Дарья Булатникова - Французское наследство
Дарья Булатникова - Французское наследство краткое содержание
Булатникова Дарья
Французское наследство
Глава 1
Весь день накануне первого мая Лёлька моталась по издательствам. Подобную гадость она устраивала себе не чаще раза в месяц. Усаживая свое обленившееся тельце, нагруженное папкой с рисунками и сумкой с дискетами, в пожилую «шестерку», она моментально впадала в пессимизм. Вяло переползая от одного издателя к другому, Лёлька маялась всеми мыслимыми страданиями — зубной болью, мигренью, расстройством желудка и нервной почесухой. Один её вид заставлял насторожиться самых наглых экстремалов от полиграфии. Казалось, девушка может умереть прямо у них на глазах или впасть в помешательство от непомерных телесных мук.
Ей немедленно начинали предлагать всевозможные таблетки или совать визитки лучших невропатологов и дантистов, от которых она ожесточенно отказывалась, предпочитая страдать. Именно поэтому просмотр предлагаемых издательству работ отнимал минимум времени. Папка и сумка с каждым визитом становились все легче, а Лёлька, твердым росчерком подписав договор, двигалась дальше, надеясь, что проклятая диарея позволит ей благополучно завершить намеченный маршрут.
Самое интересное заключалось в том, что стоило ей посетить последнее издательство, как все болезни разом испарялись, оставляя после себя здоровое чувство волчьего голода.
Лёлька радостно мчалась в ближайший супермаркет и загружала машину огромным количеством еды, которую принималась истреблять еще по дороге домой. Зная странную особенность Лёлькиного организма, которую он называл «аллергией на работодателей», Олег в такие дни старался временно исчезнуть из её жизни. Вид скачущей у плиты подруги, с урчанием поедающей только что ею же и приготовленные салаты, котлеты и блинчики, приводил его в паническое состояние. Общаться с Лёлькой в такие моменты было невозможно, она лихорадочно рылась в поваренных книгах и на вопросы, как такое количество продовольствия можно разместить в столь субтильном организме, совершенно не реагировала.
Обожравшись до предела, Лёлька мирно ложилась спать в одиночестве и с удовлетворением просматривала ежемесячный кошмарный сон из тех, которые снятся людям, принципиально не ведущим здоровый образ жизни. После чего просыпалась обычной Лёлькой. Удостоверившись в этом, Олег немедленно возвращался из добровольного изгнания и до следующего дня «икс» все шло по-прежнему — Лёлька мало ела, много смеялась и увлеченно рисовала потешные картинки для открыток и детских книжек.
Как и любого бы на его месте, подобные ежемесячные трансформации любимой женщины волновали Олега до крайности. Необходимость переселяться, хотя бы и на один день, в собственную запыленную квартиру не радовала, но выхода не было. Как-то Олег попытался сам развезти Лёлькины рисунки, но в редакциях на него смотрели подозрительно и договора подписывать отказывались, видимо предполагая, что болезненная художница дала, наконец, дуба и он с целью обогащения присвоил её нетленные шедевры. После этого эксперимента он смирился и даже завел моду в такие дни отправляться в ночной клуб «Мартиника» для просмотра новинок танцевально-эротического жанра.
На этот раз, в связи с обилием предстоящих праздников, день «икс» был смещен на самый конец апреля. Давно известно, что первая декада мая — период для решения каких-либо проблем малоперспективный, поскольку везде посетителей воспринимают чуть ли не как личное оскорбление и помеху. Напраздновавшись в первом раунде под завязку, люди отправляются на работу отдохнуть перед следующим, и тут вдруг появляются ненормальные, которым чего-то от них надо.
Поэтому Лёльке и пришлось мотаться по издателям 30 апреля. И хотя результаты были как никогда отменными — у неё взяли почти все рисунки, но пришлось ещё потом тащиться в банк, где опять-таки в преддверии праздников было полно клиентов… В общем, Лёлька устала, как негр на плантациях. Растянувшись одна на широкой дубовой кровати, хотела еще почитать перед сном, но так и уснула с включенным ночником и куском миндального пирожного за щекой.
Телефон зазвонил без пятнадцати три ночи. Лёлька с трудом выкарабкалась из сновиденья, наполненного толстыми пупырчатыми удавами, волосатыми борцами сумо (бр-р-р, волосатые, они выглядели ещё ужаснее, чем обычно) и кипами нераспроданных открыток с её рисунками. Самым ужасным были именно эти оказавшиеся никому не нужными стопки открыток с чудесными рисунками и милыми подписями. Лёлька во сне принялась горько рыдать над ними, а удавы и борцы сумо трансформировались в издателей, осуждающе грозящих ей толстыми волосатыми пальцами.
Все ещё плача, она нашарила на тумбочке трубку и с трудом нашла на ней нужную кнопку. В трубке раздавались громкие рыданья, перемежаемые вскриками и стонами. Стереоэффект от двойного плача получился впечатляющим. Настолько, что Лёлька мгновенно проснулась и озадачилась. А озадачившись, замолчала и стала внимательно слушать. Но в трубке тоже воцарилась удивленная тишина, изредка прерываемая шмыганьем носа. Потом трубка спросила голосом Агнии: «Лёлька, это ты?»
Лёлька немедленно рассвирепела. Она терпеть не могла привычку Агнии при малейшем огорчении звонить ей и часами плакаться. При этом, время дня и ночи не имело значения, Агнии было плевать на то, спит Лёлька или бодрствует. Пару раз ей даже удалось вклиниться в самые интимные моменты, что приводило Олега в неописуемое бешенство, потому что Лёлька, как ни в чем не бывало, принималась утешать Агнию, а его просила покурить пока на кухне. Олег поклялся отключать на ночь проклятый телефон, но постоянно забывал это сделать.
* * *Агния была давней и самой верной Лёлькиной подругой. Они ходили в один детский сад, потом учились в одном классе. Институты они выбрали разные, Лёлька — художественно-промышленный, а Агния — авиационный. Ей ужасно льстило, что на одну девушку там приходилось десять, а то и все пятнадцать парней. За время учебы Агния успела дважды «сходить замуж и вернуться», как она говорила.
Оказавшись вне стен института с дипломом инженера-авиаконструктора на руках, она вдруг с удивлением узнала, что отечественное самолетостроение переживает отнюдь не лучшие дни, а последние тихо загибающиеся авиаконструкторские бюро, просто не в состоянии впитать в себя и прокормить молодые кадры. Поэтому вновь взращенные специалисты должны выплывать в одиночку. Пометавшись по всем возможным конторам, в которых мог найти применение её диплом, Агния везде получила вежливый и равнодушный отказ. Какое-то время ей удалось поработать мастером в слесарном ПТУ, но постоянное общение с поколением «пепси» вызывало у несчастной регулярные приступы немотивированной агрессии, и во имя душевного здоровья Агния покинула стены ПТУ, ставшего к тому времени не то лицеем, не то колледжем.
Следующие три года девушка провела, борясь с обстоятельствами, и потерпела сокрушительное поражение по всем статьям. Испробовала все, начиная от сетевого маркетинга и торговли «гербалайфом» и заканчивая выращиванием пиявок, шитьем кроликовых свингеров «а ля шиншилла», а также почасовым выгуливанием собак «новых русских». Пиявки отчего-то у неё болели и дохли, свингеры никто не хотел покупать, и они с трудом расходились по милосердным знакомым, а бультерьеры и мастино-неаполитано нещадно кусали пахнущую любимым котом Агнию.
Кроме того, существовал ещё братец Лева, который был моложе Агнии на четыре года и за это время вырос в длинного и совершенно инфантильного мужика, все свое время проводящего за стареньким компьютером и сидящего на шее у родителей-пенсионеров. Родителей было жалко, и Агния старалась подбросить Леве хоть немного деньжат, которые немедленно тратились им на покупку новых дисков с компьютерными играми.
Агния оправдывала братца тем, что у него проблемы с сексуальной ориентацией. Леве одинаково нравились и женщины и мужчины, но официально признать себя бисексуалом он, по непонятным причинам, не хотел и постоянно терзал окружающих своими интимными мученьями.
Когда Агния окончательно опустила руки и решила, что у неё в жизни осталось только два пути — либо в омут головой, либо продать оставшуюся от одного из замужеств комнату в коммуналке и перебраться к родителям в двухкомнатную «хрущобу», одну из комнат которой прочно оккупировал Лева вкупе с компьютером, а в другой обитали папа, мама, старая болонка Матильда и наглый кот Мамай, она, естественно, позвонила Лёльке. Было это в полпятого утра. Лёлька ужасно хотела спать, но добросовестно прошлепала с трубкой у уха на кухню, чтобы не разбудить вернувшего поздно вечером из Москвы Олега. И там, разлепив сонные веки, она увидела на кухонном столе скомканную столичную газету «Из рук в руки». Что было раньше завернуто в эту газету, она не помнила — возможно, грязные Олеговы носки или остатки вагонного ужина, но это неважно. Решение пришло внезапно.
