Влюбляться запрещено (СИ) - Тодорова Елена

Влюбляться запрещено

Елена Тодорова

Акт первый. Огонь вражды

Эпизод первый: Роковая встреча

Январь первого года войны.

В восемь утра пасмурно, морозно и ветрено. До весны как до Луны. Из теплых краев долетает лишь пыль. Но мы не сходим с дистанции — внутренний огонь Драконов устойчивее любой погоды.

Внушительной колонной тулим. Неудержимая тестостероновая эскадрилья — решительность, единство и сила — обледеневший тротуар тает.

— Слушай, Нечаев… А че вообще с этой бэйбой делать-то будем? — сипло выдвигает шагающий по правую руку от меня Никита Яббаров, нахально задевая плечами сразу двух типов из встречки. Кадеты взглядами его, конечно, четвертуют, но на открытый конфликт, как бы Китайцу того ни хотелось, не идут. Это мы с рождения боевыми заряжены, а они, вестимо, пока холостые и, что так же предсказуемо, законопослушные — нам бы тоже следовало. — Раскидай по пунктам, Нечай. Что допустимо? Трогать нетронутую можно?

Драконы гогочут, влегкую перекрывая шум городского транспорта.

— О, ты ее видел? Я бы такую охотно потрогал! — выкрикивает Пахомыч.

— Никого мы трогать не будем, — жестко пресекаю разгорающийся беспредел. Может, я и угрюмый тип на данном отрезке жизни, но однозначно не ублюдок. — Курсанем мелкую в нужном направлении, и на этом все. Есть надежда, что у нее, в обход гнилому воспитанию, еще жива совесть.

— Все ясно. Ясно же, пацаны? — горланит Яббаров громче, чем требуется.

— Так точно! — выдает команда оглушающим хором.

Собираем внимание.

Благо, что клюшек с собой нет, а то еще бы ими, черт возьми, застучали.

— Будет исполнено, как прикажет наш Верховный Дракон, — выписывает Китаец дурковато, с впечатляющей достоверностью уходя в смежную культуру, иными словами, складывая ладони в своеобразном японском гассе.

— В голове у тебя… — протягиваю я с иронией, но без всяких там ха-ха.

Мой язвительный прищур узкоглазый иллюзионист, как и положенному кривому зеркалу, отбивает широченной ухмылкой.

— Опилки?

— Каша.

— Есть такое.

Уводя взгляд, с излишней серьезностью и начинающей плесневеть мрачностью сосредотачиваюсь на дороге.

Верховный Дракон, фигли…

Здоровый. Крепкий. Выносливый. Уверенно стою на ногах. Быстро бегаю. А по льду и вовсе летаю.

В отличие от моего старшего брата, которого за его непоколебимую стойкость с битами толпой ломали.

Конченые твари.

Грудь режет судорогами. Но болит не материя. Очень глубоко под ней. Раньше не знал, что так бывает, теперь же чувствую постоянно, стоит лишь подумать о брате.

Нащупываю обернутый вокруг правого запястья браслет, что сделан из ремня Яна. Того самого, в котором его доставили в больницу. Незаметно прокручивая кожаную полоску, справляюсь с дрожью.

Нас в семье четверо — с каждым из братьев я близок, но с самым старшим особенно. Он для меня на одном уровне с отцом. Люди высшего сорта. Благодаря им я четко знаю, каким должен быть мужчина. На их примерах воспитываю своего внутреннего зверя. Их фундаментальными ценностями руководствуюсь и формирую свои собственные убеждения.

Естественно, что боль брата я проживаю как свою. При мысли о произошедшем в некой духовной проекции будто сотни моих собственных костей ломаются.

Снова и снова верчу браслет. Снова и снова.

Верю, что Яну суждено вновь встать на ноги. Усердно молюсь об этом. Когда-то ведь Богу удалось собрать мужчину с нуля. С его милостью самые стойкие способны прожить этот опыт дважды. Моему брату силы точно хватит. А если нет… Есть семья. И каждый из нас готов не просто плечо подставить, а часть себя отдать.

Сглатывая, тащу ноздрями колючий воздух.

По венам фигачит адреналин. Толком расщепить не могу. Эта энергия — словно ток, наделяющий живую плоть дополнительной мощью.

— А курсанем — равно прессанем? — с феноменальной задержкой уточняет наш противотанковый правый защитник Глеб Пимченко.

— Пима, ля… Твоей башкой только шайбы ловить, — выдыхаю беззлобно. Поймав в этом моменте какое-то мимолетное облегчение, даже губы в некотором подобии улыбки растягиваю. — Я тебе что, гамадрил отбитый, девчонок прессовать?

— Ну нет, конечно, Егор! — выпаливает Глебыч поспешно. — Че вы ржете, уроды? — вскидывается на парней. — Я конкретизирую стратегию!

Драконы не стихают.

Яббаров еще и всей тушей на плечи противотанковому наваливается.

— А я говорил, что пройти мимо Пимы с шайбой невозможно? Именно поэтому ее часто заносят ко мне в ворота вместе с Пимой, — гонит, поднимая новую волну смеха. — У тебя учебник по математике с собой, темень? Давай-ка проверим, что такое равно!

— Да отстань ты! Замахал! — пыхтит Пимченко, грубо скидывая надоедливую ношу.

После этого твердолобые в стойки друг перед другом встают. С помощью пацанов разгоняю по сторонам, чтобы не сцепились и, как это уже бывало, не наставили друг другу фонарей.

— Эй, тихо вы, — присаживаю, прежде чем отвлечься на телефонный звонок — «Эмилия». — У аппарата, — выбиваю, прикладывая к уху мобильник.

— Егор…

Не впервые ловлю мурахи, когда Милька шепотом по имени называет. У нас с ней совсем недавно на мази. Буквально месяц вместе. Влюбляться я, безусловно, не собираюсь. После того, как увидел, чего эти треклятые чувства стоили Яну, любовь для меня табу. Поклялся, что никогда не позволю себе вляпаться в подобное. Но совсем отказываться от женщин я, конечно, не планирую. Эмилия мне нравится. У нее правильные ценности. Она знает, как женщина должна вести себя с мужчиной. Я к ней тоже с должным уважением отношусь.

— Егор…

Да, я осознанно принимаю ее чрезвычайно нежный темперамент, но вот эта медлительность все же порой раздражает.

— Говори, что хотела, — подгоняю сухо.

— Я тут жду… Скоро звонок… А тебя все нет… — шелестит, едва не задыхаясь. — У нас контрольная по географии, помнишь?

— Иди на географию без меня, Эм. Я задержусь.

— Задержишься?.. — растягивает без очевидного понимания. — А где ты? Тренировка ведь час назад закончилась.

— С пацанами на районе. Кое-что перетереть нужно.

— У тебя там опять какие-то разборки? Егор, не ходи, пожалуйста! Ты не должен…

— Никогда не говори мне, что делать, Эмилия. Я сам знаю, что должен, — произношу холодно, без давления, практически не повышая тон.

Этого достаточно, чтобы остудить женские эмоции.

— Извини, пожалуйста, Егор… Я просто волнуюсь…

— Не стоит.

— Хорошо.

— Встретимся в школе.

— Хорошо.

— После уроков можем заскочить в кафе или в кино. У меня будет пара часов перед вечерней тренировкой.

— Хорошо.

— Отлично. Тогда пока.

— Хорошо… То есть, пока, Егор! Очень жду тебя!

Только я отключаюсь, прилетает сообщение. От нее же.

Эмилия Ломоносова: В кино сейчас идет экранизация произведения, которое нам нужно будет прочитать по литературе — «Копи царя Соломона». Это приключенческий роман в стиле «потерянного мира». Думаю, стоит пойти на эту экранизацию. Совместить, так сказать, приятное с полезным.

И бла-бла-бла…

В эпистолярном жанре Мильке равных нет. Проще ей так мысль выражать. Даже когда я голосовое отправляю, она строчит текстом. Одна проблема — мне ее простыни читать не особо интересно. Чаще всего так же, как и сейчас, лишь бегло хапаю суть.

Егор Нечаев: Ок.

Забросив телефон в карман, пробиваю по бокам куртки в поисках шапки.

«Твою налево… Очередную пофенил…» — сокрушаюсь вяло.

Предвидя беспокойство мамы — единственной женщины, у которой есть нехилые возможности на меня влиять — морщу лоб, чтобы вспомнить, где мог оставить гребаный колпак.