Дик Портер - Преданное сердце
— Послушай, Дэйвис… — начал он. Я сделал вид, будто не слышу и прошел мимо, но он догнал меня. — Да подожди ты. Помнишь, я рассказывал тебе про казино?
— Да, и по-моему, ты регулярно получаешь свои две страницы в день.
— Да я не об этом. Помнишь — насчет того, что мы с тобой поделим выигрыш?
— Кажется, ты сказал, что дашь мне половину.
— Верно. Так вот, вчера я крупно выиграл. На, держи, тут две тысячи марок. А это, между прочим, сто рас. Будь здоров. — И он вразвалочку удалился.
Я подошел к свету посмотреть, что такое он сунул мне в руку, и действительно увидел двадцать бумажек по сто марок. Я и раньше слышал, что бывают сумасшедшие русские, но впервые столкнулся с одним из них. Две тысячи марок — почти пятьсот долларов! Но что это за "сто рас", о которых он говорил, — столько ведь и на всем свете-то нет? И тут до меня дошло: не "сто рас", а "сто раз" — то есть, на эти деньги можно сто раз взять проститутку. А я и не знал, что это стоит двадцать марок! Бывая во Франкфурте, я во все глаза смотрел на женщин, стоявших вдоль Кайзерштрассе, — в Америке, конечно, тоже было полным-полно проституток, но я никогда не видел, чтобы они торговали собой прямо на улице. А здесь пожалуйста — сколько хочешь женщин, притом в любое время. Когда я только приехал в Германию, то, бывало, шатался переулками между вокзалом и Галус-парком, прикидывая, на каких девиц я готов был бы раскошелиться, если бы по глупости вдруг решил просадить деньги подобным образом. Надо сказать, что таких девиц было на удивление много. Но голос шотландской крови, которая течет во мне, оказался сильнее, и я устоял. Все это, впрочем, было до того, как на меня нежданно свалились эти две тысячи марок, которыми я теперь мог распоряжаться как душе угодно. В субботу, решил я, начинаю действовать.
Остаток недели тянулся невыносимо медленно, но когда наконец наступила суббота и надо было отправляться во Франкфурт, все мое желание как-то улетучилось, а вместо него на память стали приходить всякие вещи, которые я когда-то читал о проститутках и об их клиентах: как проститутки ненавидели этих мужчин, как гадко было этим мужчинам потом. В поезде у меня от волнения начало сводить живот, и я вспомнил, что в последний раз такое со мной случилось перед выпускными экзаменами в университете. Несколько дней до поездки я во всех подробностях обдумывал, что скажу, понимая, однако, что уже в самом начале разговора столкнусь с непреодолимой трудностью: я не знал, как полагается обращаться к проституткам — на «вы» или "ты".[23] Ничего себе история — не переспать с женщиной из-за какого-то местоимения! В конце концов я решил, что «вы» безопаснее: пусть будет немного официально, зато не так развязно. Был еще один вопрос — сколько денег платить и когда? Словом, к началу своего обхода я был уже настолько перепуган, что в считанные минуты промчался по Кайзерштрассе из конца в конец — мимо всех стоявших там девушек. Пройдя через какой-то скверик, я очутился среди сверкающих витрин магазинов, а немного подальше увидел "Кайзер келлер" — лучший ресторан в городе. Тут я вспомнил про две тысячи марок, лежавших в моем бумажнике. Да, Савицкий сказал, что на эти деньги можно сто раз переспать, но с какой стати я должен его слушаться и истратить все на шлюх? Через минуту я уже сидел в ресторане и уплетал вкусный обед, запивая его мозельским.
Две порции виски, выпитые перед обедом, вино да еще двойной коньяк оказали свое благотворное воздействие, и, шагая обратно к вокзалу, я почти совсем успокоился. Пора было приступать к делу. Около часа я разглядывал девушек, а девушки разглядывали меня. Могли ли они принять меня не за американского солдата, а за кого-нибудь еще — скажем, за студента или продавца, — ведь я был в штатском? Нет, не может быть: меня должна выдавать стрижка. В конце концов я подошел к одной брюнетке, которая до этого уже пару раз мне улыбнулась.
— Guten Abend,[24] — обратился я к ней, готовясь произнести заранее отрепетированную пятиминутную речь.
— Guten Abend, — ответила она. — Kommst du mit?[25] Вот так, "kommst du mit" — и никаких вопросов.
Обращаться, значит, нужно на «ты», причем она сразу берет все в свои руки. Я ожидал, что вблизи эта девица окажется какой-нибудь страхолюдиной, но, странное дело, чем ближе я подходил, тем привлекательнее казалось ее лицо. Правда, оно было покрыто толстым слоем косметики, но даже это придавало ему заманчивость. Конечно же, я пойду с ней, но сперва надо хотя бы ради приличия поинтересоваться ценой, и я спросил:
— Wieviel?[26]
— Ach, Mensch, überall kostet's zwanzig.
Так, значит, берут тут все одинаково — двадцатку. Несколько секунд я делал вид, что обдумываю, согласен ли потратить целых пять долларов, потом кивнул и улыбнулся, как я надеялся, достаточно вежливо. Чтобы попасть в пансион, куда она меня привела, нужно было взбираться по лестнице. В холле я нарочно отвернулся от человека, который дал ей ключи, но краем глаза заметил, что он был поглощен чтением газеты. Мы прошли в комнату — не особенно шикарную, но и не совсем убогую. Не успел я закрыть дверь, как девица тут же игриво схватила меня за галстук и сказала:
— Ich heisse Uschi. Wie heisst denn du?[27]
Я ответил, что меня зовут Хэм. Это поразило ее до глубины души.
— Aber das ist Schinken, also Schweinefleisch![28]
Я начал было объяснять ей разницу между ветчиной и тем, как меня зовут,[29] но Уши засмеялась и, приложив свой пальчик к моим губам, сказала:
— Na, gut, Häm. — У нее вышло «Хем». — Hast du ein kleines Geschenk für mich?[30]
Подарочек? Так, значит, нужно платить вперед. А если она возьмет деньги и убежит? С другой стороны, если и правда надо заплатить, а я этого не сделаю — что тогда будет? Я дал ей двадцатку, на которую она даже не взглянула, небрежно бросив деньги в сумочку. Пока Уши раздевалась, я думал, как замечательно просто все устроено: ты даешь немного денег и внезапно красивая девушка начинает делать то, что ты так давно мечтал увидеть. И при этом никаких ухищрений, никаких лживых слов. Сперва Уши сбросила чулки, потом лифчик и трусики, а я просто сидел и увлеченно смотрел. Уже за одно это стоило заплатить двадцать марок. Потом она легла на кровать и поманила меня к себе. Я сел рядом, Уши погладила мне грудь и восхищенно сказала:
— Mensch, bist du aber gebaut![31]
Вполне возможно, что она притворялась, но выходило это у нее очень мило. Я сказал, что в лагере играю в футбол и что нужно поддерживать форму, иначе тебя могут пришибить насмерть. Это ее удивило. Почему тогда просто не сказать, что я не хочу играть в футбол? И вообще, разве это такая уж опасная игра? Я попытался объяснить, что американский футбол отличается от европейского и что наш полковник — сумасшедший. Уши засмеялась.
