Сливово-лиловый (ЛП) - Скотт Клер

— Я решила, что хочу тебя понять.

— Что? — вскрикиваю я, потому что думаю, что ослышалась.

— Это называется «Простите, что вы сказали», ты, доходяга.

Я не могу сдержать смех. У Мелинды неиссякаемый запас нежных ругательств для меня. Я не знаю никого, кто мог бы оскорбить другого человека с такой же любовью, как Мелинда. Все-таки нахожу одну пачку M&M’s, высыпаю их в миску и всовываю Мелинде в руку.

— Вот, пожалуйста. Что ты имеешь в виду под «ты хочешь меня понять»?

— Ты должна объяснить мне, что в этом такого классного. И нет, на этот раз я не допущу отговорок.

Я вздыхаю и откидываюсь назад.

— Мелинда…

— Я знаю, что существует так называемая «Сцена». Существуют клубы с подвалами пыток и все такое. Почему ты не идешь туда?

— Очень просто, потому что я нахожу «Сцену» ужасной. Это слишком напряжно для меня, слишком наигранно и чересчур догматично. Марек часто посещал «Сцену». Я была там дважды и чуть не отреклась от «веры». Это были ужасные ночи.

— Почему?

— Потому что мне не нравилось смотреть, как другие выражают свою сексуальность. И под этим я подразумеваю даже не сам акт, а тех же девушек, которые со склоненной головой на поводке чапают позади своего хозяина. В лаке, коже или латексе. Мне это не нравится. И я бы никогда не пошла в свингер-клуб. Это не мой мир. И не Роберта тоже, слава Богу.

— Но разве этот цирк с лаком, кожей, латексом, ошейником и прочим не является большой частью… м-м-м… удовольствий?

— Для многих да. Это часть удовольствия, даже в общественном восприятии. Но это фетиш, понимаешь? Есть фетишисты, которые не имеют никакого отношения к БДСМ и, наоборот, есть люди, которые живут БДСМ и отказываются от всей этой мишуры.

— У тебя есть ошейник?

— Нет. И я не хочу. Мне не нравится подобное.

— У тебя был с Мареком, я знаю это.

— Да. Но я тогда не знала, чего хотела. И еще не понимала, что именно я являюсь тем, кто решает, что нормально, а что нет.

— Ты решаешь, что хорошо, а что нет? Теперь я запуталась. — Мелинда приподнимает брови и бросает горсть M&M’s в рот.

— Да. Я устанавливаю границы.

— Но…

— Подожди, я тебе это объясню…

Я ищу и нахожу в голове картину, которая прояснит то, что я хочу сказать.

— Представь себе луг. Огромный луг, где можно найти все, что включает в себя БДСМ. Часть этого принадлежит мне, и я ограничиваю забором ту часть, которая принадлежит мне. Этим четко очерчиваю мою область. Роберт смотрит на эту лужайку, и если мы решаем, что мы… гм-м… идем гулять, то он говорит, как мы пойдем через лужайку, по какому пути мы направимся, от входа до выхода. На этом лугу нет предписанных маршрутов, мы всегда идем в произвольном направлении. Но мы остаемся на моей территории. Иногда мы проходим немного вдоль забора, и Роберт немного встряхивает его, чтобы увидеть, насколько он крепок. Возможно ли переместить немного наружу какой-то элемент забора, чтобы сделать мою лужайку на несколько миллиметров больше. Если забор прочен, Роберт перестает трогать его и уходит куда-то дальше. Если забор поддается, то перемещает. Только немного, на несколько миллиметров. Это иногда очень утомительно для меня, очень изматывающе. Вот почему мы возвращаемся на середину поляны, где мне лучше всего, и он дает мне немного времени для восстановления. Перед этой прогулкой мы согласовываем кодовые слова. В основном, чтобы не усложнять, мы используем «зеленый», «желтый» и «красный». «Зеленый» означает, что все в порядке. Мы можем продолжить. «Желтый» означает, что мне нужно срочно сделать перерыв, что он должен немного уменьшить интенсивность того, что делает. «Красный» означает, что прогулка окончена немедленно.

— Сильная картина. Поняла, спасибо. А Марек?..

— Марек хотел гонять меня по лугу. Который намного больше моего. Он всегда пытался выломать мой забор, но начал это неправильно. В конце концов, у меня больше не было забора, а скорее стена толщиной в метр, в которую Марек долбился, как сумасшедший. Безуспешно. Я ушла прежде, чем он успел распаковать динамит, чтобы взорвать стену.

— А как насчет луга Роберта? Может ли так случиться, что он, в конце концов, захочет гонять тебя по своему, гораздо большему?

— Я так не думаю. Думаю, что луг Роберта и мой газон в значительной степени совпадают.

— Но почему он трясет забор? — спрашивает Мелинда, задумчиво глядя на красную M&M’s, как будто та может дать ответ. Я делаю глоток и прочищаю горло.

— Потому что это его драйв. Потому что это означает власть, если удастся немного сдвинуть забор. Для меня это классический пограничный опыт со всем, что с этим связано. Тогда я тону в адреналине и эндорфинах, и черт знает какие еще гормоны захлестывают меня.

— И это делает секс лучше?

— Для меня — да.

— Почему ты позволяешь себя связывать? — спрашивает Мелинда, шевеля указательным пальцем в миске.

— Почему?

— Да, почему. Это неудобно и утомительно. Вот почему это используется для злых людей, которых вы боитесь. Или тех, кто не должен сбежать.

Я улыбаюсь и говорю:

— Вот в этом и вся соль.

— Ты плохая девочка, а Роберт тебя боится? И не вешай мне лапшу на уши, корова!

— Я не вешаю лапшу, и сама ты корова. Не в этом смысл. Речь идет об «убегании».

— «Убегании»?

— Да. Когда меня связывают, я беспомощна, беззащитна и не могу никуда уклониться. Что происходит, то происходит, и я ничего не могу изменить, понимаешь?

Мелинда кивает и взмахом руки просит меня продолжать.

— Я должна принять то, что он делает со мной, у меня не остается выбора. От этого я чувствую себя лучше, легче отпустить себя, насладиться тем, что он делает. Я не могу уклониться. Он, так сказать, «заставляет» меня. В результате мне не нужно стыдиться той похоти, что я испытываю.

— Тебе стыдно?

— Иногда. Зависит от формы дня. Стыд для меня большая тема. Но это заходит слишком далеко и становится слишком личным.

— Э-э… — протягивает Мелинда, — знаешь, что я сейчас вспомнила? Я еще не рассказала тебе!

— Что?

— Я встретила Марека на этой неделе. С его новой цыпочкой. Кстати, выглядит так же несчастно, как и ты тогда.

— Правда? Где же?

— На работе.

— На работе? Боже мой! — хриплю я. Мелинда работает в магазине для новобрачных. Она же не собирается за него… Я даже не хочу думать об этом.

— Да. Он не был счастлив, когда увидел меня. Он ненавидит меня.

— Они собираются пожениться?

— Нет, я так не думаю. Но она подружка невесты на свадьбе своей сестры и пришла на примерку. С ним.

— Ты знаешь ее имя?

— Да. Ее зовут Сара. Тебе зачем?

— Ради интереса.

— Они ссорились. Тихо. В раздевалке.

— Он пошел с ней в раздевалку?

— Да. Мне не разрешил.

«Скорее всего потому, что она носит пояс верности», — думаю я и чувствую закипающий гнев. Я знаю какие у Марека в голове тараканы, как сильно он желает держать ее под контролем.

— На ней была отвратительная толстая цепь, похожая на… да, ошейник. Это ожерелье совсем не подходит под платье. Она хотела снять его, а он этого не хотел. Вот почему они спорили.

Я думаю о Роберте, представляю себе, как бы он действовал. Он бы сопровождал меня в магазин как мой друг. Не как Дом. Он не вставил и не надел бы мне игрушек. Он никогда бы не пошел в раздевалку, Роберт бы подождал, а затем дружелюбно или, если это необходимо, критически высказал свое мнение о платье. Если бы я спросила его мнение. В противном случае он бы молчал или нормально беседовал со мной. Или с сотрудником, вроде Мелинды.

— Мы с Робертом тоже встретили его. В субботу на том дне рождения. Сара там тоже была очень несчастна.

— Тогда она должна, черт возьми, уйти от него.

— Это не так просто, Мелинда, — тихо говорю я, зная, что Сара за этот публичный спор и неподчинение получила наказание.

— Конечно, это легко. Вы собираете вещи, объясняетесь и уходите.

— Ты недооцениваешь связь с мужчиной, который… — Я прерываюсь и прочищаю горло. — Связь намного сильнее, намного крепче, чем… чем у нормальных пар. Особенно Марек много делает для того, чтобы крепко приковать к себе своих партнерш. В прямом и переносном смысле.