Самая холодная зима - Черри Бриттани Ш.

– Спасибо, что пояснили, – сказала я.

– Конечно. Хорошего дня.

После встречи с директором Галло я направилась обратно в кладовку, чтобы убедиться, что с Майло всё в порядке. Когда я открыла дверь, у меня слегка закололо в животе.

Майло ушёл.

Старлет: Все хорошо?

Мне не следовало писать ему в ту ночь, но последние несколько часов я могла думать только о Майло. Я с трудом могла сосредоточиться на учёбе, потому что он постоянно всплывал у меня в голове. Уитни была на вечернем занятии, и это было мне на руку, потому что, если бы она была в нашей комнате, она бы сразу поняла, что со мной что-то не так.

Я не умела ничего скрывать. Все эмоции, как хорошие, так и плохие, отражались на моём лице. Эта черта досталась мне от матери. При взгляде на неё всегда становилось понятно, что она чувствует. Папа говорил, что это самый простой способ узнать, когда он облажался.

Я долго смотрела в телефон, не видя ответа.

Мои мысли начали тревожно закручиваться. Что, если с ним случилось что-то плохое?

Что, если он употребил ещё, выйдя из кладовки?

Что, если ему нужна была реальная помощь, а я приняла неправильное решение, не сообщив ничего директору?

Я тонула в трясине вины, пока около одиннадцати вечера не получила сообщение.

Майло: Все хорошо.

Я глубоко выдохнула, словно впервые за ту ночь.

«Все хорошо».

Глава 11

Майло

Я вернулся домой поздно, проведя большую часть дня в полном раздрае. У меня болел живот. Это было неудивительно. «Чем выше взлетишь, тем больнее падать». Это всегда было сложнее всего. Том был достаточно любезен, чтобы найти меня, пока я бродил по коридорам в неадекватном состоянии. Он посадил меня в машину, отвёз к себе домой и спрятал в ванной, пока я не протрезвел и не смог добраться до дома. Когда он высадил меня, я пробормотал «спасибо».

– Майло, ты же знаешь, что мы друзья, да? – сказал Том до того, как я успел выбраться из машины.

– Да, конечно.

– Нет. Я серьёзно. Я знаю, что я новичок в этом городе, и я знаю, что мы разные почти во всех отношениях, но я считаю тебя своим хорошим другом. Так что, если тебе когда-нибудь понадобится с кем-нибудь поговорить… или просто помолчать, то я к твоим услугам. Возможно, я не такой тихий, как Крис, но я могу научиться молчать.

Я посмотрел на него и кивнул:

– Спасибо, Ти.

– Ти? – выдохнул он, прижимая руки к груди. – Ты только что дал мне прозвище? Наши отношения теперь на таком уровне?

– Не раздувай из мухи слона, – проворчал я, открывая пассажирскую дверь.

– А вообще, это круто.

Я вылез из его машины, а он опустил окно и заорал:

– Увидимся позже, Ми-Ми!

Ми-Ми.

Я даже не ожидал, что мне это так сильно не понравится, но я был почти уверен, что он будет называть меня так до конца жизни.

Папина машина стояла на подъездной дорожке, и это был хороший знак. Я подумал, что он потеряет сознание где-нибудь в баре или его закроют за непристойное поведение, за то, что он помочился на стену здания или что-то в этом роде. Вместо этого я вошёл в дом и услышал, что он в спальне. Дверь была закрыта, но я мог слышать всё отчётливо, и невероятно ясно.

Он рыдал.

Захлёбывался на вдохе. Тяжело выдыхал.

Я не знал, что его горе может усугубить моё собственное.

Мы больше не были близки, но было что-то чертовски болезненное в том, чтобы слышать плач своего отца. Большую часть моей жизни он был решительным и жёстким человеком, который никогда не проявлял слабости. Слышать, как он разбивается на куски, было так странно.

Недолго думая, я попытался повернуть дверную ручку, чтобы проверить, как он там, но она была заперта.

Я опустился на пол возле его комнаты, прислонился спиной к стене и поджал колени к груди. Папа плакал от боли.

Я разбивался вместе с ним, сидя у этой стены, уткнувшись лицом в ладони.

Наши беды отличались друг от друга. Он потерял жену; я потерял мать.

И всё же мы оба разбились на миллион кусочков.

В этом вся особенность горя – оно не делает исключений. Оно просто топит всех и каждого.

Глава 12

Майло

Большую часть выходных я провёл, пытаясь взять себя в руки. Мне не часто бывало стыдно за себя, но я определённо чувствовал стыд, когда наступил понедельник и пришло время занятия со Старлет. Все-таки она стала свидетельницей моего полномасштабного срыва.

– Прошу прощения за пятницу. Я был не в себе, – пробормотал я, входя в библиотеку.

Я бросил рюкзак на стол и заворчал от головной боли. Никакое количество ибупрофена не облегчало дискомфорт. Наверное, мне следовало выпить больше воды на выходных, но я был не в лучшем настроении, чтобы предпринимать подобные действия.

Старлет улыбнулась мне. В её взгляде не было ни раздражения, ни осуждения, ни злости.

– Ты не злишься, – прокомментировал я.

– Нет.

– Почему ты не злишься? Я мог бы втянуть тебя в кучу неприятностей.

– Всё в порядке.

Она поёрзала на стуле, а затем протянула руку и положила её мне на предплечье. Я проследил за ней взглядом. Мне следовало убрать руку, но тепло было слишком захватывающим.

– Почему ты трогаешь меня? – спросил я.

– Я говорила с директором Галло. Он объяснил мне, что случилось в пятницу.

Ох.

Это всё объясняет.

Она жалела меня.

Я отдёрнул руку и положил её себе на колени.

– Это был обычный день.

– Нет, – покачала она головой. – Это не так.

«Нет», – молча согласился я. Это не так.

Я пошарил в рюкзаке, чтобы вытащить учебник по математике.

– Я решил, что нам следует начать с парочки задач и… – начал я.

– Как её зовут? – вмешалась Старлет.

Я изогнул бровь:

– Что?

– Твою маму. Как её зовут?

Моё горло сжалось, я застыл на месте:

– Почему ты спрашиваешь меня об этом?

– Потому что я могу сказать, что она важна для тебя. Я хочу знать о вещах, которые важны для тебя.

«Она важна для тебя».

Как будто моя мать всё ещё была рядом.

Я ненавидел смысл этих слов.

В то же время мне понравилось, как Старлет это сказала.

Я поморщился:

– Нет, не надо. Тебе жаль меня.

– Мне тебя жаль, – призналась она. – Но ещё я хочу знать, что для тебя важно. Я испытываю эти чувства одновременно.

– Ты должна меня учить. Не спрашивать о моей личной жизни. Так как насчёт того, чтобы ты делала свою работу? – фыркнул я.

Её глаза встретились с моими, и она улыбнулась, совершенно не тронутая моим плохим отношением. Она скрестила ноги и откинулась на спинку стула, не сводя с меня взгляда.

– Мою маму звали Роза. Она была моим лучшим другом. Её самым любимым занятием в мире было самостоятельное изготовление вещей. Мыло, лосьоны. И свежее домашнее яблочное пюре – на нашем заднем дворе есть сад. У мамы была аллергия на собак, но она всегда прижимала их к себе, если они к ней подбегали. Она ненавидела овощи, но делала вид, что любит, чтобы заставить меня их есть. И она любила меня и моего отца до глубины души. Мы тоже её любили. Потеряв её, мы на долгое время потеряли самих себя. Мне потребовались годы, чтобы не плакать, глядя на её фотографию. Я всё ещё иногда плачу, но уже меньше. Однажды она сделала мне велосипед. Она сконструировала один для меня, другой для себя, и мы вместе катались на этих велосипедах по самым крутым холмам. Я широко раскидывала руки, а она касалась меня, делая то же самое, и мы вместе спускались с холма.

– Что ты делаешь, Стар? – прошептал я.

– Делюсь несколькими своими шрамами, чтобы ты почувствовал себя в достаточной безопасности и поделился своими. Если ты не хочешь делиться, это нормально. Я больше не буду настаивать, но я чувствую себя счастливой, когда люди спрашивают меня о моей матери. Мне нравится говорить о ней, потому что она всё ещё здесь – стоит мне только начать о ней рассказывать. Большинство людей соболезнуют и продолжают жить своей жизнью. Я не хочу поступать так с тобой, Майло. Я хочу знать больше.