий быстро разлил кофе по чашкам.

— Приволжский округ мы потеряли, — сухо прокомментировала Альбина. — Потаскун зашел со стороны полпреда. Не знала, что у них настолько хорошие отношения… мать их.

— Или заносит лучше, чем мы, — пробурчал Виктор, потирая уставшие глаза.

— Однозначно, — подтвердила Альбина. — Всем нашим клиентам тактично дали понять, что работа с нами — провал на выборах. Вне зависимости от партийной принадлежности. Отсюда и все отказы, и разорванные контракты. Валентина Павловна, скольких мы потеряли?

— Пятерых крупных заказчиков, Альбина Григорьевна. Из них трое — стратегически значимые для второго квартала. Два региональных проекта приостановлены. По словам курьеров — даже коробки с бумагами обратно вернули.

На языке Альбины вертелся один лишь крепкий, матерный комментарий, но она его сдержала. Пальцы чуть сжались на ручке кресла.

— Ладно, — выдохнула она, как будто сбрасывая с себя лишний груз, — не смертельно. Ужмёмся по второстепенным направлениям, пересчитаем затраты, перераспределим людей. Главное сейчас — сохранить команду. Отзывайте людей из регионов. Я не хочу, чтобы кто-то из наших пострадал.

— Ты была в администрации президента? — тихо спросил Дмитрий.

— Угу, на завтраке с Кириенко*, - зло откомментировала Альбина. — Пошутил? Кто б меня еще туда пустил, Дим? — она потерла воспаленные глаза. — Я обедала с сенатором, передала ему всю информацию по теме. Надеюсь донесут… до кого надо, что кто-то личное кресло использует вопреки политике партии и рулевого. Полпред совсем охамел, старая сволочь! — она поднялась с кресла, не в силах просто сидеть.

Три дня непрерывных переговоров, нескончаемых обедов, тонких уговоров. Намёков, едва прикрытых воспоминаниями. В руках у неё были аккуратно собранные папки, досье, флешки с данными — всё, что только можно было достать, не переходя черту. Альбина методично стучала в старые двери, уверенно демонстрируя союзникам: она стоит твёрдо, не отступает, не боится. Спала по три, максимум пять часов в сутки, срываясь на встречи в любое удобное для собеседников время — утро, ночь, неважно.

Даже Виктор, этот кремень, работавший последние трое суток на износ, с изумлением наблюдал за её выдержкой. Ни жалобы, ни капли сожалений. Только холодная злость и цель, за которую она, казалось, готова была вцепиться зубами.

Бросила быстрый беглый взгляд на спящую Настю, ощущая привычный уже, быстро подавляемый приступ злости.

А после, посмотрела на собравшихся.

— Что у вас? — спросила она глухо, сквозь стиснутые зубы.

— Не очень… — тяжело вздохнула Валентина Павловна. — Насколько мне известно, в городе пара наших клиентов… подумывает о расторжении договоров.

— Кто? — холодно спросила Альбина, взгляд стал стальным.

— Металлурги и лесопереработка, — отозвалась финансист, не поднимая глаз.

— Не критично, — кивнула женщина, словно отсекая лишнее. Внутри поднялась волна страха — липкая, ледяная, но она задавила её. — Мелкая рыбёшка, испугавшаяся слухов. Справимся.

— Предварительное судебное слушание, Альбина Григорьевна, — подал голос Валерий, аккуратно, будто готовился к буре, — было назначено на вчера.

Альбина замерла. В комнате воцарилась густая тишина.

— И? — голос её стал резким, коротким, как удар стекла об камень.

— Мы успели вовремя подать ходатайство о переносе, — спокойно ответил Валерий. — Но нас уведомили в последний момент. Я узнал только потому, что у меня девочка в суде работает — позвонила, предупредила.

Альбина медленно выдохнула, схватилась за спинку кресла, как за опору в шатающемся мире.

— Ни хрена себе новости, — прошептала она. — Это уже даже не подлость… это наглость. Почему нас не уведомили официально?

— Сослались на почту, — ответил он, разведя руками, как будто это объясняло всё. — А как же ещё? Якобы письмо затерялось. Техническая ошибка, говорят.

Альбина усмехнулась — коротко, горько, почти беззвучно. Её взгляд метнулся к окну, где за стеклом расстилался черный, спящий, такой же холодный и безжалостный, как игра, в которую её втянули. Ярослав не просто тушил пожары, которые она разжигала. Он бил в ответ, и бил точно, зная, где её слабые места.

Резко заболела голова, заставив женщину поморщиться.

Ярослав взялся за нее всерьез. Он не просто мешал ей, он стремился разрушить, уничтожить и ее самое и ее работу и ее жизнь.

Она нетерпеливо махнула рукой собравшимся, отпуская всех по домам. Где-то в приемной часы пробили три часа ночи.

Дмитрий, собиравшийся было задержаться, вдруг уловил в её взгляде — усталом, выжженном, отрешённом — ясное, безмолвное требование одиночества, как последнего безопасного пространства, куда она никого, даже его, не пускала. Он кивнул, не произнеся ни слова, и, шагнув за дверь, исчез без следа, оставив её наедине с тишиной и неизбежностью.

Оставшись одна, она подошла к столу, где, аккуратно сложенная, словно последняя надежда на контроль, лежала папка с документами, подготовленными преданной, безотказной Варей. Попыталась читать, вдуматься, сосредоточиться, но слова сливались, тексты превращались в мутные потоки, не поддающиеся разуму, как будто усталость решила окончательно перекрыть доступ к мысли.

Поднявшись, механически налила в бокал немного коньяка — не ради вкуса, не ради удовольствия, а как простую, физическую попытку хоть на мгновение унять тянущую, тупую боль в спине и шее, превратившуюся в постоянный фон, уже незаметный, но всё же существующий.