Отмель - Крейг Холли

И когда Куп интересуется, куда мы едем, я смотрю на Чарльза и грызу ногти в надежде, что он сам сообразит ответить сыну. Я ведь тоже хочу знать, куда мы направляемся. Какой у нас план. Сколько человек нас преследуют. Муж отвлекается от дороги и бросает на меня косой взгляд.

– М-м?

– Где это? Где живет Мэри?

Историю о подруге по имени Мэри мы сочинили, пока ждали Купера у школьного кабинета. Ну конечно, это всего на одну ночь, максимум на две. А потом мы что-нибудь придумаем.

– В Квинсленде [8].

Я сглатываю. Что? Почему там, почему так далеко? Мы же никого не знаем в этом штате. А Джек? Когда я снова увижу любимого? Я кладу руку на живот и борюсь с очередным приступом рвоты. Джек не знает, где я, не знает, что со мной, и мне вряд ли удастся написать ему втайне от Чарльза.

– Мы что, поедем туда на машине? – спрашиваю я.

– По морю.

С заднего сиденья раздается радостный визг детей, а я все сильнее вжимаюсь в кресло и кусаю внутреннюю сторону щеки, пока не появляется медный привкус. По морю? Он не шутит? Мы отправимся в Квинсленд на яхте? Не может быть. Перед глазами встает стена воды, и я моргаю, отгоняя наваждение. Дети не должны ничего заметить. Придется делать вид, что все в порядке, что таков наш план, и продолжать притворяться. Я еще ничего не знаю. Знаю лишь, что Кики показала всему миру нечто ужасное. Но все же… при чем тут мы? Это Чарльз убил мою подругу? Если нет, почему просто не вызвать полицию? Ариэлла мертва. Больше я ничего знаю. Ариэлла мертва.

Наша яхта пришвартована в нижней части гавани Роуз-Бэй. Роскошная лодка длиной в двадцать один метр, на которой мы уже несколько месяцев не катались вместе. Время от времени Чарльз возит детей на пристань, но морская болезнь не дает мне наслаждаться регулярными речными прогулками. В основном муж использует яхту для деловых встреч, во время которых уговаривает потенциальных клиентов заключить выгодную сделку. Приглашал ли он туда Матео? Много ли стриптизерш и проституток развлекалось там с моим мужем?

Я спрашиваю Чарльза, надолго ли мы уезжаем, а он поднимает руку и шепчет: «Тсс». Так мягко и тихо, что дети его не слышат. Но это знак. Он либо сам не представляет временных рамок, либо намеренно держит меня в неведении.

Два месяца назад

Джек – это теплая кожа и теплые улыбки. Мощные толчки и крепко сжимающие пальцы. Дыхание, вырывающееся из моего открытого рта; гнездышко, в котором уютно; объятия, в которые хочется броситься; дом, который мне подходит. В Джеке есть все, чего нет во мне. Он добр и бескорыстен. Непоколебим и крепок как скала. Терпелив и непритязателен, готовит чашку за чашкой кофе с миндальным молоком моей любимой марки. Иногда я подолгу смотрю на его спину, острый перевернутый треугольник, и хочу, чтобы Джек принадлежал мне. Но никто и никогда не сможет обладать Джеком, потому что он – ничей, свой собственный, и от этого я хочу его еще больше.

Как часто бывает в новых отношениях, мне любопытно узнать о его бывших. Тогда я смогу сравнить себя с ними. Хочу увидеть их фотографии, услышать личные истории, а пока Джек их рассказывает, неотрывно смотреть ему в глаза, пытаясь угадать, живы ли в нем те чувства. Хотя во взгляде Джека я вижу лишь собственное отражение, которое тоже на меня смотрит. Там нет никого из тех женщин, что были раньше. Только та, что сейчас. В нем живу только я.

Такая любовь разрушает неуверенного в себе человека вроде меня. А что хуже всего, я просто не знаю, как с ней быть.

Поэтому всякий раз, когда мы встречаемся в отеле «Четыре сезона», который выходит окнами на Сиднейскую гавань, где огни моста и ночного города играют красками на воде, я не хочу уходить. Ни ради Кики, ни ради Купа, ни ради будущего. Счастье заключается в мелочах, особенно когда в целом ты несчастлива. Легко найти его в плотной простыне, шоколадном торте, личном пространстве и времени. Сейчас номер отеля – единственное место, где я улыбаюсь. Но встречаться становится все труднее, это возможно только в те дни, когда Чарльз уезжает за границу, а Джорджия присматривает за детьми. Если однажды что-то нас разлучит, я не знаю, где мне искать счастье.

Джек наполняет стакан водой, и ягодицы у него крепче ореха. Я подползаю к нему на четвереньках и, хохоча, прихватываю их зубами, слыша, как он ойкает от неожиданности.

– Как они посмели быть крепче моих? – говорю я, целуя кожу поверх своей слюны. Джек поворачивается, поднимает меня на ноги и ставит стакан на стол. Вода так соблазнительно блестит у него на губах, что мне хочется ее слизнуть.

– Тренировки, только и всего.

Я смеюсь, и мы целуемся, точно голодные подростки.

– Пожалуйста, – умоляю я.

Он качает головой и снова отстраняется, чтобы убрать шоколадный торт с кофейного столика. Настоящая свобода – это стоять голым у открытого окна. Яйца и груди, полные обнаженного счастья.

– Ну пожалуйста, – повторяю я с набитым ртом и случайно выплевываю кусочек торта. Мы снова смеемся. А потом я перестаю умолять, потому что уже знаю ответ, и никакие мои «пожалуйста», сколько бы их ни было, Джека не переубедят. Я еще не сказала ему, что у нас будет ребенок. Мне страшно, что тогда он передумает. Будучи партнером Чарльза, он связан по рукам и ногам. И боится того, на что способен мой муж. Но теперь, когда настроение у Чарльза постоянно меняется, как у буйного подростка, едва достигшего половой зрелости, я тоже начала сомневаться. Муж никогда не простит Джека за то, что мы вместе. Чарльзу и в голову не придет, что причина моей измены кроется в нашем неудавшемся браке. Нет. Он возложит вину и обрушит свою ненависть на нас с Джеком.

Перед тем как расторгнуть контракт с предприятием Чарльза, Джек должен успеть учредить новую компанию. Как только этот вопрос решится, мы будем вместе. Я наконец-то перестану зависеть от мужа.

Я не рассказываю Джеку о пощечине. Если не выдержу и во всем сознаюсь, он мгновенно забудет, что нам надо спокойно обустроиться на новом месте. В спешке забронирует отель, выдернет детей из дома, и наши тщательно продуманные планы мигом полетят в тартарары. Я хочу бросить Чарльза прямо сейчас, очень хочу. Дом наш кажется мне грязным, испохабленным, испорченным. Он превратился в зал ожидания, отрезок между двумя точками: той, где я когда-то была, и той, куда я стремлюсь. Но скрупулезная подготовка Джека и безопасность моих детей гораздо важнее. Джек часто повторяет: «Если уж мы решились, давай сделаем все как следует», – и вот за это я его и люблю.

– Что ты знаешь о нашем новом соседе Матео? – спрашиваю я любимого, протягивая ему очередную ложечку торта.

Он отвечает с набитым ртом:

– Это новый клиент Чарльза, да?

Я киваю и сажусь на край кровати.

– Мы с его женой подружились. Ты, случайно, не слышал о них никаких сплетен?

Он пожимает плечами и ставит тарелку на стол.

– Ты ведь знаешь, это не совсем по моей части. – Будучи партнером Чарльза, Джек все же не принимает активного участия в управлении компанией.

– Но ты что-нибудь о нем слышал? Насколько я поняла, он владеет стрип-клубами.

Джек качает головой и аккуратно стряхивает крошки с груди.

– Почему ты спрашиваешь?

– Матео совсем замучил жену. Приставил к ней круглосуточную охрану. Телохранитель сопровождает ее повсюду, даже когда она приходит к нам попить кофе. Представляешь?

Джек вытирает рот салфеткой.

– По-моему, это перебор.

– Зачем ей такой уровень безопасности?

Он снова пожимает плечами.

– Как знать? Может, муж боится, что ее похитят?

– Возможно. Охранник провожает ее даже до чертовой ванной.

Джек сдувает челку со лба.

– Повторяю, перебор.

– Слушай, она тайно передала мне записку. – Я встаю, подхожу к сумочке и вытаскиваю записку из кошелька. Спрятанная между карточками медицинского страхования, она по-прежнему сложена так, как в тот день, когда я ее нашла. Я подношу записку к лицу Джека, он берет ее у меня из рук. И пока он читает, между бровей у него пролегает глубокая складка.