Сливово-лиловый (ЛП) - Скотт Клер

— Мне очень жаль, Аллегра.

— Я знаю. И у меня есть желание, верно?

— Верно. У тебя уже есть желание?

— Да.

— И каково же оно?

— Научишь меня играть в покер?

Роберт смеется и проводит рукой по лицу.

— Конечно. Нет проблем.

Глава 16

— Ну и как было у мексиканцев в четверг? — спрашиваю я чуть позже.

— Фантастика. Абсолютная фантастика. Лотти выбрала кесадилью с курицей и была в восторге. (Примеч. Кесадилья — блюдо мексиканской кухни, состоящее из пшеничной или кукурузной тортильи, наполненной сыром). И, что лучше всего, она съела салат до последней крошки, потому что я сказал, что только тот, кто съест салат, может потом съесть миску. Мадам обычно всегда капризничает по поводу салата. В четверг она не проронила ни звука о нелюбимом салате.

— Может быть, поэтому она любит ходить к китайцам. У них практически нет салатов.

— Китайцы списаны в расход. Она хочет снова к мексиканцам в следующий четверг. Непременно.

— Я рада.

— М-м-м. Официантка любезно посоветовала мне приходить в раш-ауер, до восьми вечера. Потому что мужчины, которые ходят на ужин с маленькими детьми, наверняка зальют глотку коктейлями, это и дураку понятно, верно? Лотти спросила, что это значит, и я объяснил ей. Затем она взяла меню коктейлей и посмотрела на фотографии. В конце концов, закончилось тем, что она выпросила у меня «Пина коладу». Она уже объявила, что попробует другой коктейль на следующей неделе. Анна убьет меня, если узнает…

— Она выпросила?

— Да. Лотти утверждала, что, в конце концов, она съела весь салат и заслуживает награды. Затем она начала хлопать ресницами и умолять. Против этого мне не устоять.

— Она крепко держит тебя в руках.

— Что есть, то есть. Со дня ее рождения.

— Со мной это тоже прокатит?

— Что? Заумные аргументы, хлопанье ресницами и мольбы?

— Да.

— Забудь об этом. — Он усмехается и целует меня в лоб. — Хочешь спать, или?..

Я киваю. День был напряженным, во многих отношениях.

— Иди в ванную, ну, давай.

Я встаю, наклоняюсь к туфлям рядом с кроватью и уношу их в прихожую. Думаю, что инвестиция в туфли окупилась сторицей для Роберта, и улыбаюсь. Я знаю, что буду часто их надевать. Когда снова лежу в кровати, а Роберт в свою очередь возвращается из ванной, я уже борюсь со сном.

— Если ты проснешься раньше меня, — говорит он, глядя на меня сверху вниз, — …ты можешь пойти в ванную. Но потом ты снова ложишься и ждешь, пока я не проснусь. Поняла, Аллегра?

— Да. Конечно.

***

Когда я просыпаюсь в воскресенье утром, кровать рядом со мной пуста. Взглянув на будильник, понимаю, что уже половина десятого, и поражаюсь. Никогда не сплю так долго. Я чувствую запах кофе и слышу, как работает кофеварка на кухне. В остальном все тихо. Я глубоко вздыхаю и немного потягиваюсь. Чувствую себя прекрасно. Как новорожденная. Мой взгляд падает на комод, на котором лежат вчерашние кожаные оковы. «Роберт немного прибрался», — думаю я. Медленно встаю и выглядываю в коридор. Дверь в ванную открыта, и я проскальзываю в нее. Розовая табуретка стоит на своем месте в нише за дверью.

— Аллегра?

— Я в ванной.

— Возвращайся в кровать, когда закончишь.

— Ладно.

— Ладно? Так это называется?

— Да, Роберт, — отвечаю я, держась за раковину.

— Очень хорошо. Ну можешь же.

Я спешу, хотя он не дал мне ограничения по времени, и понимаю, что это тоже проявление воспитания Марека. Останавливаюсь и дышу. Заставляю себя расчесывать волосы медленнее. Как будто лишние пять секунд что-то дадут.

В спальне меня ждет Роберт. И чашка кофе рядом с кожаными оковами на комоде.

— Доброе утро, — говорю я, указывая на чашку, — для меня?

— Нет, — отвечает он, — она стоит там просто так.

Он усмехается, а я беру кофе и осторожно сажусь на край кровати.

— Аллегра, если ты сейчас так осторожно садишься, что ты будешь делать в баре сегодня вечером?

— Ох… — выдаю я, не уверенная, что ответить, — …может быть, я просто буду стоять.

— Это не сработает, потому что я буду настаивать на том, чтобы ты сидела. Чтобы ты чувствовала меня каждую секунду, весь вечер.

Его глаза блестят, и я опускаю взгляд.

— Пей свой кофе, давай, иначе он остынет.

Я киваю и пробую глоток. Смотрю мимо Роберта в окно: ярко-голубое небо, будет жарко. Теплый воздух льется через открытое окно, принося щебетание птиц и фрагменты разговоров соседей.

— Я закрою его, когда мы начнем, не бойся. А то соседи еще вызовут полицию…

Я тихо смеюсь и качаю головой.

— Это… это не было причиной. Я просто хотела посмотреть погоду.

Роберт приподнимает брови.

— Посмотреть погоду? Зачем? Ты не покинешь эту кровать до заката.

— Мы будем оставаться в постели весь день?

— Ты будешь в постели весь день. И в моем распоряжении.

Я закрываю глаза и дышу, когда в моем животе начинают лихорадочно порхать бабочки. Я спешу выпить кофе, пока Роберт наблюдает за мной. Он кажется совершенно расслабленным, спокойным. У меня возникает ощущение, что он счастлив играть со мной, для него большая честь иметь власть в наших отношениях. Он встает передо мной, берет у меня чашку и ставит ее на комод. На нем футболка и боксерские шорты, на ширинку которых я сейчас неприкрыто пялюсь.

— Смотри на меня, — говорит он, и я снова поднимаю голову, чтобы посмотреть вверх. — Зеленый, желтый, красный. Мы немного поэкспериментируем. Попробуем кое-что новое.

Я киваю и выжидающе зарываюсь руками в простыни.

— Я хочу, чтобы ты расслабилась. Ты можешь сделать это для меня?

Я снова киваю и говорю:

— Свяжи меня, чтобы мне было легче расслабиться.

— Хорошо, — тихо говорит он, — ляг на живот.

Когда первая окова оборачивается вокруг моей правой лодыжки, внутри меня распространяется глубокий покой, я дышу глубоко и спокойно, отпускаю себя, отпускаю всё. Дверь, ведущая за пределы «зоны», закрывается с мягким щелчком.

***

Десять часов спустя я стою в душе, смываю с тела следы, которые можно смыть, наслаждаюсь теми, которые продержатся несколько дней. У меня все саднит, я измотана, устала и самая счастливая женщина в мире. Роберт владеет мной, от головы до пят, во всех смыслах. Я слышу его голос, слышу слова, которые он сказал, когда впервые трахнул меня в задницу: «Теперь ты принадлежишь мне, Аллегра». Позже он сделал это снова. Использовал меня, удовлетворил себя не ограничиваясь, кончил в мой рот, в мое влагалище и в задницу. Роберт пометил меня, подарил чудесную боль, позволил мне кончать, пока я не стала умолять его остановиться. Я буду чувствовать его весь вечер, о, да. Как он и обещал мне. Вся середина тела сейчас очень чувствительна, болезненна. Нежная, успокаивающая боль наполняет меня. Я чувствую ее везде. Во мне, на мне. От клитора до сфинктера. Я тщательно вытираюсь и иду голышом в спальню. Роберт лежит на кровати и смотрит в потолок. Он поворачивает голову ко мне, когда я вхожу. Поднимает руку и указательным пальцем делает круговое движение в воздухе. Повернись. Я хочу тебя видеть.

Я поворачиваюсь к нему спиной, смотрю через плечо и вижу, что он улыбается.

— Ты прекрасна.

Улыбаясь, я наклоняюсь к своему рюкзаку и вытаскиваю щетку.

— Оставь это. Иди сюда.

Я выпрямляюсь, кладу щетку на комод и ползу по кровати на четвереньках.

— Хочу еще немного близости, — бормочет он и притягивает меня к себе. — Это было очень, очень круто, Аллегра. Я более чем доволен тобой. Ты была фантастической.

— Спасибо, — отвечаю я, — ты тоже.

— Ты смогла насладиться этим, да?

— Каждую секунду. И ты это знаешь, Роберт. Ты можешь видеть и чувствовать это. Мы очень хорошо гармонируем.

— Это верно. Но иногда люди ошибаются.

— Ты — нет. Не со мной.

Он перекатывается на меня и целует, медленно, нежно и с любовью. Молча благодарит меня за то, что я позволяю ему делать со мной, приносит извинения за все унизительное, что сделал и сказал, дает мне понять, что ценит и уважает меня.