Самая холодная зима - Черри Бриттани Ш.

– Сейчас семь утра, Майло.

– А зачем откладывать? – ответил я.

Уэстон не должен был удивляться. Выходные прошли дерьмово. Папа ушёл в запой и доставил мне проблем, когда пришёл домой, пахнущий как обоссанный матрос. Проводить выходные с пьяным скорбящим мужчиной, которого мне приходилось загонять в душ и кормить, не было развлечением. Помимо того, что я заботился о нём, мне приходилось слышать, насколько сильно я его разочаровал. В то утро исполнился год со дня смерти мамы. Так что, простите меня, если я напился перед школой, чтобы попытаться справиться с дерьмом, происходящим у меня в голове.

Уэстон нахмурился. Я не мог понять, он расстроился из-за меня или разочаровался во мне.

Возможно, и то и другое.

– Тебе следовало взять отгул сегодня, – сказал он мне.

– Ты сказал, что я не смогу получить письмо, если не буду ходить на уроки. И вот я здесь.

– Ты здесь, но тебя нет.

«Я здесь, но меня нет».

Он поёрзал на стуле:

– Хочешь поговорить о ней сегодня? Может быть, это…

– Нет, – перебил я.

В тот день я хотел сделать миллион вещей. Я хотел напиться. Я хотел сделать всё возможное, чтобы забыть, что сегодня исполнился год с худшего дня в моей жизни. Мне хотелось меньше чувствовать и скорее исчезнуть – чтобы боль прекратилась. Я бы поверил, что однажды со мной всё будет в порядке. Мне хотелось снова дышать. Мне так чертовски хотелось дышать. Но я не мог вдохнуть полной грудью. По крайней мере, я запретил себе это. С моей стороны было эгоистично дышать, когда мама больше не могла.

Горе было сложным. Один день тебе грустно, а на следующий день ты полон ярости. Иногда, в редких случаях, может быть и так, и так. Такой агрессивно злой, такой удручающе грустный.

– Знаешь, я разрешил бы тебе прогулять, – сказал Уэстон. – Но только сегодня.

– Да ну, возможно, следовало упомянуть об этом, прежде чем шантажировать меня письмом.

– Майло.

– Что?

Его рот приоткрылся, когда прозвенел звонок на первый урок. Больше он не произнёс ни слова, поэтому я наклонился и схватил рюкзак, лежащий рядом со стулом.

– Не могу опоздать на урок, директор Галло, – пробормотал я, поднимаясь.

Он окликнул меня, но я не повернулся к нему лицом. Мне больше не хотелось говорить. Мне не хотелось смотреть в глаза, похожие на её.

Я направился в оживлённые коридоры, пробираясь через зыбучие пески, и остановился прямо у шкафчика Тома.

Он посмотрел в мою сторону:

– Тебя что, автобус сбил?

– Мне нужно кое-что, – сказал я, переходя прямо к делу.

Я не вёл светские беседы и всё ещё чувствовал себя слишком плохо из-за приближающегося дня. Я знал, что мне станет хуже к трем часам дня – времени, когда мама сделала свой последний вдох. Мне не нужно было функционировать в тот момент. Мне нужно было протянуть состояние опьянения как можно дольше.

– Ну и тебе доброго утра, солнышко, – усмехнулся он.

– Серьёзно, Том. Есть что-нибудь?

– У тебя сегодня месячные начались или что-то в этом роде? Ты какой-то раздражённый.

Я молчал.

Он изогнул бровь и немного помрачнел:

– Хреновое утро?

– Что-то вроде того.

На долю секунды в глазах Тома появилась жалость ко мне, но он быстро от неё отмахнулся – знал, что я не потерплю сантиментов. Он полез в рюкзак за баночкой мятных конфет, открыл её и вытащил таблетку.

Идеально.

– Дай мне парочку.

– Чувак, я не знаю, если…

– Я заплачу тебе.

– Ты же знаешь, дело не в деньгах.

– Том. Пожалуйста, – выдавил я.

Я не был человеком, который стал бы что-то выпрашивать, но в тот момент я чувствовал необходимость.

Должно быть, это его сбило с толку. Без вопросов он протянул мне ещё несколько таблеток. Затем он положил руку мне на плечо.

– Эй, чувак. Я знаю, что мы не говорим по душам, но если тебе когда-нибудь понадобится поговорить…

– Нет.

Одну таблетку я бросил в рот, а остальные положил в карман, чтобы их можно было использовать в течение дня.

– Понял. – Он отдёрнул руку и закрыл шкафчик. – С учётом сказанного, приятного путешествия.

«Увидимся».

Хорошо.

Я чувствовал себя хорошо.

Даже отлично. Чёрт, я чувствовал себя прекрасно.

За последние несколько часов я выбрался из зыбучих песков своих мыслей. Теперь я свободно плыл по школьным коридорам. Все мои чувства обострились. Меня завораживало пустое пространство между растопыренными пальцами. Я чувствовал это. Я чувствовал воздух.

Чёрт возьми, я пропал.

– С тобой всё в порядке? – сказал голос, отрывая мой взгляд от пальцев.

Я обернулся и увидел Старлет, смотрящую на меня с беспокойством.

Ух ты.

У неё были красивые глаза.

– У тебя красивые глаза, – сказал я ей.

Она оглядела коридор и сделала шаг назад.

– Никогда больше не говори так, Майло, – предупредила она низким голосом. – Прозвенел звонок. Тебе следует быть в классе.

Я засмеялся.

Потому что всё было забавно. Всё было смешно – Старлет, школа, жизнь, смерть.

Но Старлет не увидела в этом юмора. Возможно, именно это я и должен был показать ей – комедию жизни.

Я полез в карман, вытащил и протянул таблетку:

– Вот, возьми. Это заставит тебя смеяться, Учительница.

– О боже, – прошептала она, подходя ко мне. – Это наркотики?!

– Ну, это не мята.

– Убери это и иди в класс, – приказала она.

В коридорах было довольно пусто, вероятно, из-за того, что Старлет была права: я должен был быть в классе, как и все остальные в школе. А какой сейчас урок? Сколько сейчас времени? Черт. Письмо. Мне нужно получить письмо.

– Мне нужно пойти в класс за письмом, – пробормотал я.

Голова кружилась, а живот скрутило несколько раз. Я хотел засунуть колесо в рот, но Старлет выбила его из моей руки.

– Майло, какого чёрта ты делаешь? Ты не можешь просто глотать таблетки в школе.

Ругая меня, она всё больше и больше походила на учителя. Облом.

– Просто ты не захотела.

– Это потому, что я не употребляю наркотики.

– Если бы употребляла, то жизнь была бы намного лучше, Учительница.

Я слегка оступился, и она поймала меня. Её глаза встретились с моими, и я вздохнул.

– У тебя красивые глаза, – повторил я.

– Майло. Прекрати.

– Я неважно себя чувствую, Учительница.

– Ага. Это ясно.

– Я не могу провалиться. Не могу. Мне нужно это письмо. Мне оно нужно.

Она прищурилась, глядя на меня в замешательстве. Она не поймёт. Никто бы не понял. Она оглядела коридор, затем вздохнула:

– Пойдем-ка. Нам нужно, чтобы ты протрезвел.

Она потащила меня по коридору, потом за угол. Мы спустились по лестнице, Старлет открыла кладовую, втянула меня внутрь и закрыла за нами дверь.

– Садись, – приказала она, толкая меня на пол.

Затем она заблокировала дверь метлой, чтобы никто не смог проникнуть внутрь.

– Мы будем раздеваться? – пробормотал я.

Чёрт, я запутался.

– Что? Нет. Чёрт возьми, ты запутался, – пробормотала она, копаясь в своём портфеле.

Она вытащила бутылку с водой и протянула мне.

Я оттолкнул её:

– Нет.

– Тебе нужно протрезветь, Майло.

– Нет. Моему отцу нужно протрезветь, а не мне. Я в порядке. Я в порядке. Я счастлив, – всхлипнул я, махнув рукой в её сторону. – Я в порядке.

Я посмотрел на неё и увидел в глазах грусть.

– У тебя красивые глаза, – сказал я снова.

Её взгляд стал ещё тревожнее.

– С тобой всё будет в порядке, Майло.

– Я же говорил тебе, со мной всё в порядке, – пробормотал я, прислонившись к ведру для швабры.

Она подошла, положила руку мне под подбородок и поднесла бутылку с водой к моим губам. Я едва мог открыть глаза. Всё казалось тяжёлым и лёгким одновременно. Каждое движение стало автоматическим. Зрение подводило, но я всё ещё видел её глаза. Эти чёртовы глаза.

– Пей, – приказала она.

– Нет, – сказал я, отталкивая бутылку.