Дмитрий Барчук - Майдан для двоих. Семейная сага
Мой рассказ так тронул Азамата, что он позвонил своему водителю и попросил привезти ещё коньяку.
— Нацизм — это болезнь, Данилка. Очень заразная болезнь. Она, как раковая опухоль, пускает свои метастазы. Остановить её распространение можно только хирургическим способом. Огнём и мечом. Это война, брат, и она пришла в твой дом. И она не оставляет настоящему мужчине другого выхода.
— Какого?
— Два самых сильных чувства переполняют твоё сердце — любовь и ненависть. Они не противоречат друг другу, а наоборот, усиливают, растут в геометрической прогрессии. От ненависти и любви нет лекарства.
— Ты не сказал, что же мне делать?
— А чего ты хочешь больше всего?
— Вернуть свою любимую, вырвать её из стана врагов и отомстить за убийство брата.
— Сидя в московской квартире и напиваясь до чёртиков, ты этого не сделаешь. Надо ехать на войну. В Донбассе сейчас очень нужны добровольцы.
Предложение Азамата было столь неожиданным, что я даже протрезвел.
— А как же работа? Карьера? — во мне проснулся глас рассудка.
Но вердикт потомка степных кочевников не предполагал ал ьтер нат ивы.
— Неужели ты не понял, что не сможешь ни работать, ни жить с такими занозами в сердце? Работа и карьера — это для мирной жизни. А ты уже попал на войну.
Водитель привёз бутылку. Азамат потёр руки.
— Ну что, братишка, выпьем за джихад? Я в молодости дураком был, думал, что русские — враги. А потом понял, что казахи, татары, якуты в одной лодке с вами. И у нас один общий враг — меркантильный и безбожный Запад. Сатана, другими словами. О бюрократических формальностях можешь не беспокоиться. Завтра поедешь в офис и напишешь заявление на увольнение по собственному желанию. Думаю, что после фиаско тебя особо удерживать не станут. А я тебя тут же трудоустрою своим заместителем с окладом вдвое больше прежнего. Конечно, можно сделать перевод. Но боюсь, что ваша служба безопасности начнёт расследование и обвинит тебя в преднамеренном сговоре со мной. Лучше увольняйся по собственному желанию. Меньше вопросов будет. За неделю управишься?
— Я постараюсь.
— Вот и ладушки, — разливая по бокалам коньяк, произнёс довольный Азамат. — Ну что, брат, повоюем?
— А ты-то здесь причём?
— Чудак-человек! Как я тебя одного на войну отпущу? Какой-то хохлацкий олигарх Коломойский из Днепропетровска формирует добровольческие батальоны из националистов и отправляет их в Донбасс, а казахстанский олигарх Азамат Кунаев не в состоянии снарядить интернациональный отряд антифашистов? Обижаешь, брат! Свой батальон я хочу возглавить сам!
Я смотрел на Азамата пьяными глазами и не понимал, зачем ему это было нужно.
— Что, удивлён? — не успокаивался воинственный потомок Чингиз-хана. — Да, у меня всё есть — и заводы, и нефтяные место рож де ния, и особняки, и яхты. Но покоя нет в душе. Знаешь, Данила, я сейчас всю свою империю с удовольствием отдал бы, чтобы вернуть Советский Союз. Это моя идея фикс, моя сокровенная мечта. А за неё и умереть не страшно.
Всё произошло, как спланировал Кунаев. Из холдинга меня отпустили без отработки. Я только занёс свою трудовую книжку на новое место работы и написал заявление о приёме в качестве заместителя генерального директора по правовым вопросам. Но на новой службе не появился ни разу, хотя зарплату мне переводили на банковскую карту регулярно и без задержек.
Российско-украинскую границу наш отряд численностью около сотни бойцов переплыл ночью на лодках по Северскому Донцу. Затем на трёх автобусах нас привезли в Донецк. В военкомате полностью экипированную роту с радостью зачислили в состав ополчения и поставили на довольствие. Только вот с командованием Монголу не повезло. Никудышный из него оказался стратег. В первом же бою он растерялся и не смог организовать взаимодействие взводов. Под ударами украинских «Градов» мы потеряли восемь человек убитыми и шестнадцать ранеными. Из Донецка прислали нового ротного, кадрового военного, пять лет отслужившего во Французском иностранном легионе и семь — в чеченском СОБРе. Монгол в звании капитана стал своего рода замполитом роты. Мне же очень пригодились знания, полученные на военной кафедре университета. Навыки, приобретённые на армейских сборах, я сохранил, поэтому легко подтвердил звание лейтенанта и свою военную специальность — командир мотострелкового взвода. Цевьё автомата Калашникова сразу легло мне в ладонь, словно я с ним никогда не расставался.
Любой нормальный человек, прошедший войну, старается о ней не вспоминать. Я — не исключение. Не буду смаковать ужасы. Я — не садист, психическое здоровье мне ещё пригодится. Чтобы не сойти с ума на войне, надо относиться к ней, как к опасной работе. Ведь работают люди спасателями, шахтёрами, пожарными, вулканологами. Надо просто хорошо делать свою работу. Без рефлексии. Цинковые гробы во Львов, Ивано-Франковск, Винницу, Житомир, Киев совсем не способствовали укреплению дружбы между народами. Но не я первым начал это кровопролитие. Какая могла быть жалость к тем, кто сжигал заживо людей на Куликовом поле в Одессе, кто из самолётов расстреливал мирных жителей в Донецке, кто в Краматорске засовывал в зад мужикам арматуру, а потом сбрасывал на дно шахты, как гитлеровцы — молодогвардейцев. Кто насиловал женщин, расстреливал из пушек и танков стариков и детей. Какая, на фиг, антитеррористическая операция! Это настоящий геноцид жителей Юго-Востока, истребление собственного народа.
Наш ротный прошёл много «горячих точек» по всему миру, но такого, как в Донбассе, он не видел нигде. Под огнём «Градов», «Ураганов», «Точек «У» наша рота потеряла много бойцов. Это чудо, что мы выжили под Саур-Могилой, когда хохлы утюжили своей артиллерией каждый квадратный метр в районе падения «Боинга». Это был настоящий Сталинград. Конституционный порядок таким способом на собственной территории не наводят. Это война на истребление.
Украинские войска старались избегать прямых боевых столкновений. Из‑за низкого морального духа личного состава. Большинство солдат не понимали причин и целей этой войны. А долбить из пушек и танков издалека — вроде бы как на учениях. И если бы мы не стреляли в ответ, у них осталась бы иллюзия безнаказанности. А так прилетало и по ним, у них не было запасных жизней, как в компьютерных играх, они умирали навсегда. Только страх возмездия останавливал карателей.
Иловайск, Дебальцево, Донецкий аэропорт… Сотни украинских парней полегли на полях сражений, а ещё больше попало к нам в плен. Если бы не приказы командиров остановить наступление, то мы давно были б в Киеве. Но после каждой победы следовала команда сверху — перейти к обороне. Политики в высоких кабинетах начинали торг.
