Как во сне (СИ) - Резник Юлия

Открыв дверцу холодильника, я потянулась к баклажке. Вытащила ту и… охнула, потому что в этот момент живот скрутило очередным болезненным спазмом. Я отчетливо ощутила, как из меня что-то вытекает, и даже прокладка не смогла задержать это «что-то». На полу растеклась кровавая лужица.

– Уля! Улечка… Жора, звони в скорую!

Ничего не понимая, я как в слоу-мо следила за поднявшейся суетой.

– Уля! Ты меня слышишь? Тебе плохо? Где-то болит? Скорая сейчас приедет.

– Зачем скорая? Вроде бы все нормально. Я сейчас уберу, поменяюсь…

– С ума сошла? Сядь! А лучше действительно смени прокладку…

Да, это здравая мысль. Блин, как же неприятно все-таки. У меня такого никогда не было. Может, дело в том, что я стала женщиной? Если так, то сейчас все гораздо хуже, чем когда это случилось. И голова почему-то кружится.

– Не надо было тебе поднимать тяжелое. Дурак старый, не мог налить дочке попить…

– Пап, да ты что? – изумилась я. – Это тут при чем? Мне кажется, вы вообще зря такой шум подняли. О-ой.

– Зря, говоришь?! – возмутилась мама. – Да где же эта скорая?!

Понятия не имею, почему мама так нервничала. Мне показалось, что медики приехали довольно быстро. Я даже не успела опомниться, как меня усадили в карету скорой. Пытались уложить, но мои ноги свисали с каталки, и было страшно неудобно.

– А куда мы едем?

– В гинекологию. У вас всегда такие обильные месячные?

– Нет. В первый раз. Думаете, со мной что-то серьезное? – поморщилась я, когда очередной спазм прошил низ живота.

– Это вам после осмотра скажут. Вы, главное, не волнуйтесь. Что бы ни было – вы молодая, сильная. Все еще будет.

Что все? И почему каждый считал своим долгом повторить мне эту нехитрую истину? И потом, в приемном покое, и после осмотра.

– Так что все-таки случилось? – в конечном счете не выдержала я. – Вы можете мне русским языком сказать? Без вот этого всего!

– У вас, Уля, случился выкидыш. Срок был очень маленьким, поэтому никаких последствий для вашего здоровья не будет. Вы не волнуйтесь.

– Я не волнуюсь! – и правда, надоело, что со мной обращаются как с душевнобольной. До того, как они начали надо мной кудахтать, мне вообще было нормально! Ну, ладно, болел живот… – В смысле – выкидыш?! – дошло до меня.

– Экспресс-анализ крови показал повышенный уровень гормона…

Бла-бла-бла… Бла-бла-бла. Просто чертов белый шум!

Выкидыш. Это же означает, что у нас с Эльбрусом все же был ребенок? Был. И его не стало… Как странно. Потерять, не зная даже, что оно у тебя есть.

– Улечка… – ко мне бросилась мама.

– Все нормально, – заверила я каким-то не своим, странно дребезжащим голосом. – Мы можем ехать?

– Нет, что вы!

– Вы же говорите, что ничего серьезного не случилось?

– Но хотя бы первые сутки за вами нужно понаблюдать. Никто не застрахован от осложнений.

– Конечно-конечно, – включилась в диалог мама. – Может быть, ей нужно что-нибудь привезти?

– Ну, как обычно. Халат, тапочки, зубную щетку, – развел руками врач.

А дальше все было как во сне. Меня проводили в индивидуальную палату с примыкающими к ней туалетом и душем. Что-то мне вкололи. И я, наверное, очень долго спала… Потому что возле меня то и дело сменялись люди, я будто бы даже просыпалась в эти моменты – как-то же я видела родителей, врачей, братьев... Но тут же засыпала снова.

– Разве это нормально, что она спит вторые сутки?!

– Это нервы.

Кто-то приносил цветы, кто-то ставил мне капельницы и больно колол палец. А я все спала, спала.

– Ну что, спящая красавица? Готовься, я сейчас буду тебя целовать, – в мой сон проник простуженный голос Калоева.

– Это еще зачем? – спросила я.

– Затем, что у нас не осталось других идей, как тебя разбудить! – воскликнул он. – Эй, кто-нибудь, она проснулась!

– Ну и зачем кричать? – проворчала женщина в белом халате. – Я же говорила, что ничего необычного не происходит. Ульяна, вы как? Есть на что-нибудь жалобы?

Я покачала головой из стороны в сторону, не сводя глаз с Эльбруса. Выглядел он неважно. Нет, я и до этого видела его… разным. Но, пожалуй, еще никогда – настолько осунувшимся. Все дело в ребенке? Вот так он его хотел, да? В носу предательски закололо.

– Извини, – прошептала я.

– С ума сошла? – рявкнул в ответ Калоев. Крылья его носа дрогнули, губы сжались в тонкую линию.

– Мне нужно вас осмотреть.

– Да, конечно, – пролепетала я.

– Я буду поблизости, – бросил Эльбрус, выходя за дверь.

Спустя полчаса стало понятно, что моему здоровью ничего не угрожает. Я попросила выписку и больничный. Позвонила родителям, которые как раз собирались меня навестить, чтобы сообщить, что в этом нет совершенно никакой необходимости.

– Вот и славно. Тогда я пришлю за тобой папу. Что приготовить, Уль? Хочешь сырники или блинчики?

– Ничего не хочу. И папу никуда присылать не надо. Я к себе поеду.

– Уль!

– Мам! Я в порядке, правда. Просто хочу побыть одна.

– Но домой-то тебя отец довезти может?

– Меня довезет Эльбрус Таймуразович. Он был как раз здесь, когда я проснулась.

– Ох, Уля! А цветы ты видела? Это все от него! И палату он оплатил. Папа хотел сам, но твой Эльбрус не позволил, – зачастила мама.

Наверное, я пребывала в гораздо большем шоке, чем могла допустить, потому что цветы… точнее, то, как их много, я и не заметила. А между тем ими были заставлены весь подоконник и тумба.

– Ну что ты? Готова? – Эльбрус просунул лохматую голову в приоткрытую дверь. У меня моментально пересохло в горле. Как я раньше не замечала, насколько исключительный он мужик? Как мне с этим жить? Как с собой бороться? Он же правильный просто до тошноты. Захочешь найти в нем какие-то изъяны, и не получится. Нельзя быть таким – хоть к ранам прикладывай. Это жестоко – настолько завышать планку.

– Я бы и сама добралась. Тебе не обязательно…

– Я сам решу, что обязательно, а что нет. Это все твои вещи? – прервал мой словесный поток Калоев.

– Просто нам, наверное, не стоит сейчас появляться вместе. Тем более в таких местах.

– Не бойся, в данный момент стервятники сосредоточены на другом.

Мне показалось, или его голос стал еще более хриплым? Что случилось, пока я спала?

– На чем же?

– Они караулят под хосписом… Римма… Она… Короче, поехали. У меня не так много времени.

– Так поезжай к ней, я, честное слово, справлюсь сама.

– Уля…

– Да я же хочу помочь!

– Тогда просто принимай, ладно? – прохрипел Эльбрус с отчаянием. – Оставь мне хоть крохи веры, что я не во всем обосрался.

Что я могла ответить на этот крик души? Если только, последовав просьбе Эльбруса, принять его слова к сведению. И сделать все, чтобы не расклеиться и не зареветь в голос.

– Как ты узнал, что со мной?

– От Ильи.

– Я звонила тебе… – зачем-то начала оправдываться, но, кажется, сделала только хуже.

– Да. Извини, я не мог ответить. Римме было совсем плохо, – сглотнул Калоев. И опять повторил: – Извини. Я виноват.

– Перестань, ну?! Ты ничего не смог бы сделать.

– Теперь я этого никогда не узнаю, – отрезал он, не щадя себя.

– Эльбрус, но ведь это же глупо… С таким же успехом я могу винить и себя.

Не знаю, услышал ли он меня, потому что мои слова остались без ответа. Я отвернулась к окну, но не смогла отвлечься от терзающих меня мыслей.

– Спасибо, что приехал. И за цветы спасибо. Жаль, что они остались в больнице.

– Я пришлю новые.

– Что ты! Я же не для этого тебя поблагодарила!

Я запальчиво накрыла своей ладонью его лежащую на коробке передач руку с корками на сбитых костяшках.

– Знаю. – Калоев поднял взгляд, притягивая мое внимание супермагнитом своих темных глаз. Вот от кого рожать, как не от такого, а? От кого? Я истерично всхлипнула. Господи, ну что же это за вселенская несправедливость? Зачем ты так?

Эльбрус слегка наклонился, переворачивая ладонь, чтобы переплести наши плацы. И меня это в хлам размазало. Особенно когда я в его глазах увидела отражение собственных чувств. Или убедила себя в том, что вижу.