Дмитрий Барчук - Орда
Обзор книги Дмитрий Барчук - Орда
Дмитрий Барчук
Орда
© Д. В. Барчук, 2002
* * *Да, скифы – мы.
Да, азиаты – мы.
С раскосыми и Жадными очами.
Александр БлокRusia – 1,103,485 square miles.
Capital citi – Peterburg.
Tartary Moscovite – 3,050,000 square miles.
Capital citi – Toboljky.
Британская энциклопедия. Том 2. Эдинбург, 1771 годПредать все случившееся забвению и глубокому умол чанию…
Из указа Сената Российской империи 1775 годаЧасть первая
Сибирский пленник
Батюшка Петр Андреич! – шептал Савельич, стоя за мной и толкая меня. – Не упрямься! что тебе стоит? плюнь да поцелуй у злод… (тьфу!) поцелуй у него ручку.
Александр Пушкин. Капитанская дочка«Господи, неужели все?! – мое сознание отказывалось принимать мысль о кончине бренного тела. – Через считанные мгновения я так Же, как капитан и поручик. Буду болтаться на веревке. И все закончится. Не будет ни этого неба, ни воздуха, ничего не будет. И я никогда не увижу ни милой Марьи Ивановны, ни маменьки… Я, которого все так любили и баловали! Этот родной, дорогой я может вот так запросто взять и умереть? Нет!!! Я должен жить! Я буду жить! Дышать, любить, радоваться. Еще хотя бы час. Еще один денек. А потом будь что будет…»
Ноги сами подломились подо мной, и я упал на колени на тронутую первыми осенними заморозками землю перед самозванцем, а губы сами потянулись к его холеной руке, унизанной перстнями. То ли от пережитых волнений, то ли от блеска разбойничьих бриллиантов на глазах у меня навернулись слезы.
Это неуместное в моем положении слабоволие заметил и самозванец:
– Его благородие, знать, одурел от радости. Подымите его.
Меня тут же схватили под руки два бородатых казака и втолкнули в толпу гарнизонных солдат, таких же изменников, как и я. Потом нас заперли в конюшне, а вечером, когда совсем уже стемнело, стали по одному вызывать на допрос.
Меня привели в дом отца Герасима, где главари бунтовщиков остановились на постой. В горнице за длинным столом, уставленным разными яствами (при виде еды у меня снова помутилось в глазах, и я почувствовал ужасный приступ голода), сидели четверо. Тот, который выдавал себя за царя, расположился во главе стола. Сейчас я его разглядел лучше. Густые черные волосы с редкой серебряной проседью свисали почти до плеч, но не выглядели растрепанными, ибо были тщательно расчесаны с пробором посередине. Они не скрывали большого и высокого лба. Брови у него были густые и у переносицы почти срослись. Впалые щеки, нос с горбинкой, раздвоенный подбородок, узкие губы под пышными постриженными усами и большие, слегка раскосые глаза с черными зрачками, в которых отражались всполохи свечей, характеризовали его как человека волевого и энергичного. Мерцание огня придавало ему даже какой-то мистический, демонический вид. По правую руку от самозванца сидел молодой башкирец лет двадцати от роду с безусым лицом. Несмотря на жар, исходивший от печи, на плечах его красовалась бурка из белой овчины. Слева смачно хрустел квашеной капустой русоволосый бородач с красным и потным от выпитого вина лицом. А спиной ко мне сидел мой старый знакомец – отец Герасим. Когда подо мной скрипнула половица, возвестив собранию о прибытии новой жертвы, батюшка повернулся и его лицо расползлось в елейной улыбке:
– А вот и Петр Андреевич к нам пожаловали, – протянул священник, а затем, обратившись к смутьянам, представил меня: – Господин Гринев. Только недавно был произведен в офицеры. Кроме дуэли с господином Швабриным из‑за капитанской дочки ничем себя проявить не успел.
За тот короткий миг, когда поп был ко мне лицом, я успел разглядеть, что на его шее висит новый крест. Деревянный, старообрядческий.
«Быстро же батюшка поменял веру», – подумал я.
– Что, твое благородие, готов ли ты верой и правдой послужить законному государю? – спросил самозванец и пристально посмотрел на меня.
Его взгляд был такой силы, что я невольно отвел глаза в сторону. Мне было очень стыдно за свое дневное малодушие, смерть не казалась мне уже такой страшной, бесчестье и папенькино проклятие меня страшили сейчас больше. Я набрался храбрости и выпалил:
– Извини, дядюшка, но ты мне – не государь!
Мой голос прозвенел в горнице, как лопнувшая струна. Я сам испугался своего крика и воцарившейся вслед за ним тишины.
Башкирец выскочил из‑за стола и выхватил из ножен саблю:
– Как ты, аспид, посмел перечить государю! Я вот тебя…
Юноша уже намеревался порубить меня на куски, но его остепенил властный окрик ихнего царя:
– Отставить, Салават. Забрызжешь здесь все кровью. Утром его вздернут на виселице. А пока давай лучше полюбопытствуем у него, почему благородный люд меня признавать не хочет. Неужто им самозванка больше по нраву?
Я понял, что вопрос обращен ко мне, и ответил:
– Я присягал на верность государыне-императрице и от присяги своей никогда не отрекусь.
На что предводитель бунтовщиков с ехидцей заметил:
– Так ты и мне присягал. Аль не помнишь? Зато весь дворовый люд в Белогорской крепости подтвердит, как ты мне руку целовал. ждет тебя, твое благородие, в лучшем раскладе – тюрьма на Соловках, а верней – дыба и плаха. Коли я тебя раньше не вздерну.
Мятежники рассмеялись. Я переминался с ноги на ногу и молчал. Главарь же продолжал меня допытывать:
– Признайся, благородие, приятно, поди, захребетником на мужицких спинах сидеть? Говорят, что ваша просвещенная императрица, начитавшись Вольтера, вообще вам дозволяет с народом хуже, чем со скотом, обращаться. Это ль тебе любо в России, истинного Бога забывшей?
– Чего молчишь? Отвечай, когда тебя царь спрашивает! – раздался юношеский фальцет башкирца.
Памятуя о его взрывном характере, я не стал больше испытывать судьбу и поспешил ответить:
– О других господах говорить не буду, а за моего родителя скажу. Крепостные ему пожалованы императрицей Елизаветой Петровной за службу верную и славу ратную. Папенька и маменька к дворовым людям относятся, как к детям родным, со строгостью, но с заботой. Батюшка даже француза-каналью прогнал из дома взашей, когда прознал, что он дворовых девок портит.
И тут я в первый раз услышал хриплый бас бородача:
– А что, позволь узнать, батенька, француз у вас дома делал?
Я даже растерялся от наивности заданного вопроса и ответил не сразу:
– А что иностранцы в дворянских семьях делают? Детей языкам европейским учат, математике и фехтованию.
– Ах вот оно что значит, – протянул красномордый. – И насколько ты, Петр Андреевич, преуспел в познании языков?
Я про себя отметил, что меня впервые за время допроса назвали по имени-отчеству.
«Это добрый знак», – подумал я и решил развить эту тему дальше. Не стал рассказывать правду смутьянам о пройдохе месье Бопре, который меня толком ничему и не научил, а только лакал наливку бутылями да по девкам бегал.
– По-французски говорю сносно. По-немецки похуже, но со словарем переводить умею, – соврал я.
Благо, проверить мои слова в этом обществе, похоже, никто не мог. Бородатый передвинулся блшке к своему царю и что-то тихо прошептал ему на ухо. Главарь отрицательно покачал головой. Но борода, видать, был ему близким человеком и еще раз, настойчивее попросил предводителя, сказав ему при этом что-то приятное. Лицо самозванца просветлело, и он во весь голос объявил:
– Радуйся, строптивец. Воевода Асташев выхлопотал для тебя помилование. Раз в ратном деле ты мне не помощник, придется, батенька, послужить тебе Московии на ниве образования. Поедешь с воеводой за Каменный Пояс в мое царство, в славный город Томск. Завтра Василий Афанасьевич отбывает туда за казацким пополнением для моего войска. Заодно и тебя с собой прихватит. У воеводы молодая жена – француженка, по-русски двух слов связать не может. А он по-французски не парлекает. Как молодоженам общаться? Иной раз и поговорить хочется. Воеводу учить басурманскому языку уже поздно. Он и по-татарски-то не знает. Да и, по правде говоря, здесь он мне нужен. Кто мне Москву брать будет? А вот женушку его ты русскому научи. Когда война закончится, приеду в Томск и сам проверю, как ты исполнил государев наказ. А теперь молчи. Еще одно слово поперек моей воли – и петля тебе обеспечена. Милость моя не беспредельна.
Стражники вывели меня в сени, где уже поджидал нас отец Герасим. Он перекрестил меня двумя перстами и пролепетал:
– В рубашке ты, Петр Андреевич, родился. В рубашке. Надо же, самому царю перечить вздумал. Христом Богом заклинаю, не делай больше так. Ладно, сейчас обошлось. Но всегда везти не может. Гонор свой поумерь. В Московии этого не любят. Люди там могут показаться тебе малообразованными, зато они честные и открытые. И не смотри ты на меня букой. Попадешь за Каменный Пояс, сам все поймешь. А за Марию Ивановну не беспокойся. Я ее за свою племянницу выдал. Мы с попадьей за ней присмотрим. А теперь ступай. Да поможет тебе Бог!