Бурбон и секреты (ЛП) - Уайлдер Виктория

К пещерам и горячим источникам Фиаско ведет множество пешеходных и конных троп, и на закате там будет много людей, поэтому я продолжаю скакать дальше. В моей жизни было достаточно драк, чтобы знать, что быстрый удар или пинок в живот не самый болезненный, но он лишает воздуха твои легкие и заставляет помнить о себе, чтобы больше никогда не оказываться в таком положении. Как я вообще оказался в таком положении? С тяжестью в груди я крепче сжимаю поводья и бью пятками, чтобы скакать быстрее.

Воздух здесь, вблизи пещер водопада, пахнет иначе. В то время как в Фиаско всегда витает аромат выпечки, здесь, наверху, запах больше напоминает соль и мох. Что-то более земное, отчего все кажется настоящим и нетронутым.

Остановив лошадь, я спрыгиваю и привязываю ее к старому дубу, который выглядит так, будто знавал лучшие времена. Его неровная кора, неестественно вывернутая, выглядит обугленной, как будто в него ударила молния, и он уже никогда не будет прежним. Именно так я себя чувствую — я никогда не буду прежним. Единственное, что я могу контролировать — это то, что я буду делать дальше. Запрокинув голову, я глубоко вдыхаю, а на выдохе падаю задницей в высокую траву у берега. Я выдыхаю все, что осталось, и опускаю руки на согнутые колени.

Люди всегда говорят, что брак требует усилий, что оставаться в нем так же трудно, как и уходить. А я никогда не был слабаком.

Мне плохо. У меня влажные ладони, когда я растираю грудь сжатым кулаком и бью по ней раз, другой, третий, пока глаза не наполняются слезами. Я не был хорошим мужем. Я знаю, что я хороший отец, а в некоторые дни даже отличный. Но муж... Я крепко зажмуриваю глаза. Провожу руками по волосам, затем сжимаю пальцы на затылке. Я делаю еще один глубокий вдох, прижимаю ладони к глазам.

— К ЧЕРТУ ТЕБЯ! — кричу я в ночной воздух, так громко и протяжно, как только позволяет мое дыхание.

К черту. Я даю волю слезам. Глядя на скопления огней моего маленького города внизу, я стараюсь выровнять дыхание. Это единственное место, которое я когда-либо считал своим домом. Здесь вырос я, и здесь вырастут мои дочери. Окидывая взглядом равнину, от лавандовых полей до винокурни моей семьи, я жду. Жду, когда мой гнев утихнет, слезы высохнут, а разум прояснится. Достаточно, чтобы составить план дальнейших действий — разговоры, которые должны состояться, маленькие сердца, которые мне придется разбить. Кажется, что прошли считанные минуты, но полная луна уже висит низко и окрашивает небо в розовый цвет. Это единственный признак того, что я нахожусь здесь уже несколько часов. По большому счету, это не так недолго, чтобы решить, что завтра твоя жизнь изменится.

Прежде чем снова сесть на лошадь, я отправляю сообщение.

Линкольн: Утром я приведу Леди в конюшню.

Хэдли: Леди Бриттани Кристина Пинк — чистокровка. Если с ней что-нибудь случится, я надеру тебе задницу.

Вздохнув, я провожу руками по жесткой гриве Леди.

— Как я в это вляпался, девочка? — В ответ она фыркает, словно говоря — да хрен его знает. Звуки водопада вдалеке, глубокое кваканье лягушек и периодическое стрекотание сверчков — вот мой саундтрек. Это та часть Фиаско, которая успокаивает меня лучше, чем семейные вечера или время, поведенное в химической лаборатории. Это единственное, чего люди не подозревают обо мне. Я люблю это место. У меня нет желания оказаться где-то еще.

Единственное время, когда в Фиаско бывает шумно — это фестиваль или вечеринка, обещающая бурбон и фейерверки. Но сегодня тихо, как бывает чаще всего. На главной дороге, ведущей к моему дому, я, скорее всего, никого не встречу, но решаю миновать центр города, и срезать дорогу через лес и кукурузные поля, которые прилегают к моей собственности. Вдалеке виднеется фонарь, освещающий заднее крыльцо моего дома. И по мере того, как я подъезжаю ближе, я уже знаю, что, как только переступлю порог, он перестанет казаться мне домом.

Лязг металла заставляет меня резко повернуть голову влево. Нет ни одной разумной причины кому-то находиться здесь. Старый сарай, расположенный на границе моей и соседской собственности, находится на последнем издыхании. Еще один торнадо или ураган, и он рухнет. А может, и торнадо не понадобится. Вдоль дальней стороны полуразрушенного строения протекает небольшой ручей, в котором Ларк любит ловить головастиков. Это место настолько уединенное, насколько вообще возможно.

Щурясь в темноте, я натягиваю поводья Леди, чтобы замедлить ее, и замечаю движение у небольшого ручейка.

— Ты гребаный ублюдок, — раздается крик, нарушающий тишину. Это женщина, в голосе которой слышно не только разочарование, но и сильную злость. Последующее «пошел ты», произнесенное более низким тоном, пропитано ядом и заставляет меня сдержать улыбку.

Я перекидываю ногу через седло, и мои ботинки с хлюпаньем опускаются на влажную землю. Ругательства и брызги воды скрывают от нее мое приближение.

Когда я прочищаю горло, движение прекращается.

— У вас все в порядке? — спрашиваю я с расстояния менее двадцати футов.

Она застывает на месте, повернувшись ко мне спиной, и молчит, должно быть, не менее десяти секунд.

— Вы нарушаете границы частной собственности, — говорю я, подходя ближе и пытаясь понять, почему кто-то оказался здесь в такое время суток. Мои глаза уже более чем привыкли к недостатку света, особенно с учетом размера сегодняшней луны. Но когда она встает и поворачивается, я понимаю, что она не вторгалась на чужую территорию.

Фэй Кэллоуэй. Старшая дочь. Ее семье принадлежит все от края кукурузного поля до другого конца их фермы. Это я нарушил границы.

— Я уверена, что именно тебе здесь нечего делать, — говорит она так резко, что от моего добрососедского настроя не остается и следа.

Пряди ее диких светлых волос выбились из беспорядочного узла на макушке, а лицо испачкано чем-то темным. Макияж потек из-за слез? Или это грязь? Когда мой взгляд опускается ниже, я вижу ее мокрые руки и топ, с которых стекают струйки воды. Она совсем не похожа на застегнутую на все пуговицы выпускницу полицейской академии, которую я видел в местных новостях на прошлой неделе. От нее не осталось и следа. Эта версия вытирает руки о шорты, выпячивает грудь и вздергивает подбородок. Она пытается скрыть тот факт, что я застал ее врасплох, и чем бы она ни занималась, ей не нужны зрители.

Скрестив руки на груди, я жду, что она скажет.

Но она молчит и наблюдает за тем, как я подхожу ближе.

— Что ты делаешь здесь так поздно? — Формально мы, конечно, соседи, но я видел Фэй в городе только на праздники и во время каникул. Мы переехали в соседний дом вскоре после того, как она уехала учиться. Я не знал ее. Но это неважно. Я знаю людей. И здесь что-то не так. Когда она не отвечает, я спрашиваю:

— Ты ранена?

Положив руки на бедра, она откидывает голову назад и смотрит на небо, тихо посмеиваясь.

— А что? У тебя есть привычка бродить по ночам в поисках женщин, которых нужно спасти?

Ее насмешливый тон заставляет меня сдерживать улыбку.

— Этого не было в моем списке дел на сегодняшний вечер, так что нет. — Я выдыхаю, достаю телефон, включаю фонарик и направляю на нее. Я немного удивлен тем, что вижу, но это не шокирует меня, как это произошло бы с большинством людей. — У тебя все ноги в крови и грязи, — говорю я, направляя фонарик выше.

Она сжимает губы, пока пытается придумать объяснение, что произошло.

Я резко поднимаю и опускаю луч фонарика.

— Ты пропустила немного крови на шее. — Я касаюсь своего лица, чтобы показать ей, где именно. — И на щеке.

Она поднимает руку, чтобы заслониться от света, бьющего в глаза. Снова присев у ручья, она смачивает руки и стирает следы крови.

Мой брат Грант не так давно был полицейским. Он уважает правила и людей, которые их устанавливают, но мне нравится их нарушать, когда это необходимо. Иногда это приводит к неприятностям, а иногда и к кровопролитию. Я не берусь осуждать тех, кто поступает так же, но она — последний человек, которого я ожидал бы обнаружить в темноте, занимающейся чем-то явно сомнительным.