(Не)милая Мила (СИ) - Жилло Анна

Понедельник, вторник… Раньше мы перебрасывались парой-тройкой фраз или дурацкими картинками по несколько раз за день и вечером, если не виделись. Сейчас — тишина. Все это могло означать одно из двух. Либо обиделась за что-то, но я в упор не мог припомнить ни единого повода. Либо и правда что-то почувствовала и сознательно увеличивает дистанцию между нами.

Блин, уж лучше бы обиделась…

Глава 20

Мила

Никакой любви, да?

Ну и долго ли я смогу затыкать пальцем дыру в плотине?

С Юркой все получилось проще, потому что ПВО сбила влюбленность на подлете. Хотя и тогда меня неслабо ломало, когда писала ему, что встретиться не сможем, полно работы, простыла, иду к врачу, к подруге на день рождения — нужное подчеркнуть. Так и сошло все на нет. Снова видеться мы стали, уже когда я была с Котом. Да и то больше по рабочим вопросам.

Сейчас парни-зенитчики явно отвлеклись и цель промухали.

Вот этим Лешкиным утренним холодком и довольно-таки прохладным поцелуем в прихожей меня основательно выморозило. И когда он ничего мне так и не написал, ни в субботу, ни в воскресенье. Хотя с самого начала, еще с ноября, чаще всего писал первым. Это уже был не звоночек, а настоящий набат.

Значит, придется спрятаться в домик. И даже повод есть: в понедельник наша Настя отмечает день рождения и накрывает после работы поляну. Во вторник тоже что-нибудь придумаю. Надо свести наши встречи чисто к постели, как и было задумано. Два раза в неделю — вполне достаточно. Главное — держать себя в руках. Ну а если… когда уже не смогу, тогда…

Прости, Леша, было классно, но давай закончим. Как-то так.

Чтобы отвлечься, я начала активно искать работу. Уходить все равно придется, это очевидно. С одной стороны, к лучшему, но только с одной. Потому что такое место точно не найду. Пристроил меня в комитет давний знакомый отца, человек влиятельный. Возможно, и сейчас помог бы, но умер в прошлом году. Юрка пообещал что-нибудь узнать через генерального своей сети, и это на данный момент было самой вероятной зацепкой.

И все же на всякий случай закинула удочки по другим знакомым, пробежалась по вакансиям на хедхантерских сайтах. Одна клиника искала профильного юриста, но на такую зарплату, что даже резюме отправлять не стала. Своим в отделе пока ничего не говорила.

Настроение было… похожее на серую февральскую оттепель, когда небо одного цвета с грязным осевшим снегом. Если никто не видел, я могла позволить себе не держать лицо. Но недолго. Потому что только дай волю — засосет в такое болото, откуда и Мюнхгаузен себя за волосы не вытащит.

Что делать, бог любит троицу. Еще один не мой мужчина, только и всего. Как будто дразнят — посмотри, подержись и откажись сама.

Насчет вторника в итоге придумывать ничего не стала. Просто «давай в среду». Заезжать за мной Лешка не стал, даже не предложил, приехал прямо ко мне. И вот тут-то я окончательно поняла: не показалось.

Формально придраться было не к чему. Ужинали, улыбались, разговаривали. Потом легли в постель, и там тоже все было хорошо. Вот только прочно установилась между нами та же сдержанная отстраненность, что и в последнюю ночь в пентхаусе. В «Замке бурь», как называл его Лешка.

Вдруг пришла в голову мысль: не всегда откровенность во благо. Сколько проблем оттого, что люди не могут обсудить происходящее вслух. Мы все обговорили, все вешки расставили. Но у каждой медали две стороны, у каждого лекарства своя побочка.

Если спросить сейчас: «Леш, а что происходит?», скорее всего, эта наша встреча станет последней. А я к этому еще не готова. Слишком быстро. Слишком мало. Не сейчас — когда мне и так паршиво. Пусть будет хоть что-то.

Утром он отвез меня на работу, поцеловал на прощание. Не спросил, когда увидимся, даже не сказал обычное «позвоню». Не позвонил, не написал — ни в четверг, ни в пятницу. Зато к обеду обозначилась Любочка: у Инны поднялась температура, смогу ли я ее забрать или отправить за ней бабушку.

Я тут же перезвонила маме и написала Лешке — со странной смесью разочарования и облегчения.

«Жаль, — ответил он. — Поправляйтесь скорее».

И это все? Все, что ты можешь сказать?

Облегчение тут же сменилось обидой.

Я стиснула зубы, убеждая себя, что все к лучшему, к лучшему.

«Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!»

Температура упала уже в субботу утром. Два дня подряд деточка ныла и выносила мне мозг. Ну как же, не пошла в бассейн! Ни куклы, ни мультики, ни раскраски не спасали. Я уже хотела позвать к ней в гости Машку, но оказалось, что та тоже болеет. В понедельник, контрольно сунув под мышку градусник, отвела Инку в сад и поехала на работу.

Лешка прочно забился в окоп. Ни словечка.

Может, мы уже расстались, а я и не знаю? Может, это и означает «без выяснений отношений, без слез и упреков»? Прости тихо слился и все.

Два дня меня разрывало между желанием позвонить и спросить: «Леш, а мы как, всё?» — и попытками уговорить себя, что без разговоров, выяснений и прощаний — это оптимальный вариант. Тут же крутилось желание увидеть его. И не только увидеть. От мысли, что та ночь в среду была последней, хотелось выть.

А может, я ляпнула что-то не то? Ну не знаю… в любви призналась в экстазе и не заметила? Или во сне?

За всю неделю мы ни разу не виделись и не разговаривали. Если не считать тех двух реплик насчет Инки. Ждала? Ждала. Злилась. Хлопала себя по рукам, едва они тянулись к телефону. А когда получила сообщение, только усмехнулась через губу.

«Привет. Как у вас?»

Может, не отвечать? Тоже помолчать недельку?

«Привет. Норм».

Голубые галочки — и тишина. И зачем, спрашивается, писал?

Минут через двадцать телефон ожил снова:

«Приеду сегодня?»

Знаешь, Милочка, как говорят? Будьте осторожны в своих желаниях, они могут сбыться. Хотела чистый секс без сантиментов? Получи и распишись. И не жалуйся.

«Приезжай».

Конечно, разумнее было бы послать на хер. Грубо или вежливо — неважно. Но где вы тут видели разумных, господа?

Алексей

«Приезжай»…

Лаконично.

Я пытался представить ее, когда она это писала. И видел почему-то скучающую гримаску.

Ну так и быть, приезжай. Перепихнемся.

Всю неделю меня ломало без нее. В самом буквальном смысле. Как будто адская простуда — только без простуды. Мяф поглядывал со снисходительным презрением. Или с презрительным снисхождением, не суть.

Хотелось написать, позвонить. Встретить ее после работы. Хотя бы просто довезти до дома. Увидеть, поговорить — неважно о чем. Поцеловать… И каждый раз одергивал себя.

Леха, стоп! Кончится все тем, что ты будешь бегать за ней, как болонка, высунув язык. Пока не получишь такого пенделя, что улетишь на Марс.

Пару раз подмывало отправить сообщение типа «прости, давай закончим». И даже писать начинал, но тормозил на полуслове.

Нет, не сейчас. Еще не сейчас.

Каждый раз, когда пищал телефон, я вздрагивал. И каждый раз это была не она.

Ну напиши же, черт тебя подери!

Понимаю, дочка болеет. Ну так расскажи, как она. Ах, да, забыл, кто я такой, чтобы со мной делиться.

Ждал до последнего, но не выдержал. В среду после обеда все же бросил такое… наводящее:

«Привет. Как у вас?»

«Привет. Норм», — ответила Мила.

Интересно, я правда надеялся, что она напишет: мол, все хорошо, приезжай, жду? Наверно, да. Иначе почему психанул так, что телефон улетел под стол? Достал, полюбовался на ветвистую трещину в стекле. Походил взад-вперед по кабинету, считая до ста и обратно, попросил Юлю сделать кофе. Успокоился немного. Посидел с телефоном в руках, набрал:

«Рад за тебя. Спасибо, Мила, все было супер. Всего тебе самого доброго».

Палец попал на трещину и соскользнул, сообщение не отправилось.