Рапсодия в тумане (ЛП) - МайГрид Нален

— Попросил. Я про кошмары. Часто?

— Кого попросил? — прищуриваюсь, подозрительно его оглядывая и, отодвинувшись, поднимаюсь. Куда я вчера бросил халат?..

— Дверь. Не нападай,  Царевич . Я слышал, что если плохие сны преследуют на постоянной основе, то нужно заниматься физическими нагрузками чаще. Вообще я… Ашу снились, но мы дети еще были, поэтому я этого не знал и просто гладил его всю ночь по спине. Хочешь, я попробую что-нибудь придумать?..

— Мои сны — это не то, что я бы хотел обсуждать, — поясняю коротко, наконец найдя халат  и накинув его, перевожу тему: — Зачем пришел?

— Ты же разрешил мне попробовать, поэтому и пришел. Можно тебя похитить?

Аман при этом не смотрит в мою сторону, потолок разглядывает, сложив руки под головой, а я задумываюсь. У меня сегодня были планы, но они не настолько важные, чтобы их нельзя было перенести. Не знаю, что задумал Аман, да и такие его приходы, слабо говоря, не совсем нормальны, но с другой стороны… Что я, в принципе, теряю? Один, точь-в-точь похожий на тысячу предыдущих, день? Я не совсем понимаю мотивы вампира. Есть у меня, конечно, теория, что он тоже это делает от скуки и с интересом разгадать загадку чужой души. Но если вдуматься… А не пофиг ли на причины? Не верю, что у него что-то выйдет, зато это может быть любопытно.

— Дай двадцать минут, умыться, — решаюсь и открываю шкаф. Чего хоть надеть-то, куда этот маньяк меня понесет на этот раз?

— Поесть не забудь, Ц аревич.  Я буду тут.

— Я не завтракаю, — бросаю коротко и, схватив первые попавшиеся джинсы и темную рубашку, скрываюсь в ванной.

Возвращаюсь ровно через двадцать минут, умытый, бритый и одетый, Аман все также возлежит на моей кровати, и не думая шевелиться.

— И? Долго тебя ждать? — спрашиваю, брови приподняв.

В сотую секунды Аман оказывается рядом, уже одетый, и, подхватив меня под бедрами, на руки хватает, поднимая. Я начинаю привыкать к такому способу передвижения, это становится даже приятным. По крайней мере пахнет от него хорошо.

— Держись, Ц аревич.

И мы вновь несемся, я только и могу, что лицо на его груди прятать от потоков ветра.

Когда все заканчивается, мы оказываемся дома у Амана в кресле-качалке. Обнаруживаю себя сидящим у него на коленях, лицом к лицу, и я имею возможность разглядеть россыпь родинок на его щеке.

— В одной из сказок, что мне рассказывала сиделка, говорилось о том, что если у человека в одном месте много родинок, значит, в прошлой жизни его в это место часто целовали.

— В следующей, значит, я буду без родинок. Я думал о том, что бы сделать, но… Я не смогу сделать чудо. Были разнообразные варианты, только, мне думается, что я этим тебя не удивлю, в итоге пришел к тому, к чему пришел. Скажи, ты когда-нибудь кого-нибудь спасал?

— Смотря что считать спасением, — хмыкаю я, заценив его способности по смене темы. — Мой благотворительный фонд многим помог. А еще я один раз подобрал паренька. Он пытался зарезаться в туалете клуба. Припер домой, вылечил, помог деньгами. Позже он меня обворовал.

— Как мило. Не все люди хорошие… Хотя, хороших, по факту, и нет вовсе. Чаще всего, если мы что-то и делаем, то делаем для себя. Не тащи больше в дом кого попало, помогай им на улице, — усмехается и планшет со стола берет,  на что я возражаю:

— Все люди хорошие. Для себя. По крайней мере у каждого есть оправдание своим действиям. А по поводу помощи другим… Это был не единичный случай; до тех пор, пока я не понял, что людям помогать просто так нельзя. То, что дается просто так, никем не ценится.  Как там говорится? «Вместо того, чтобы дать голодающему рыбы, научи его делать удочку. Если ему это действительно надо, сам прокормится».

— Это да. Но сегодня у нас ни рыбы, ни удочек. Я вообще не уверен, как это можно назвать. Мы просто сделаем это и все.

Аман начинает свапать по планшету, но я не смотрю, что он там ищет, а его разглядываю. Обычно я не разрешаю людям себя трогать. Не то чтобы не любил прикосновений, но я не понимаю этой повальной тяги людей к обниманию всех вокруг. Если ты меня касаешься, значит, я пустил тебя в свой близкий круг, но Аман… ему явно на разрешения пофиг. Но по непонятным причинам это вызывает не отторжение с отвращением, а наоборот, легко принимается, будто так и надо.

Поймав интересную мысль, наклоняюсь и провожу носом по его шее. Интересно, как такие вещи ощущает он? Я чувствую чайный аромат и что-то еще, травянистое, а он, наверное, при этом чует кровь?

Говорят, кровь пахнет железом, но я никогда не находил с этим сходства. Если старая воняет тухлятиной, то свежая имеет сладко-соленые нотки, никак не связанные с железками.

— Чем пахнет кровь для тебя? — спрашиваю, отстраняясь от замершего Амана. Он даже на планшет свой подзабил, сидит, не шевелится.

— Как еда. Ну почти. Есть вкусные запахи, есть противные. Когда ты въебался в кофейню, вообще чуть не блеванул. У тебя не кровь была, а спирт один, а сейчас ты как горький шоколад с капелькой виски, это лучше. А у бариста того кровь сладкая, как кленовый сироп. Очень давно я встретил человека, от которого пахло мясом, будто он шашлык… Короче, в толпе я как в ресторане со шведским столом.

— Весело тебе. Но рад, что я не шашлык. Горький шоколад, в отличие от мяса, редкий десерт, а не ужин.

— Итак,  десертик . Сегодня мы с тобой вломимся в психушку, — говорит как нечто само собой разумеющееся и сует мне планшет. Немного удивляюсь, но ничего не говорю, беру планшет, вчитываясь в открытую новостную сводку годовалой давности.

Тут рассказывают о происшествии, случившемся четыре года назад. Зверские убийства в пригороде, было вырезано все население, точнее, десять домов. Подозреваемого нашли всего в крови на месте преступления и аж три года пытались разобраться, как он смог всех убить. Одиночное заключение в СИЗО, множество судов, экспертиз, в итоге все кончилось тем, что парню, чье имя так и не упомянули, п редписали принудительное лечение в психиатрической клинике, так как признали невменяемым.

Я слышал об этом случае, он тогда нехило прогремел, к нам даже представители из других областей приезжали для проведения своего независимого расследования. Отцу хорошо нервы потрепали, а я  с линял на месяц в нашу курортную резиденцию, чтобы лишний раз на глаза ему не попадаться. Достал.

— Не то чтобы я был против, но зачем это нам? — уточняю, возвращая планшет владельцу. Он его обратно на стол откладывает и, посмотрев мне в глаза, говорит:

— Потому что он там из-за меня.

— Из-за тебя? Хочешь сказать, ты его так запугал, что у него крыша поехала? Или… о-о-о… — пазлы в голове складываются, идеально совпадая. Четыре года назад произошли убийства. Аман говорил, что четыре года назад стал вампиром, и в то время, сорвавшись, натворил дел. — Это был ты, да? — больше утверждаю, чем спрашиваю.

— Я.

Аман выжидает, и я подозреваю, что моей реакции, но ее нет. Если думает, что я сейчас побегу с криками: «А-а-а, маньяк!» — он сильно ошибается. То, что он маньячелло и с ним небезопасно, я понял еще когда он меня впервые выкрал, а уж после падения со скалы только убедился в этом. Но тогда я ушел не из-за страха, а из разочарования. Я понял, что он обычный человек, как и все мы, со своими заебами. Взять силой то, что не идет само, самая распространенная практика, хотя сейчас люди больше пользуются «купить то, что не идет», так как это более законно, но если окунуться в суть…

— Обдумываешь, боюсь ли я тебя? — произношу вслух свои мысли, вглядываясь в черные зрачки.

— Я чувствую, что нет, — он кладет руки на мои бедра и наклоняется вперед, ко мне, почти касаясь своим носом моего. — Только не пойму, почему ты не боишься быть полностью… иссушенным.

— Я уже говорил, что не боюсь смерти, — пожимаю плечами. — Не стремлюсь к ней, но и не шарахаюсь. Да, когда ты меня скинул, испугался, но это, скорее, внутренний, животный ужас, что идет изнутри, на инстинктах. Но если у меня есть время подумать, то я в состоянии отойти от инстинктов, включив мозг.