Пенни Винченци - Злые игры. Книга 1
— Ну, если ты так хочешь, — промолвил он, с благоговейным трепетом крутя яйцо в руке, — я возьму. Но даже не представляю себе, чем смогу тебя отблагодарить.
— И не надо. Ты и не должен этого делать. А если будешь когда-нибудь голодать, продай его. Обещаю, что не стану обижаться.
— Нет уж, я предпочту голодать, — торжественно произнес Чарльз; он и в самом деле так думал.
Утром они проснулись рано: огонь погас, и из постели их выгнал холод. Чарльз снова отправил Вирджинию за водой, сказав, что не впустит обратно в дом, пока она не научится пользоваться насосом.
Она вернулась торжествующая, с наполовину налитым чайником; Чарльз приготовил кофе, и они позавтракали булочками с медом и тем инжиром, что привезла Вирджиния.
— А теперь поехали на прогулку. Хватит сидеть взаперти.
— Чарльз! Я полагала, что мы тут должны ото всех скрываться.
— Там, куда я тебя повезу, мы будем в безопасности.
Они поехали вниз по долине к морю; Чарльз привез ее на пляж, такой длинный и широкий, что он производил впечатление чего-то совершенно самостоятельного, существующего независимо от окружавшего пространства. Там они и гуляли; позади, за спиной у них, были горы, небольшие долины, первозданные, причудливо изломанные обрывы, а перед их взорами расстилалось море — бурное, холодное, неизменно прекрасное.
— Боже, какое великолепнейшее место! Мне здесь так нравится. Я бы хотела тут жить.
— Я знаю один небольшой домик, который ты могла бы снять. За очень умеренную плату.
— По рукам!
Они вернулись в коттедж, изголодавшись и в прямом смысле слова, и друг по другу, и занялись любовью — ласково, нежно, с привычным теплым ощущением почти устоявшейся близости. Потом Вирджиния отвернулась от него, и Чарльз вдруг понял, что она плачет.
— Что случилось? Дорогая, в чем дело?
— Ни в чем. Не знаю. Просто с меня как будто что-то спало. Я ощущаю какое-то полнейшее, абсолютное умиротворение. Счастье. И поэтому плачу. Глупо звучит, правда?
— Очень.
— Вы чересчур откровенны, мистер Сейнт-Маллин.
— Я знаю.
Они поели перед огнем, потом снова легли в постель, в объятия друг друга; проснулись они совершенно голодными. Чарльз приготовил ужин, цыпленка в вине; блюдо оказалось превосходным.
— Ты просто чудо, — восхитилась Вирджиния.
— Я знаю.
— Идем в постель. Дай я тебя отблагодарю.
— С одним условием.
— Это с каким?
— Ты вначале вымоешь посуду.
— Ты удивительно романтичен.
— Я знаю.
— Это уже становится неинтересно.
— Прости. Черт с ней, с посудой. Идите ко мне, миледи, я вас трахну. Мне почему-то это кажется сейчас жутко важным.
— Я уж думала, что сам ты никогда не попросишь.
В ту ночь она была особенно раскованной и безудержной; такой он ее никогда еще не видел. Она крепко прижималась к нему, оргазм следовал у нее за оргазмом, и казалось, им не будет конца; она и не старалась даже сдерживать радостные, ликующие вскрики; когда наконец силы ее истощились, она в изнеможении откинулась на спину и почти торжествующе улыбнулась Чарльзу:
— Это было бесподобно. Просто бесподобно.
— Да, мне тоже так показалось. Можно мне теперь немного поспать?
— Можно. И спасибо тебе.
— За что?
— За все. Но особенно за это. За сегодня.
Впоследствии на протяжении многих лет он не раз вспоминал эти ее слова и то, как она их произнесла, стараясь понять, что она хотела сказать ими, что она на самом деле имела в виду.
Наутро оба были подавлены, их праздничное настроение улетучилось. Им предстояло собираться и после обеда возвращаться в Корк.
Вирджиния была особенно печальной, ушедшей в себя, в ее золотистых глазах стояло какое-то странное выражение.
— Не грусти, — проговорил Чарльз. — Нам будет что вспомнить.
— Да. Будет.
— Я люблю тебя, Вирджиния. Очень люблю.
Он впервые сказал ей эти слова, впервые позволил себе даже подумать об этом. Он понимал, что никакого будущего у их отношений быть не может, а уж будущего у его любви к ней — тем более. Но на него что-то нашло, он испытывал прилив нежности, тепла, ему не давала покоя томительная радость пережитого, и ему захотелось сказать ей об этом.
Она выпрямилась и посмотрела на него серьезно и озабоченно, взгляд у нее был тяжелый; Чарльз сразу же понял, что она не разделяет его чувства. Ему стало больно, очень больно; но все-таки он предпочитал знать правду.
— Чарльз. Послушай… я…
— Не надо, Вирджиния. Я понимаю. Ты меня не любишь. Мне не следовало этого говорить. Сам не знаю, почему я это сделал. Конечно, все это не может больше продолжаться. Должен быть и конец. Я понимаю. Честное слово. Конечно, мне нелегко, — добавил он, и рот его скривился в странной, обиженной улыбке. — Конечно, я бы предпочел увезти тебя на край света и сделать своей. Навеки. Но это невозможно. Я был бы сумасшедшим, даже если бы только подумал об этом.
— Сумасшедшим, но очень милым… Чарльз, прости меня. Иногда я думаю, что не должна была этого начинать. С моей стороны все это было очень эгоистично и неправильно. Я…
— Вирджиния…
— Да?
— Вирджиния, почему ты это сделала? Почему ты это начала?
Наступило долгое молчание. Потом она медленно заговорила:
— Я не могу сказать тебе. Просто не могу. Ничего. Но одной из причин было то, что я тебя хотела. Мне казалось, что ты самый привлекательный и самый сексуальный мужчина, какого я видела. И я знала, что могу тебе доверять.
— Доверять мне. — Он ощутил острый укол обиды и гнева. — Ах вот как. Ну что ж, тебе это было очень удобно. Удобно и хорошо.
— Что ты хочешь сказать?
— Ну, это же очевидно: тебе нужен любовник, которому бы ты могла доверять, разве не так? Доверять в твоем положении. В твоем очень важном, очень высоком и очень заметном положении. Такой, который не станет трепать твое имя по всему Лондону. Который не выставит тебя в неприглядном свете, не ославит, как дешевку, не подставит под удар твой брак. Да, теперь я понимаю, насколько для тебя было важно, сможешь ли ты мне доверять.
— Не надо, Чарльз. Пожалуйста.
— Почему не надо? Тебе никогда не приходило в голову, Вирджиния, что у меня может возникнуть такое чувство, будто меня просто используют? Как вполне подходящий, симпатичный, всегда стоящий на задних лапках член, торчащий из небезобразного и послушного тела, которому можно доверять. Как раз то, что тебе нужно. А может быть, мне тоже чего-то хотелось? Немного любви, даже немного какого-то будущего. Но мне этого не видать, так? Я должен жить, как всегда, тянуть свою лямку, трахать тебя, когда тебе этого захочется, удовлетворять тебя, а потом тихонько возвращаться на свою работу, ни о чем не спрашивая и не подавая голоса. Знаешь, мне все это может очень скоро надоесть. Считай, что твой медовый месяц закончился. Найди себе другого наивного дурачка, которого устроят твои условия и который согласен будет удовлетворять все твои прихоти.
