Дмитрий Барчук - Майдан для двоих. Семейная сага
Иловайск, Дебальцево, Донецкий аэропорт… Сотни украинских парней полегли на полях сражений, а ещё больше попало к нам в плен. Если бы не приказы командиров остановить наступление, то мы давно были б в Киеве. Но после каждой победы следовала команда сверху — перейти к обороне. Политики в высоких кабинетах начинали торг.
Донецкий аэропорт я помню современным красавцем, когда он принимал гостей «Евро-2012» со всего мира. Трансконтинентальные лайнеры взлетали и садились каждые пятнадцать минут. Многоцветье флагов, многозвучье языков. А сейчас — сплошные руины. Откуда ещё и стреляют.
Аэропорт уже находился практически под нашим контролем, но в подвале ещё оказывали сопротивление национальные гвардейцы. Моему взводу была поставлена задача — провести разведку боем подземных коммуникаций аэропорта. Под Дебальцево ранило много бойцов. Им на смену пришли местные добровольцы. Отряд получился смешанный: половина старожилов, половина новобранцев. На стрельбах новички вроде бы показали себя неплохо, но как поведут они себя в условиях реального боя, я не знал. Нам выдали приборы ночного видения, и мы по одному спустились в подземелье. У меня с детства страх перед всякими подвалами, и я очень не люблю темноты.
Я отправил вперёд пятерых добровольцев из Сибири. Парни выросли в тайге и были хорошими охотниками. Тыл замыкал Барса со своими европейскими воинами-интернационалистами. Сам же остался посередине колонны, окружённый в основном новобранцами. Неожиданно впереди завязался бой. Видать, сибиряки нарвались на противника. Началась перестрелка. Сверкающие очереди трассирующих пуль освещали подземелье.
Я приказал солдатам залечь, но под лопатку мне уткнулся автоматный ствол.
— Спокойно, командир. Не дёргайся. Сдай оружие по-хорошему. Нельзя быть таким доверчивым.
Меня обезоружили и стащили с головы прибор ночного видения, прежде чем я успел разглядеть лица предателей. Но по голосам я понял, что это мои новобранцы.
Если в их задачу входил мой захват, то кричать, звать на помощь Барсу и сибиряков было бесполезно. В узком проходе диверсанты положили бы всех, ведь мои бойцы, наверняка, постарались не стрелять по своему командиру. Похитители приказали мне спуститься в канализационный люк, потом свернули в какой-то боковой тоннель и ещё долго шли по нему, пока не попали в столб пробивающегося сверху дневного света. Ещё ткнув для острастки меня в бок автоматным стволом, перебежчики приказали мне подниматься по железной подвесной лестнице наверх.
Выйдя на свет божий, я оказался в каком-то перелеске, разрушенное здание аэропорта чернело вдали, на расстоянии километра. Меня окружали бойцы в камуфляжной форме с жёлто-синими нашивками на рукавах.
Потешный карцер во львовской «Криіивке» аукнулся мне настоящим тюремным застенком у бандеровцев. За время своего плена я сменил три тюрьмы. Славянок, Днепропетровск, Киев. Общие камеры, одиночки, карцеры. Везде — избиения и пытки. Из кормёжки — тюремная баланда, хлеб да вода. Меня допрашивали разные следователи — от отъявленных садистов до вполне интеллигентных, образованных людей. Относительно себя я ничего не скрывал. Откровенно рассказывал про любовь к Кате, гибель брата в Одессе, что пробрался в Донбасс и записался добровольцем в ополчение по своим убеждениям. Относительно военных тайн я был нем как рыба, за что и получал побои и увечья. К Киеву я уже не досчитался трёх зубов, сильно болели рёбра, часто кружилась голова и я падал в обморок. Я-таки достиг своей цели: оказался в Киеве. Но только не в роли воина-освободителя, а в качестве военнопленного.
— Георгиевским Крестом и орденом «За воинскую доблесть» бандитская власть простых террористов не награждает. Вы хоть понимаете, Данила Владимирович, что вы военный преступник? — задал мне риторический вопрос следователь, мой ровесник, в киевской тюрьме. — По закону военного времени вас могут даже расстрелять.
— Сделайте одолжение. А то все только пугают, но никто не осмелится, — безразличным тоном ответил я.
— Послушайте, Козак, вы же умный человек, юрист, блестящую карьеру сделали, что вас занесло в эту шайку убийц?
— Вы это о чём, пан следователь? О национальной гвардии? Так я там не был.
— Перестаньте ёрничать. Вы прекрасно понимаете, про что я говорю. С нами вся Европа, весь мир. А Россия после агрессии в Крыму и Донбассе стала страной-изгоем. Скоро в Северную Корею превратится.
— Раньше вы — в Сомали.
Моя дерзость остаётся без ответа. Следователь вызывает конвой.
На следующем допросе меня ждёт сюрприз. Рядом со столом следователя на стуле сидит Катя Иванова. У меня язык присыхает к нёбу. Я не в состоянии выдавить из себя даже слова.
— Вот, Козак, к вам гостья. Надеюсь, хоть она сможет повлиять на вас.
Следователь уходит, и мы остаёмся с Катей наедине. Господи, как долго я ждал этой минуты, сколько мне пришлось пережить на пути к ней. Вот она, милая, родная, желанная, к ней я стремился через смерти и войну.
Катя бесшумно встаёт со стула и подходит ко мне.
— Бедный Данилка, как же тебе досталось! — она проводит кончиками тонких пальцев по моему лицу и шее, но в моей душе ничего не шевельнётся.
Она пуста, как эта допросная камера.
— Зачем ты здесь? — заставляю себя спросить её.
Она падает мне на грудь и, целуя моё окровавленное лицо, причитает:
— Даня, Данечка, Данила, следователь сказал, что тебя ещё можно спасти. Ты только должен выступить по телевидению с осуждением донецких сепаратистов. Текст уже готов, ты только зачитай его перед камерами. Да, будет суд, но, учитывая твоё раскаяние, тебе дадут условный срок. И ты даже сможешь послужить в украинской армии. И мы, возможно, когда-нибудь снова будем вместе. Нам же так хорошо было вдвоём.
Я безмолвен, как истукан. Не такой я представлял нашу встречу, не об этом мечтал. Вместо того, чтобы вырвать невесту из лап демонов, сам попался к ним в плен, и теперь она предлагает мне стать демоном. Хороша перспектива!
Я отстраняюсь от Кати и ледяным тоном говорю:
— Ты ошиблась, пана. Я Родину на бабу не меняю.
Она испуганно пятится к железной двери и, что есть мочи, колотит кулачками по гулкому железу.
Часть 2
От отца
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать -
В Россию можно только верить.
Фёдор ТютчевГлава 1
Небиблейский Яков
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди…
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, —
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
Неразрушимое государство русской нации сильно своим климатом, своими пространствами и ограниченностью потребностей.
