Валерий Горбунов - Секреты для посвященных
— Но это бесчеловечно! — воскликнул до глубины души взволнованный Дэвид Гор и сам подивился своей наивности. Разве мало странных, бесчеловечных вещей творится ежедневно и ежечасно в этот безумном мире?! — Я надеюсь, виновные понесут наказание и вы получите компенсацию.
Между черными с проседью усами и бородой Джилсона промелькнуло подобие улыбки.
— Поначалу прокурор признал вину военных и даже потребовал отставки командира базы капитана Кегла. Однако командование ВМС, которым принадлежит база, отменило его решение.
— Но я слышал, что в палате представителей конгресса это дело заслушал подкомитет по делам вооруженных сил, — заметил Гор.
— Ну и что с того? Вы думаете, они поднимут руку на военных? Никогда. Они затеяли слушание лишь для того, чтобы обелить виновников. Окружной прокурор в конце концов решил не возбуждать обвинение против машиниста и бригады поезда. Он заявил, что скорость состава была велика и машинист не смог погасить ее. Это неправда. Видеолента, снятая моими товарищами по организации «Мирная акция ветеранов», свидетельствует, что поезд шел медленно. Однако я не держу зла на машиниста. Истинные виновники — командование базы.
Во время разговора в комнату вошла худенькая девушка. Она подошла к Джилсону, поправила сползающий с колен плед.
— Вы слишком снисходительны к машинистам, папа. Почему вы не скажете господину Гору, что они осмелились представить вам судебный иск?
— Судебный иск вам? — Дэвид не верил своим ушам.
— Да, — усмехнулся Джилсон. — Они потребовали от меня через суд денежной компенсации за «психологическую травму», которую я, видите ли, им нанес, лишившись своих ног. Мой адвокат по этому поводу сказал: «Ситуация, в которой виновный подает в суд на свою жертву, абсурдна». Но разве мало абсурдов мы с вами, немолодые уже люди, видели на своем веку?
— Нет, на этот раз у них ничего не выйдет, — сказала девушка, решительно тряхнув головой с темными, коротко остриженными волосами. — Слишком большой резонанс эта история получила во всем мире.
Лицо девушки казалось Гору удивительно знакомым.
— Это ваша дочь?
— Нет. Невеста сына. Ее зовут Маргарэт.
— Простите, Маргарэт, не мог я где-нибудь видеть вас или вашу фотографию?
— Нет… в газетах писали обо мне, но снимки еще не появлялись.
— Постойте! Я вспомнил… Вы случайно не дочь генерала Джеймса Смита?
Девушка кивнула.
— Ну да… Ваша фотография висит на стене в гостиной. Рэйс показывала мне ее.
Маргарэт зарумянилась. Ее внимательный взгляд пытался прочитать на лице журналиста, знает ли он о ее разладе с отцом. Гор не знал. Об этом речь не шла во время его визита в дом Джеймса Смита.
— Ваш отец выглядит очень бравым. И все так же метко стреляет, — вспомнив посещение домашнего тира Смитов, проговорил Гор.
— Да, папа в форме. Я виделась с ним на днях. Мы с ним пообедали в ресторане в Вашингтоне. Если увидите его, передавайте привет.
И Маргарэт удалилась.
Дэвид Гор попросил Джилсона рассказать немного о себе.
— Меня называют «красным». А ведь подумать только… В юности я специально изучал русский язык, чтобы вылавливать шпионов-коммунистов в своем родном штате. Потом поумнел. Прозрение наступило во Вьетнаме. Именно там передо мною встал вопрос о законности политики моего правительства. Я понял: путем насилия над другими народами нельзя построить свой собственный справедливый мир. Именно поэтому, вернувшись на родину, я присоединился к движению «Мирная акция ветеранов». Недавно в моем доме побывала советская группа. Они приглашали меня побывать в России. Как только смогу…
— Может быть, поедем вместе, — сказал Гор. — Я тоже получил приглашение. — До последнего времени Гор колебался: не лучше ли поехать в Россию после того, как он закончит книгу? Разговор с Джилсоном побудил его принять решение: ехать надо сейчас. Интересно, а бывают ли в России антивоенные демонстрации? Или люди безмолвствуют, покорно исполняя то, что приказывает им правительство?
5Место действия — просторная кухня в генеральской квартире. Жена генерала Лихо Вера Никитична, немолодая уже женщина с добрым, но вместе с тем и решительным лицом, возится у кухонного столика, раскатывая тесто… Входят генерал Лихо и Дик.
— Ну, аники-воины, набегались?! — грубовато-шутливо восклицает Вера Никитична. — Быстро мыть руки и к столу. У меня гречневая каша в духовке перестояла.
— Каша? А к каше что-нибудь полагается? — подмигивая водителю, говорит Лихо.
— Полагается, полагается, — отвечает Вера Никитична. — Молоко. Шестипроцентное… Холодненькое.
— Вроде бы процентиков маловато, — бормочет муж и скрывается в ванной.
— А ты, Вадик, чего стоишь, как солдат на посту? Мигом мыться, и за стол.
— Я солдат и есть следую за руководством, — стараясь попасть в «шутейный тон», говорит явно довольный отношением к себе Вадим и тоже направляется к ванной.
Вскоре мужчины являются вновь. Генерал скинул китель, он в брюках и нательной майке. Потирает руки:
— Ну, где твоя хваленая каша? Присаживайся, солдат.
— Думала, не успею с кашей, — говорит Вера Никитична. — Заходила Маргарита, целый час учила ее борщ готовить.
— Борщ? — оживился Лихо. — Це дило! Ну и как, научила?
— Научила.
— А добавить уксуса не забыла?
— Не…
— А влить немного бульона с жирком?
— Сказала.
— Овощи надо перемешивать, чтоб не подгорели… — замечает генерал.
— А то я не знаю, вчера родилась, — начинает сердиться Вера Никитична.
— А как подкрашивать борщ свекольным настоем? Научила?
Вместо ответа Вера Никитична грозит мужу большой деревянной ложкой. Накладывает на тарелки кашу.
Лихо нюхает воздух широкими ноздрями:
— Вкусно! Ну как там у них? У Маргариты с Пашей?
— Порядок. Мир во всем мире и в каждой квартире.
Лихо, довольный, смеется.
Вадим знает эту Маргариту, молоденькую совсем девчонку с белыми волосами, завитыми, как у барашка, — химическая прическа. У нее бледно-голубые, будто разбавленные водой глаза, вздернутый носик и переменчивый нервный характер. Маргарита и Паша поженились недавно, но уже успели прославиться на весь городок, прошли все стадии молодоженов: бурную, горячечную влюбленность (их видели целующимися и обнимающимися везде — на балконе, на лестничной клетке, в магазине), ревность, подозрение, взаимное разочарование, бурный скандал, часто выплескивающийся за пределы тесной однокомнатной квартиры. Дело дошло почти до развода. И тогда шефство над семьей молодого лейтенанта взяли Вера Никитична и генерал. Они заменили молодым далеких и, видимо, не очень-то позаботившихся о воспитании милых чад родителей, помогли семье обустроиться, наладить быт и семейные отношения. Теперь Маргарита часто забегала к Вере Никитичне — за советом.
— Да, кстати, — сказала она мужу. — Ты субботу не занимай. Приглашены к Павлу и Маргарите, маленькому — год.
— А серебряная ложка для подарка найдется? — озабоченно сдвинул густые с проседью брови Лихо.
— Я уже нашла. Отчистила пастой, блестит, как новенькая. Только ты, Вася, прошу тебя, мундир не надевай. В штатском.
Лихо со стуком положил ложку на тарелку.
— Это еще почему?
— Помнишь, мы на Первомае у них были?
— Ну?
— Ты пришел в мундире, а Паша встретил в тенниске и брюках. Маргарита заметила, что ты в форме, и муженька локтем толк под бок. Тот побежал переодеваться. Явился в мундире, в начищенных сапогах…
— Ну и что тут плохого? — спросил Лихо. — Я не дядя из Полтавы. Дружба дружбой, а служба службой. И стыдиться мне моего генеральского мундира не пристало. Я его по́том и кровью заработал. И замарать, слава богу, не успел…
— Знаю, знаю.
Вера Никитична вскочила со стула, подошла к мужу со спины, поцеловала в редеющую макушку. У нее был виноватый вид. Раскомандовалась баба, полезла не в свое дело…
Вера Никитична выкладывала из банки в хрустальную вазочку душисто красное смородиновое варенье. На кипящем чайнике, позвякивая, подпрыгивала крышка, шелковый абажур высвечивал нарядный круг стола, уставленный посудой.
«Хорошо здесь, уютно», — думал Вадим. Но не может же он провести всю свою жизнь на теплой и сытной генеральской кухне!
6— Товарищ генерал! Разрешите обратиться.
— Обращайся, солдат.
Дик ведет машину, Лихо, глядя в окно на пробегающие мимо зеленые деревья, перекатывает во рту ландринку, борется с привычкой курить.
— Я вот по телеку видел в красном уголке… про Америку. У военной базы собрались люди, хотели остановить поезд с боеприпасами. В знак протеста против помощи контрас в Никарагуа. А поезд не остановился, и одному человеку ноги отрезало.