Запрещенные слова. Том первый (СИ) - Субботина Айя

Я: Неужели кто-то посмел тебя вынудить?

Пауза.

Hornet: Ты даже не представляешь.

Я: И что, ты уже ужалил в ответ?

Hornet: Мне пришлось.

Я непроизвольно облизываю губы.

Я: Месть?

Hornet: Хуй его знает, что это было.

Я: Ты всегда так — никогда не даешь прямых ответов?

Hornet: Только когда это продолжает разговор.

Я: К чему такие сложности?

Hornet: Может, потому что мне нравится представлять, как ты читаешь мои сообщения?

Hornet: Прикусываешь нижнюю губу, думая, что мне ответить?

Hornet: И как у тебя в этот момент розовеют скулы?

Я резко кладу телефон на стол экраном вниз и отворачиваюсь, будто он действительно может меня видеть.

И потому что отчетливо понимаю: в эту минуту мои скулы и правда горят.

Я не знаю, что ответить.

Мы в каком-то сдержанном формате пишем друг друг другу уже несколько недель. Вернее, сегодня я впервые написала сама, первой, по своей инициативе. Но вот такой личный формат между нами случается впервые. И я совершенно не знаю, как на него реагировать. Потому что не готова ответить, что иногда тоже фантазирую о том, как Шершень выглядит в реальности. Прячусь за мысль о том, что он просто какой-то жутко солидный и импозантный дядечка а ля Джереми Айронс. Так почему-то спокойнее.

Но, к счастью, виртуальные разговоры тем и хороши, что из них всегда можно быстро и безопасно «слиться». Именно так я и делаю. Закрываю нашу переписку, оставляя слова моего анонима без ответа. Говорю себе, что мне не нужны случайные романы, тем более с незнакомцами. Мне сейчас вообще никакие романы не нужны.

Я просто больше не буду ему отвечать.

Можно было бы вообще заблокировать с концами, но на этот шаг малодушно не хватает силы воли. Может, потому что за последнее время Шершень умудрился стать моим единственным интересным собеседником, и мне просто до жути не хочется закрывать наш с ним маленький книжный клуб на двоих?

Все эти мысли приходится силой вычеркнуть из головы, а иконку приложения я вообще прячу на второй экран и отключаю уведомления. С глаз долой. Чтобы случайно не ткнуть, потому что телефон мне все-таки периодически нужен и игнорировать его не получится.

— Вы сегодня прямо ранняя пташка, Майя Валентиновна, — шутит охранник, когда я сканирую свой пропуск на проходной.

— Есть у меня плохая привычка иногда хотеть спать дома, — шучу в ответ и быстро выбегаю на крыльцо.

Ругаю себя за то, что так старательно переключилась на работу, что в итоге чуть не забыла про нашу с Резником встречу. За руль «Медузы» прыгаю в итоге прямо в туфлях, поздно сообразив, что забыла переобуться.

Пока еду и оцениваю пробки на дорогах, слежу за временем.

На всякий случай пишу Резнику, что могу немного опоздать, отшучиваясь, мол, это все из-за той новой программы, которую приходится сделать по его указке. Он надиктовывает голосовое, в котором сокрушается, что уже на месте и чувствует себя студентом на детсадовском утреннике.

Я вслух смеюсь, представляя эту картину. Кафе, которое я выбрала, известно своей атмосферой без претензий, а главное — вкусными и недорогими десертами, и отсутствием алкоголя. Поэтому основной контингент — это, конечно, молодежь.

На место приезжаю даже без опозданий, быстро забегаю внутрь и осматриваюсь.

Нахожу Потрошителя взглядом, но не тороплюсь подходить, наслаждаясь видом.

Он и правда выглядит в этом месте как слон в посудной лавке — слишком очевидно большой и основательный, и даже остатки его бороды сейчас выглядят более внушительно, чем то, какой она была «до» ножниц и бритвы. Сидит за круглым белым столиком на прямоугольном высоком пуфе без спинки, которые здесь используют вместо стульев. Все очень молодежно. Все очень не то, к чему привык этот мужчина. Хочется сделать парочку фото в моменте, чтобы присылать ему если вдруг снова начнет закручивать гайки, но я быстро гашу этот импульс. Даже несмотря на наш с ним мягкий формат общения за пределами офиса. Потрошитель остается моим начальником. Его фотографиям не место в моем телефоне.

Когда я подхожу к столу, Резник вздыхает с облегчением.

— Признавайтесь, Майя, вы ведь нарочно выбрали это место?

Я загадочно улыбаюсь, бросаю вещи на соседний пустой пуф и сажусь напротив генерального. Официантку прошу принести их фирменный сан-себастьян и не сладкий раф. Кажется, это единственное место в городе, где его по запросу делают без ванильного сахара.

Резник ограничивается второй чашкой американо. Одну, пустую, вежливая молоденькая официантка тут же уносит.

— Мне здесь нравится, Владимир Эдуардович. Прихожу сюда омолодиться в лучах студенческих флюидов.

— А точно студенческих? — скептически замечает он, осматривая зал.

— Не будьте брюзгой. Или я подумаю, что вам просто неуютно в месте, где нельзя заказать тройной чек.

Он нервно дергает уголком рта.

Я даю себе пару минут остыть, а потом сама интересуюсь темой встречи. Мы же здесь не для того, чтобы обмениваться остротами.

— Я немного выхожу за рамки, Майя, — Резник пристально смотрит мне в лицо. — Надеюсь, вы в достаточной мере осознаете всю степень конфиденциальности этого разговора и каким рискам я подвергаю свою карьеру, рассказывая вам то, что собираюсь рассказать?

— Может, тогда и начинать не стоит?

— Это ирония?

— Нет, здравый смысл. Любая тайная информация имеет свойство просачиваться наружу. Если вдруг просочиться ваша, мне бы не хотелось вдруг оказаться в числе подозреваемых.

— Простите, — после небольшой паузы, вздыхает Резник. — Я вам, конечно же, полностью доверяю. Речь идет о слиянии некоторых ключевых должностей.

— В том числе — ТОПов?

Мою догадливость он встречает одобрительным кивком.

Я прокручиваю в голове, кто эти ТОПы. Явно не логистика. Финансовые директора? В целом — возможно, хотя даже в рамках некоторого слияния, тащить такую «химеру» в одно лицо будет очень проблематично. Я и Гречко?

— Собственники LuxDrive и «элианов» пока что негласно договорились оставить только одного директора по персоналу, Майя, — Резник озвучивает мою мысль вслух. — Я вас отвоевал. Гречко не будет против перейти на аналогичную должность в другом нашем офисе, с ней этот вопрос также заочно был решен.

Прокручиваю его слова в голове.

«Я вас отвоевал».

— То есть после слияния, я буду единственным НР-директором?

— Совершенно верно, Майя. Это означает много, очень много дополнительной работы и освоение некоторых новых территорий.

— Надеюсь, денежные бонусы в этот замечательный пакет включены? — Я слегка нервничаю. Ладно, я сильно нервничаю. Хотя когда пройдет первый шок, моей внутренней карьеристке наверняка понравится перспектива сделать такой стремительный взлет сразу на пару ступеней вверх.

— Я полагаю, сумма за все труд вас приятно удивит, — посмеивается Резник, и на минуту замолкает, пока официанта ставит на столик наш заказ. Изучает внушительный кусок чизкейка на моей тарелке и спрашивает: — Вы правда съедите все это в одиночку?

— И меня, представьте себе, даже совесть мучить не будет.

Не тороплюсь, поливаю десерт клюквенным сиропом из маленького кувшинчика. Пользуюсь этой передышкой, чтобы снова прокрутить в голове его слова. Прикидываю перспективы.

И вдруг, когда моя мысль натыкается на имя «Юля» во всей этой довольно радужной картине мира, Резник добавляет:

— Я так понимаю, вы бы хотели оставить себе помощницу Гречко?

— Что? Нет!

Мое возмущение настолько громкое, что парочка студенток за соседним столом поворачиваю головы. Одна из них, спустя пару секунд, перемещает заинтересованный взгляд на Потрошителя.

— Но разве вы не подруги? — Резник слегка хмурится.

— Просто. Отлично. — Говорю двумя резкими словами и в сердцах отодвигаю тарелку, как будто именно в ней источник всех моих проблем. — Владимир Эдуардович, раз уж мы с вами говорим на чистоту, то я бы хотела для начала знать, от кого и каким образом вам в уши попала эта информация?