В объятиях воздуха. Гимнастка - Туманова Юлия

— Не надо, сиди.

Только Кира скрылась в дверях, как появился Руденко. Вид у него был озадаченный и серьезный.

— Ты как себя чувствуешь?

— Хорошо, — улыбнулась Веточка и покачала поврежденной ногой, — почти не болит.

— А не тошнит?

Вета недоуменно дернула бровями. В раздевалку забежали несколько девушек-гимнасток, и Борис Аркадьевич вынужден был выйти, не объясняя своего странного вопроса. Вета поскакала за ним.

— В чем дело-то? Почему меня должно тошнить?

— Ты сейчас ела что-нибудь? — резко развернулся Руденко.

— Нет, собираюсь сока выпить с крекером. Кира пошла за ним.

Руденко схватил ее за руку и поволок по коридору, не обращая внимания на попытки воспитанницы объясниться. Наконец они оказались в баре, и Вета смогла освободиться от цепких рук тренера.

— Может быть, вы скажете, что происходит? — возмутилась она.

Борис Аркадьевич присел за столик и устало вздохнул:

— А ничего не происходит. Тебе надо поесть. Серьезно.

Веточка изумленно наблюдала, как тренер заказывает молочный коктейль, фрукты, салат с крабами. И напоследок — куриную ножку с зеленым горошком.

— Это мне, не обольщайся, — буркнул он сердито, когда принесли мясо.

— Ну и на здоровье, — с обиженным видом протянула Веточка, уминая салат, — только зачем надо было так сюда нестись? Боялись, что курочка остынет?

— Мм… — тренер, блаженно закатывая глаза, не отрывался от хрустящей корочки.

— А поподробнее? — ухмыльнулась гимнастка. — Вы что, переволновались до такой степени, что перестали соображать? Почему мы не стали ждать Киру? Почему не пошли в буфет, а сидим в этом темном баре, словно скрываемся от кого-то? Что случилось?

Руденко промокнул салфеткой подбородок и укоризненно покачал головой.

— Ну и короткая же у тебя память, Лизавета! Мадрид забыла, да? Все может повториться, неужели ты не понимаешь? Таблетки могут подсыпать куда угодно, — он говорил тихо и спокойно, но глаза выдавали напряжение, — поэтому лучше отсидеться где-нибудь.

— Борис Аркадьевич, так сегодня последний день соревнований! — Вета залпом допила коктейль и продолжила: — Если бы кто-то действительно хотел меня опорочить, это не стали бы откладывать.

— Не знаю, не знаю. Пока ты по всем показателям впереди, но, чтобы снять тебя с дистанции, много не надо. В конце концов, можно просто пургену подсыпать в сок.

Веточка пожала плечами, словно сомневаясь, что кому-то она настолько мешает. Неужели найдутся люди, способные на такое? Но ведь был же Мадрид, где подобное уже произошло. Или то был просто несчастный случай, невероятное совпадение?

— Я не могу больше бояться, — грустно сказала она, — давайте выйдем на свет, к черту всю эту дурацкую конспирацию.

Борис Аркадьевич поднялся, протянул руку девушке.

— Я рад, что ты настроена по-боевому. Так и знал, что ты взъерепенишься, когда услышишь, что я предлагаю скрыться от опасности.

— Так вы специально? — догадалась Вета, удивленно разглядывая Руденко.

— Конечно, — легко сдался он, но в его голосе девушка все-таки уловила фальшивые нотки. Все понятно, сначала рассказал о своих подозрениях, а теперь испугался, что воспитанница это примет близко к сердцу и завалит последний номер.

— Вот вы где! — снова неожиданно появилась Кира, — я весь спортивный комплекс обыскала.

— Ты перекусить забежала, да? А мы уже уходим. — И Борис Аркадьевич, схватив за руку свою воспитанницу, быстро вывел ее из бара. Гимнастка и слова не успела сказать, только заметила, как удивленно вытягивается Кирино лицо.

Оставалось чуть больше получаса. Веточка начинала нервничать.

— Эй, ты чего кислая? — легонько толкнул ее в бок Борис Аркадьевич. — Смотри, как француженка скачет. Боевая лошадка, да и только.

— А я тогда кто? — улыбнулась Вета. — Что за животное?

— Ты у нас котенок. — Руденко ласково провел рукой по ее черным густым волосам. — У тебя кошачья пластика, кошачья непредсказуемость…

— И молоко я люблю, — хмыкнула девушка.

Тренер видел, что настроение у нее паршивое, но силы еще остались. А значит, она обязательно победит. Возьмет себя в руки и победит.

— Иди переодеваться, — сказал он.

Веточка стояла у выхода на ковер и ждала, когда объявят ее имя. Последний номер с ее любимой змейкой должен был решить все. Эту композицию Вета отработала до мелочей, каждое движение, каждый вздох был продуман. Но сейчас сердце трусливо замирало, вернулись прежние сомнения, прежние страхи. К тому же снова разболелась нога.

Зрители тоже ждали. Она снова чувствовала каждый взгляд, каждую улыбку. Она должна была выйти и победить, и она шагнула вперед.

Тотчас в зал ворвалась бесшабашная, задорная мелодия. Лента закружилась вокруг гимнастки, словно приглашая на танец. И Вета исчезла — на ковре, задорно отстукивая воображаемыми каблучками, заплясала смешливая, дерзкая кокетка. Она напропалую строила глазки и надувала губки, вовсю заигрывая с залом. Она обворожительно шелестела складками юбок в виде одной-единственной ленты. На ковер летели букеты: зрители не могли оторвать от нее глаз. Казалось, пылкие юноши готовы стреляться из-за этой красотки. Но, скромно потупившись, прячась за лентой, как за вуалью, одним взмахом руки она пресекала распри. «Я не буду принадлежать никому!» — звучало в гордых, стремительных движениях.

«Только музыке!»

«Только ветру!» — и лента овевала ее, подобно бризу.

«Только морю!» — и лента волнами окутывала гибкое тело.

«Только солнцу!» — и лента резким жарким лучом вспарывала воздух.

Но кокетка есть кокетка, снова надувались губки, в глазах зажигался огонек. И каждый в зале видел, что сердце красавицы страстно жаждет любви.

«Да, я буду принадлежать только любви!» — пело ее тело, теряясь в сумасшедшем смерче, который поднимала ленточка, вышедшая из повиновения.

«Любви!» — требовала она, в бешеном темпе кружась вдоль тела красавицы.

«Любви!» — вторило ей каждое новое па.

«Любви!» — сливались воедино неуловимые движения ступней, шеи, пальцев.

Музыка становилась настойчивее, нетерпеливее, казалось, сейчас все решится. В последний раз лента взлетела вверх, чтобы рухнуть в объятия девушки, словно очередной поклонник к ногам прелестницы. Но вдруг зал громко застонал — лента упала на ковер, едва коснувшись ловких, маленьких пальчиков кокетливой танцовщицы. А сама недавно бесшабашная, хохочущая красавица замерла на ковре в нелепой, неудобной позе. Пестрый гольф немного сполз с ноги, и зрителям первых рядов стало видно перебинтованную лодыжку.

ЧАСТЬ 2

В раздевалке было полно народа, и каждый норовил продвинуться поближе к гимнастке, которая едва не стала чемпионкой мира.

Судьи сняли с Веточки за последний промах всего несколько очков, но это решило исход соревнований совсем не в ее пользу. Хотя зрители добрых пять минут после объявления результатов хором скандировали «Несправедливо!». Они кричали это на разных языках мира. Однако ничего уже нельзя было изменить, досадная случайность помешала Елизавете Титовой пробиться на самый верх мирового спорта. Да, именно случайность, ведь гимнастка не ошиблась, не забылась, просто неожиданная боль в ноге помешала ей сделать правильное движение. И Вета оказалась на ковре спустя секунду после падения ленточки, которую ей так и не удалось поймать.

Теперь в раздевалке ее откровенно разглядывали соперницы, чужие тренеры, обслуживающий персонал. И когда сквозь эту толпу удалось пробраться бабушке и Ларисе Евгеньевне, Веточка уже была сама не своя. Весь ужас положения дошел до нее с полной отчетливостью. Сколько сплетен добавится к ее уже пошатнувшейся репутации!

— Где Борис Аркадьевич? — стараясь говорить, спокойно спросила она жену тренера.

— Пытается поговорить с судебной комиссией, — нехотя призналась та, — ты нормально себя чувствуешь?