В объятиях воздуха. Гимнастка - Туманова Юлия

Макс вдруг подумал, что в лице Киры он мог бы найти союзницу. Это из пресловутой женской солидарности она защищает подругу, а на самом деле понимает, что та не права, поставив на первое место спортивную карьеру. Что ж, можно и уступить сейчас, вернуться сюда он всегда успеет, ведь в любом случае больше Веточке идти некуда. Как он понял, к родителям она не явилась и не явится в ближайшее время, слишком горда и своевольна для этого.

— Пока, любимая, — спокойно попрощался он.

Веточка с изумлением смотрела, как Кира выходит за ним следом.

— Зачем ты с ним идешь? — зашипела она ей в спину. — Он же сумасшедший, ты посмотри, сам на себя не похож.

— А ты похожа? — усмехнулась подруга. — Вы сейчас оба не в себе, так что лучше мне поговорить с ним. Думаю, у меня получится настоять на том, чтобы он больше не докучал тебе. Ты ведь этого хочешь?

— Конечно.

— Ну, тогда все правильно. — И Кира захлопнула за собой дверь.

Если бы понадобилось в двух словах описать нового тренера Веточки, то лучше всего подошло бы сочетание «большой» и «громогласный». Борис Аркадьевич Руденко на всех окружающих производил пугающее впечатление, хотя при более близком знакомстве выяснялось, что это добрейшей души человек, просто имеющий своеобразную манеру общения.

— Куда же вы полезли, милочка? — шумел он на тренировках. — Это, по-вашему, шпагат? Одна сплошная макаронина! К тому же кривая! Кошмар! А разве это руки? Это же дохлые ужи какие-то! Фу, милочка, фу, как стыдно!

Первое время Веточка вздрагивала, едва заслышав его громоподобный бас, потом привыкла. Она теперь научилась со многим примиряться и ко многому приноравливаться. Это в первые недели после крушения всех ее надежд девушке казалось, будто мир перевернулся с ног на голову, но вскоре даже поведение Максима она не так уж и осуждала. Она простила его, хотя вернуться к нему не согласилась бы никогда. Тем временем он продолжал преследовать ее, устраивая якобы случайные встречи, названивая Кире, у которой до сих пор обитала его бывшая возлюбленная. Подруга прикрывала ее как могла, но, видно, в чем-то допустила слабинку, и Макс уже не воспринимал ее слова всерьез.

— Привет. А я вот решила посмотреть как ты здесь. — Перед Веточкой стояла Кира.

Они столкнулись у входа в спортивный зал, и Веточка от изумления не могла вымолвить ни слова. Еще недавно Кира рассказывала ей, что всячески избегает даже напоминания о гимнастике, перестала слушать спортивные новости и читать комментарии, оборвала все связи с подругами-»художницами».

— У меня пациент не явился, — объяснила Кира, заметив удивленный взгляд подруги, — в больнице скукотища невообразимая, я и рванула к тебе. А вы уже все?

— Почти, — приходя в себя, ответила Веточка, — а что это ты вдруг решила…

Кира не дала ей договорить.

— А просто так, просто так, — защебетала она, схватив подругу в объятия, — соскучилась, понимаешь? Да и глупо это — избегать любимого места, любимого дела, пусть даже недоступного. Давай-ка лучше побыстрее сворачивайся, и прошвырнемся по магазинам. Ты говорила, тебе надо купальник новый найти?

— Ага, надо. Сейчас, только Борис Аркадьевич закончит меня ругать, это я на передышку в туалет выскочила.

— A-а, тот страшный тип, о котором нам мама Вера рассказывала? Неужели ты отважилась с ним работать?

— Он отличный тренер, и хореограф, и музыкант в одном лице…

— Осторожно, — рассмеялась Кира, — однажды ты уже совместила несколько качеств в одном человеке.

Веточка тихо улыбнулась:

— Ему около пятидесяти, так что не бойся.

— А ты сама-то не боишься? Говорят, он ужасно себя ведет на тренировках, просто измывается.

Веточка вспомнила, как реагировала первое время на вопли Бориса Аркадьевича, и снова улыбка проплыла по ее лицу. Надо отдать должное, тренер, накричавшись, всегда потом извинялся, но человеку неподготовленному с ним было ужасно трудно. Даже завлекая к себе новых спортсменов, выискивая таланты где-нибудь в глубинке, он действовал, мягко говоря, необычно. Так и Веточке, которую заприметил, когда та уже стала чемпионкой, он говорил на одном из турниров:

— Вы, милочка, ничего в гимнастике не смыслите! А ваш, с позволения сказать, хореограф тем более. Давайте так, вы его бросаете и занимаетесь у меня, а? Я из вас конфетку сделаю, а то смотреть же стыдно — ни кожи ни рожи, руки плетьми, ноги будто к ковру пришиты. Вы же двигаться не умеете вовсе, куда только судьи смотрели?

Максим однажды чуть не стал выяснять с ним отношения прилюдно, но вспыльчивый тренер, вылив на Веточку ушат грязи и не дав заступнику слово вставить, быстренько ретировался. Никто не знает, как ей было трудно, подальше запрятав свою гордость, после его грубостей все-таки самой прийти к нему. К тому времени девушка уже знала, насколько внешнее поведение и внешний вид человека могут не соответствовать его внутреннему содержанию. Да и сведениям о Руденко как о профессионале она доверяла: одно только перечисление всех его наград чего стоило? К тому же, когда Веточка окончательно решила искать нового тренера, иного варианта, кроме Бориса Аркадьевича, у нее не было. Пересилила себя, пошла. И надо сказать, правильно сделала, всего за пару недель они сумели найти общий язык и многого добились на тренировках. И это учитывая, что Веточка занималась урывками, сначала готовясь к экзаменам, а в конце августа пропадая в школе, чтобы получить-таки аттестат. Ей это удалось, невзирая на озлобленность учителей, которым приходилось ради нее одной являться в школу в каникулярное время. Но после получения аттестата зрелости Веточка твердо решила пока не продолжать обучения. Ни за какие коврижки не затащить ее в ближайшее время в институт, даже на заочное отделение. По этому поводу у нее состоялся серьезный разговор с родителями, отношения с которыми все еще оставались натянутыми. Правда, узнав о разрыве с Максом, они так обрадовались, что готовы были простить Веточке ее неразумное поведение в недавнем прошлом, но дочь не пожелала вернуться домой, чем снова их безмерно обидела. Отец, тот вообще разговаривал с ней сквозь зубы, будто сам вид своевольной девчонки был ему противен. Мама держалась теплее, все уговаривала переехать обратно, но с готовностью закатила истерику, когда Вета отказалась поступать в институт.

— Сейчас без «корочки» никуда! — надрывалась родительница, запивая кофе валерьянкой. — Ты же совсем со своей гимнастикой жизни не знаешь, где ты окажешься через пару лет? В лучшем случае, будешь с детишками цацкаться или вон, как Кирюшка, пациентов на ноги поднимать. Я для этого тебя рожала, мучилась, кормила, одевала?!

Веточка даже не пыталась вставить хоть слово в свое оправдание, знала по опыту, буря скоро уляжется, и отходчивая мать примется жалеть непокорное дитя и вместе с ней искать выход из положения. Для Веточки выход был один-единственный — никогда не стареть. Даже не взрослеть, как Питер Пен, такая у нее была дикая, глупая мечта. Не рассказывать же об этом матери, она и так во весь голос воет, доказывая, что без образования у Веточки никакого будущего.

— Мам, ну что значит год-другой? Пойду я учиться попозже, никуда эти институты не денутся.

— А ты знаешь, сколько будет стоить поступление? — возмущенно поинтересовался отец, заходя на кухню. — Через год-другой мы едва потянем на один курс. Или ты хочешь учиться в каком-нибудь кульке или ПТУ?

— Пап, я прилично зарабатываю…

— Ага, как же, знаем мы эти зарабатывания! Пфык, пфык, и ни копейки не осталось. Лучше скажи, почему ты у подруги ошиваешься, как сирота казанская?

— Пап, ну ведь говорили тыщу раз!

Отец пристально посмотрел на нее, уже жалея, что решил поговорить по-хорошему, разобраться, но, как человек въедливый, остановиться не мог.

— Нет, ты скажи!

— Ой, Шурик, не приставай ты к ней! Ладно, дома не живет, вот что с учебой делать?

— Мам, пап, хватит, а? Я сама разберусь.