Людмила Зенкина - Порочный треуогльник
Продолжая совершать тщетные попытки преодолеть головную боль и бессилие, Ева почувствовала, что начинает терять сознание и уже рада была бы его лишиться, но резкий приступ боли во всём теле вырвал её разум из наплывающего тумана желанного забытья, мысли снова замелькали, закружились, издевательски давя на, и без того страдающий, рассудок. Ещё приступ боли — ощущение было похоже на то, что тело с разгона бьётся о каменную стену. В глазах на секунду прояснилось, хотя девушка и не желала этого вовсе. Перед замутнённым взглядом мелькнуло чужое довольное лицо: серые глаза, наполненные бесноватой торжественностью, тонкие губы, скривившиеся в подобие наглой усмешки, больше походящей на оскал. И вновь всё вокруг погрузилось в искрящуюся, звенящую темноту, но эта ухмылка так и осталась перед глазами. Только принадлежала она другому человеку, хотя и неуловимо похожему на того, что сейчас издевался над несчастной девушкой. Ева, превозмогая бессилие и боль, попыталась осмотреться в темноте, картина вновь стала проясняться — холодный асфальт, тупая боль в затылке, чужие обжигающе горячие пальцы, бесцеремонно блуждающие по её телу, пылающие яростью и животным желанием глаза, чуть прикрытые прядями растрёпанных тёмных волос, на неестественно бледном лице. До боли знакомое лицо и голос, что-то шепчущей в исступлении, пока трясущиеся от порочного вожделения руки рвут ткань бело-голубого платья на часто вздымающейся груди. Эта картина то оживала, то вновь застывала перед глазами, а боль продолжала приступами накатывать на измученное тело, пока, наконец, не нашлось немного сил, чтобы поднять руки. Девушке хотелось бы просто рассеять страшную картину, как наваждение, а если не получится, то хотя бы сделать попытку сопротивления, не сдаваться так легко. В окружающей тьме Ева увидела собственные пальцы, по ним стекала густая багровая жидкость: «Кровь?! Откуда столько крови?!» — пронеслась растерянная мысль, она повернула голову на бок, неясным взглядом провожая движение собственной руки. Бледная кисть скользнула по тёмной глянцевой поверхности и от алеющих пальцев прошлись едва заметные круги, быстро потонувшие в вязкой луже. Взгляд цеплялся за темноту в поисках краёв кровавого моря, но натыкался лишь на тёмную непробиваемую стену, такую же, на которую совсем недавно бросил девушку поток мыслей её возлюбленного. «Тимор, где же ты? Ты так нужен мне сейчас» — глухо звучал в голове собственный голос, когда окружающая картина начала меркнуть и всю иллюзорную цепь неясных воспоминаний заволокло непроницаемой пеленой забытья.
Бешеная ярость наконец нашла выход из сердца зверя и все, кто вставал на пути бесконтрольного потока жестокости, были обречены на неизбежную смерть. Израненный волк, не замечая собственной боли, вгрызался в чужую горячую плоть, раскидывал истерзанные тела, наслаждаясь воплями предсмертных страданий и ужаса. Кровавая дорога была проложена, люди осмелившиеся вступить в неравный бой, лежали теперь бездыханными грудами на её обочинах, остальные бежали в панике, гонимые единственным желанием — жить. Чёрный зверь в несколько прыжков обогнул здание тюрьмы, застыл на миг, глядя налитыми кровью глазами на Еву, лежащую без чувств под довольно и грубо ухмыляющимся существом, по глупой случайности, принявшим облик человека. Взметнувшийся в сердце страх за жизнь любимой, породил новую волну ненависти и злобы, накрывшей с головой, окровавленный волк бросился вперёд на живой ещё кусок мяса, измывающийся сейчас над беззащитной жертвой.
Пожалуй, насильник просто не ожидал такого поворота событий и когда его голова, почти отделившись от разорванной шеи, полетела вместе с телом в сторону, заливая всё вокруг алыми фонтанами горячей крови, ещё наслаждался предвкушением запретного удовольствия. Понимание скоропостижной смерти так и не успело прийти к парню, серые глаза лишь широко распахнулись от неожиданного короткого приступа боли и, тут же остекленев, застыли, тупо глядя в пустоту перед собой.
После молниеносного прыжка волк, робея, склонился над бесчувственным телом девушки, пытаясь уловить малейшее её движение, расслышать удары ослабевшего сердца. Кровь крупными каплями струилась по чёрному всклоченному меху из многочисленных ран, усеявших тело. Отхлынув, волна ярости забрала с собой почти всю неистовую силу, которая только что переполняла зверя, вырываясь с каждым ударом, каждым шагом, каждым выдохом. Лютая злоба ушла, оставляя только давящую пустоту в сердце, ощущение собственного бессилия и животное желание взвыть от навалившейся необоримой печали.
Преодолевая собственное отчаяние, Тимор опустился на колени рядом с возлюбленной, осторожно поднял её на руки и, закрыв глаза, прижался ухом к, казавшейся бездыханной, груди девушки. Мгновенья медленно тянулись, заставляя его собственное сердце колотиться как сумасшедшее, кровь бешеными толчками пульсировала во всём теле: в груди, в ногах, в руках, в кончике каждого пальца, в висках, в ушах — она не давала ничего услышать, или почувствовать. Мужчине дико захотелось остановить своё сердце, только чтобы получить хоть ничтожную надежду ощутить слабый пульс Евы. Но вот в барабанной дроби собственного сердцебиения ему послышался тихий сбивчивый стук. Удар, тишина. Снова удар! Бледное лицо оборотня озарила едва заметная улыбка облегчения и в этот миг Ева глубоко вдохнула, болезненно зажмурив глаза.
Возвращаться из блаженного забытья не хотелось, тем более, что каждый шаг к призрачному свету сознания рождал безумные страдания где-то во внутреннем пространстве — Ева сейчас не чувствовала своего тела, лишь нечто, что отделяло её душу от окружающего мира и пронзалось сейчас невыносимой болью. Чуть позже, когда свет прекратил быть призрачным отблеском в конце тоннеля, а стал лишь слабым светом дня, проходящим сквозь закрытые веки, она заметила, что боль пульсирует лишь в голове, не давая открыть глаза или сосредоточиться хоть на единой мысли. Спустя ещё пару мгновений, возникло неприятное ноющее давление там, где по идее находилась спина, оно медленно расползалось по телу, возвращая его восприятие. Наконец, появилась чувствительность кожи и первое, что ощутила ею девушка, заставило её содрогнуться от отвращения и страха — чьи-то горячие руки. По телу пробежали ледяные мурашки… Вдруг, ещё одно странное ощущение — мокрая одежда, прилипающая к телу, и тяжёлые тёплые капли, бьющие по коже через тонкую ткань. Пересилив себя, Ева нехотя приоткрыла глаза, сопротивляясь отчаянному желанию снова зажмуриться от болезненно яркого света окружающего мира. Перед расплывчатым взором слегка прояснилась тёплая, радостная улыбка. Больше нет злого оскала. Взгляд с трудом пополз выше и остановился на глубоких тёмных глазах, наполненных надеждой и ликующей нежностью, вперемешку с едва заметными слезами счастья.
