Рон Фауст - Когда она была плохой
Мартин оставался находчивым, ироничным, бодрым в течение всех этих ночных часов — Мартин есть Мартин. Он заснул очень поздно в эту ночь и так и не проснулся. С наступлением зари она увидела, что из его левого уха вытекает кровь. Он перестал дышать где-то в полдень, и вскоре она столкнула его тело в море.
Что еще можно рассказать об этих восемнадцати днях полного одиночества? В памяти они все спрессовались в один день и одну ночь. Временами море было спокойным, временами бурным. Порой шел дождь, порой его не было. Иногда она имела возможность сделать глоток воды и пососать кусок пищи, иногда нет. Было или светло, или темно, жарко или холодно, сыро или сухо. Был один бесконечно долгий день.
Она не рыдала и не заикалась, рассказывая свою историю. Кристин Терри не сломалась в море, и было мало вероятно, чтобы она сломалась в моей гостиной.
Некоторое время мы сидели молча, затем я сказал:
— Вы никогда не думали о самоубийстве?
Похоже, она была искренне удивлена.
— Нет. Мартин спас мне жизнь вовсе не для того, чтобы я так ею распорядилась.
— Есть кое-что еще, — сказал я.
— Разве?
— Вы не все рассказали.
— Правда?
— Зачем вы улизнули из больницы?
— Я снова проголодалась, — проговорила она. — Вы не возражаете, если я сделаю себе омлет?
— Расскажите мне, — не отступал я. — Воспользуйтесь возможностью.
— Возможно, что я вам и расскажу. Я приму решение, пока буду есть омлет.
Войдя в кухню, она достала из холодильника масло, яйца, сыр и грибы. Пока разогревалась сковорода, она сняла висевший на стене блокнот для записей, что-то написала на первом листе, оторвала его и вручила мне.
— Это то, что я не рассказала, — сказала она.
Я увидел на листке:
Алюмобериллиевый силикат
Al2 Be3 (SO3)6
твердость − 7.5−8
удельный вес − 2.70
— Боже мой, — пробормотал я, — мне следовало бы догадаться.
Она пожарила омлет, поставила его передо мной, затем сделала себе. Она не смотрела на меня, пока мы ели, но выражение ее лица оставалось прежним: не улыбка, а некоторое подобие улыбки или скорее намек на нее.
Она убрала со стола, налила две чашки кофе и закурила сигарету.
— Мартин был инженер-консультант по выявлению неисправностей. Одним из его постоянных клиентов была Колумбийская монопольная компания по добыче изумрудов. В мире всего два главных места разработки изумрудов. Один из них — в Советском Союзе, на Урале, восточнее Свердловска. Второй — в Мусо, в Колумбии — это примерно шестьдесят миль северо-восточнее Боготы.
Я кивнул.
— Кажется, я начинаю понимать.
— Да… Еще до моего приезда в Колумбию Мартин покупал контрабандные изумруды. Он получил довольно солидное наследство в Британской Колумбии и продал его, чтобы покупать необработанные изумруды. Он тратил большую часть своего, а затем и моего жалованья на их покупку.
— Их контрабандой вывозили рабочие?
— Да, хотя меры против этого принимались драконовские. Рабочих рудников почти ежедневно проверяли с помощью рентгеновских лучей, чтобы они не глотали камни. Можно представить, какую дозу облучения они получали. Они мало чем отличались от рабов. Но всегда найдутся несколько человек, которые рискнут. Камни таки уплывали.
— А ваш Мартин их скупал.
— Только хорошие, только самые лучшие… Он и платил за них хорошо. Он хотел иметь камни, но не хотел дурить рабочих.
— Ну прямо святой…
— Осторожнее в выражениях, сукин вы сын.
— Продолжайте.
— Мартин был очень осторожен, но шила в мешке не утаишь.
— Верно… Некоторые бедные рабочие с рудников стали вдруг швыряться направо и налево деньгами.
— Да.
— А теперь все эти изумительные камешки лежат на дне Атлантики.
— Да.
— И вы намерены их достать.
— Да.
— Почему вы сбежали из больницы? Почему вы прячетесь?
— Ходило много слухов о Мартине, о том, чем он занимался. Должно быть, вы знаете о торговле наркотиками в Колумбии — кокаином и марихуаной, и о людях, которые этим промышляют. Однажды была предпринята попытка похитить Мартина в Боготе. А позже, в Картахене, когда мы готовили «Буревестник» к отплытию, заметили, что вокруг околачиваются разные психопаты и темные личности, выжидая момент. Мы это понимали и отчалили от пристани среди ночи, взяв курс совсем не туда, куда говорили… Но факт остается фактом: есть люди, которые знают об изумрудах, причем это далеко не лучшие представители человечества… И они читают газеты. Они решат, что эти камни у меня, что я спасла их во время крушения или по крайней мере что я знаю, где они находятся. Как вы думаете, что эти люди могут сделать за изумруды, которые стоят миллион долларов?
— Вероятно, вы правы.
— Охотники уже могли появиться в больнице этим утром.
— Сейчас почти четыре часа, — сказал я. — Я устал, малость перебрал, и у меня такое ощущение, что я всю ночь читал комиксы… Поговорим завтра. Я лягу здесь на диване, а вы в спальне.
Она еле заметно улыбнулась.
— Вы ненамного старше меня, а у вас начинают выпадать волосы. Вы знаете об этом?
Глава восьмая
На следующее утро ко мне подошел бухгалтер и бросил на стол запечатанный конверт. Он загадочно ухмыльнулся и медленно направился в свой офис.
Я взял конверт и поднес его к свету. Дженни повернулась в кресле и стала с любопытством наблюдать за мной.
— Сегодня что — день выплаты жалованья, Дженни?
— У тебя.
— Ах, вот как. — Я вскрыл конверт, посмотрел на цифры чека — нет никакого выходного пособия — и затем прочитал официальное сообщение об увольнении.
Дженни начала смеяться и долго не могла остановиться. Наконец, вытирая влажные щеки, сказала:
— Ой, Дэн, мне так жалко, что ты уходишь. Теперь здесь будет мрачно, как в морге.
— Что, напечатали заметку о ресторане?
— Всю до слова, до запятой. Весь тираж ушел и был почти распродан, когда заметили.
— И был помещен портрет Ланса перед обзором?
— Да, все как обычно, под обычным аншлагом «Дело вкуса». — Дженни снова разразилась смехом.
Пока она смеялась, я стал расчищать свой письменный стол: убрал золотое вечное перо, которое никогда не писало, трубку и кисет с табаком, скобу, которую я купил для яхты, но по ошибке притащил сюда.
— Ты не слишком огорчен, Старк?
— Нет, я рад. Я потерял остатки уважения к этим людям, после того как они уволили меня.
Я сложил свое барахло в сумку и встал.
— Дженни!
