Пенни Винченци - Злые игры. Книга 1
— Д-да… Пожалуй, да. А у тебя что, так много проблем?
— Очень, — ответила она, — но я учусь как-то жить с ними.
Ближе к весне Вирджинией овладела мысль провести с Чарльзом хотя бы несколько дней.
— Не бойся, я не собираюсь надоедать тебе и не стану уговаривать, чтобы мы вместе сбежали куда-нибудь насовсем. Но было бы и в самом деле славно, очень славно провести вдвоем несколько дней и ночей так, чтобы не нужно было ни о чем волноваться, смотреть постоянно на часы. Разве не так?
— Конечно так, но как это сделать? Подумай сама, это же совершенно нереально.
— На Пасху я собираюсь поехать навестить маму. Я могла бы вернуться назад на два дня раньше. Или улететь туда на два дня позднее.
— Вирджиния, дорогая ты моя, это же страшно рискованно.
— Не очень. Александр уедет к этой старой ведьме, своей матери. Он ничего не будет знать. Что ты об этом думаешь? Мне кажется, эта идея должна тебе понравиться, обязательно должна.
— Разумеется, она мне нравится, но я боюсь. За тебя, но и за себя тоже. Представь, что Александр все узнает. Ты только представь.
— Не узнает. Ничего он не узнает. А потом… у него нет собственнических инстинктов. Честное слово. Ну, Чарльз, давай попробуем. Пожалуйста.
— Ладно. Постараюсь что-нибудь придумать. Но в Фулхэме мы эти два дня проводить не будем. Хорошо?
— Договорились.
В конце концов он вспомнил о том коттедже, что стоял на самой границе имения его отца.
— Никто туда никогда не заходит. Он стоит прямо у моря. Примерно в двух милях от дома. Мы могли бы пожить там.
— Прекрасно.
— Не очень. Там холодно, сыро и нет электричества. Воду надо качать из колодца вручную. Придется топить печь, а освещение там только от масляной лампы. Кровать неровная, и я уверен, что в доме наверняка водятся мыши.
Вирджиния поцеловала его:
— По-моему, ты просто пытаешься меня отговорить.
— Совершенно верно.
— Ну так считай, что ничего у тебя не вышло. Ты потерпел позорнейшее поражение. Мы едем. И будем трахаться, и трахаться, и трахаться целых два дня подряд. А потом я улечу в Нью-Йорк, схожу на Пасху с мамой в церковь и замолю все свои грехи.
— Тебе-то хорошо, — ответил Чарльз. — А я католик, мне за это придется вечно жариться в аду.
— Но я буду того стоить. Обещаю.
— Думаю, что да, — улыбнулся он. — Ну что ж, не забудь прихватить для меня пасхальное яичко. А иначе я не поеду.
— Не забуду.
Они встретились в аэропорту Корка и двинулись дальше на старенькой машине, которую Чарльз взял напрокат.
— Спаси меня Бог, если нас увидит кто-нибудь из тех, кого я знаю. Мама меня просто убьет.
— За что? За то, что привез сюда замужнюю женщину?
— Нет, за то, что не заехал самым первым делом к ней.
— А-а.
Коттедж оказался каменным и совсем крошечным; добрались они туда уже к самому вечеру, и в доме стоял жуткий холод. Чарльз заранее запасся дровами, углем, продуктами и вином.
— А ты что прихватила с собой?
— Только саму себя.
— Ох уж мне эта аристократия, — проговорил он, целуя ее. — Совершенно не способна позаботиться о себе. Сходи накачай воды, хоть какая-то польза от тебя будет.
Вирджиния вернулась несколько смущенная:
— У меня ничего не выходит. Насос не работает.
— Никакого от тебя толку. Пригляди-ка за супом, а я схожу сам сделаю.
Вид у нее стал довольный.
— Вот готовить я умею хорошо.
Она действительно умела. В морковный суп она добавила немного сливок и вина и подала его на стол вместе с разогретым на дровяной плите хлебом и шампанским.
— Боюсь, оно несколько теплое. Но это марочное.
— Значит, что-то ты все-таки прихватила.
— Да. А еще у меня есть роскошный сыр, немного фруктов в сливках, орехи, земляника и свежий инжир. Это все в моей большой сумке.
— Прямо не сумка, а корзина с рынка. Здорово. Господи, а откуда ты достала свежий инжир в это время года?
— Купила в «Фортнуме».
— Ну, естественно. И как только я сам не сообразил.
Когда они поели, он проговорил:
— Так, а теперь займемся делом.
— Что ты имеешь в виду? — насторожилась она.
— Не бойся, ничего страшного. Будем сушить постель.
— Прости. А как мы будем это делать?
— Бутылками с горячей водой.
— Неужели же ты привез и бутылки?!
— Привез.
— Ты меня просто потрясаешь, Чарльз.
— Я знаю.
В постели все равно было невыносимо холодно, даже несмотря на горячие бутылки, и к тому же, как и обещал Чарльз, она была неровной; когда Вирджиния забралась под одеяло, ее бил сильнейший озноб.
— Никогда в жизни еще не ложилась в холодную постель.
— Испорченная ты девчонка.
— Я знаю. Но тут уж я ничего не могу поделать.
— Сейчас я тебя согрею. Двигайся сюда, поближе, и прижимайся.
Она устроилась в его объятиях и крепко прижала его к себе. У нее было такое ощущение, будто все ее тело промерзло насквозь.
— Как ты себя чувствуешь, дорогая? Тебе хорошо?
— Да, конечно. Давай полежим так немного. Я отойду.
— Не думаю, — ответил Чарльз, и руки его принялись нежно и неторопливо поглаживать ее. — А потом, не смогу я так лежать. Уж извини.
— Постарайся. А то каждый раз, как только ты шевельнешься, меня обдает холодом.
— Так тебе и надо. Это же была твоя идея сюда приехать.
— Чудесная идея. Что, разве не так?
— По-моему, так. Слушай, не могла бы ты…
— Да?
— Позволить мне сейчас уступить моим наклонностям. А потом я полежу тихо. Обещаю.
— Ну, так уж и быть.
Потом они лежали перед огнем, обнаженные, на толстом одеяле. Маленькая комнатка к этому времени успела прогреться; в ней было темно, и только пламя бросало вокруг свои отсветы. Чарльз достал бутылку вина, они пили его и неторопливо разговаривали, улыбаясь друг другу.
— Ой, да, — вспомнила вдруг Вирджиния. — Твое пасхальное яичко.
— Надеюсь, не из «Фортнума»? Это было бы слишком неоригинально.
— Нет. От Фаберже.
Она порылась в сумке и вытащила косметичку, в которой, обернутое слоем ваты, лежало изящное, инкрустированное рубинами золотое яйцо.
— Это тебе в знак моей благодарности. Ты сам не знаешь и никогда не узнаешь, как много ты для меня сделал.
— Вирджиния, — потрясенно проговорил Чарльз, — я не могу это принять. Это же целое состояние.
— То, что ты для меня сделал, — улыбнулась она, — стоит целого состояния. Я хочу, чтобы ты его взял. Отец подарил мне его, когда мне исполнился двадцать один год.
— Ну, если ты так хочешь, — промолвил он, с благоговейным трепетом крутя яйцо в руке, — я возьму. Но даже не представляю себе, чем смогу тебя отблагодарить.
