Джейн Харвей-Беррик - Приговоренные к пожизненному (ЛП)
Торри
Я не хотела этого признавать, но мне нужно было поговорить с мамой. Я позвонила ей на мобильный, но он отправил меня прямо на голосовую почту. Когда она выключала его, это означало, что она встречалась с кем-то из своих прихожан. Я подождала немного, стоя на кухне и смотря, как тени в саду становятся длиннее. Я видела огромные фигуры мусорных контейнеров, а длинные пальцы вырванной ежевики свисали оттуда, будто пытались выползти. Эта мысль заставила меня поежиться. Я снова посмотрела на часы, висящие на стене, которые тикали с раздражающей регулярностью.
В конце концов, я решила поехать в церковь в случае, если она была там.
Идти было недалеко, поэтому я решила не брать машину.
Это был своего рода район, где люди выгуливали собак, а дети катались на велосипедах и играли на дороге. Действительно маленький городок. Не сравнить с тем, где росла я.
Церковь находилась среди кучи довольно новых домов на пересечении одной из главных дорог. Она была большой, но глядя на внешний ее вид, я была поражена обыденным современным дизайном.
Не должно быть так важно, как именно выглядит место поклонения, но я думала, что правильная обстановка помогает, знаете?
Но как только я вошла внутрь, то была захвачена в другой мир запахом восковой полироли. Она не пахла так, как в доме у моей бабушки. Это вернуло воспоминания о домашней выпечке и её историях перед сном.
— Торри, что ты здесь делаешь?
Я услышала мамин голос с задних рядов.
— О, привет мам! Что ты делаешь па полу?
Она вздохнула.
— Обе женщины, которые должны были убирать здесь, отменили свой приход. Одна уехала, чтобы ухаживать за своей больной сестрой в Гейнсвилле, а у другой вросший ноготь, поэтому она не может ходить.
— Боже, мама. Ты управляешь этим местом, сидишь на всех этих ху…чёртовых комитетах, ты помогаешь родителям и детям, а ещё и убираешься в церкви? Ты должна попросить Бога о повышении.
— Не будь такой дерзкой и не богохульничай, — сказала она, но я также уловила улыбку в её голосе, — ты можешь помочь мне, знаешь.
Я закатила глаза.
— Хорошо. Но, знаешь, уборка идёт против моей религии.
Она засмеялась.
— Я заметила. Просто скажи себе, что это будет хорошо для твоей души.
— Без разницы. Что нужно делать?
Она указала мне на тряпки, на полироль и чертовски огромную кафедру для проповедника, которая должна сиять в честь Божьей Славы, или как-то так.
Гримасничая, я намазала полироль на тряпку и принялась к уборке.
— Итак, что же такого срочного случилось, что ты соизволила переступить порог нашей церкви? — спросила она довольным голосом.
— Это касается Джордана, — ответила я, сразу приступая к делу.
— Я так и знала, — сказала она тихо.
— Кто-то пробил шины на его грузовике прошлой ночью. И так, как этого было недостаточно, они разбрызгали краску по всей машине. И я вполне уверена, что те же самые люди пытались сбить его сегодня утром на машине. Ты видела, каким побитым он был. Он не рассказал бы мне об этом, но это очевидно, что его преследовали.
— Он сообщил об этом?
— Нет, и это беспокоит меня. Он отказался привлекать полицию. В смысле, я понимаю, почему он не хочет делать это, у него что-то вроде аллергии на парней в голубом, но если не сделать что-нибудь, я боюсь, что станет только хуже.
— Боюсь, ты права, — сказала она устало, — я проповедую о толерантности и прощении, пока не посинею: «При всём смирении, кротости и терпении, относитесь друг к другу с любовью», — но это, кажется, не сделало никакой погоды.
Она звучала подавленно, это не было похоже на мою маму.
— Я надеялась, что ты придумаешь что-то, — признала я.
— Милая, проблемы Джордана — это не твоя ответственность.
— Я знаю это, мама. Но это настоящий ужас, то, как люди здесь относятся к нему. Они написали слово «убийца» на его грузовике. Это правда?
Она сразу же покачала головой.
— Только не в глазах закона.
— Но в твоих глазах?
Она вздохнула и посмотрела вниз.
— Джордан ответственен за то, что потерял свою жизнь. Я не могу сказать большего. Я считаю, что он будет судим высшими силами, когда придёт время, так же, как и все мы.
Её ответ был частично удовлетворяющим.
— Он действительно старается, но никто не даст ему шанса, — сказала я тихо, — даже его родители ведут себя так, как будто ненавидят его.
— Я не знала, что ты знакома с ними.
— Ну, только с его мамой, я видела её сегодня вечером, когда подвозила Джордана домой. Она даже не потрудилась поздороваться, а сразу спросила, в какую передрягу он попал. Он сам сказал, что они ненавидят его, и он должен жить с этим семь дней в неделю, двадцать четыре часа в сутки.
Она тяжело опустилась на один из стульев.
— Я боялась этого. Я думала, что если они примут его обратно в дом, то это поможет им поработать над их проблемами вместе. Но из того, что я услышала, ничего не получилось. Я не думаю, что они даже, собственно, горевали. Они застряли на ступени злости. Кажется, они не могут переступить через это. Я пыталась заставить их сходить на консультацию, но они отказались.
— Джордан сказал, что у него был советник в тюрьме, но он не сказал, о чём он с ним разговаривал. Это, возможно, даже и не было терапией.
Мама покачала головой.
— Насколько я поняла, Джордан получал своего рода консультации, которые были специально разработаны для заключённых, чтобы заново приспособиться к прошлому обществу перед освобождением. Возможно, у него были собрания по борьбе со скорбью…
Это прозвучало не очень уверенно.
— Сможет ли семейная терапия помочь им?
— Я действительно хочу верить, что да, но, милая, затащить их туда является проблемой. Я даже предложила им помощь от церковного фонда, предназначенного для нужд населения. Но Кейны — гордые люди.
Она посмотрела на меня.
— Дорогая, я знаю, что это не то, во что ты веришь, но не присоединишься ли ты ко мне в молитве?
— Мам…
— Просто послушай, тебе не нужно будет ничего говорить.
Она опустилась на колени и повернулась к алтарю.
— Господи, я прошу твоей Божьей помощи, чтобы светиться на лицах детей твоих, Глории, Пола и Джордана Кейн. Принеси мир в их сердца и свет в их темноту. Я так же молюсь за свою дочь Торри Делани. Укажи ей путь, Господи, и помоги ей принимать правильные решения. Ты превратил мою печаль в радость. Ты снял мою мешковину и одел в радость. В конце, позволь моей молитве спеть хвалу тебе и не умолкать. О, мой Бог, я буду благодарить тебя всегда. Я прошу об этих вещах во имя Иисуса. Аминь.
