Валерий Горбунов - Секреты для посвященных
— И девочки с вами?
— Еще какие! — с гордостью ответил Дик. — Клевые герлы.
— И какие у них взгляды на любовь? — у Зория заблестели темно-синие, спелые сливы глаз.
— Свободная любовь! — ответил Дик. — Позовешь — она идет. А завтра с другим. И никаких обид, упреков, обязательств. Полная свобода.
— Они что — проститутки? — набычившись, спросил Миша.
— Вовсе нет. Проститутки — те за деньги. А эти просто так. Я же сказал: полная свобода!
Дик в глубине души ожидал, что после его откровений товарищи начнут относиться к нему с интересом. Вышло наоборот.
— Эй ты, хиппарь? Почему пол не вымыл? Твоя очередь, — грубо выговорил Дику Михаил.
Не привыкший к домашней работе Дик отворачивался к стенке.
— Ты кто? Командир? Пошел ты.
Но сильный удар сгонял его с постели, швабра оказывалась у него в руках. В глазах у Дика загоралась злоба, он готов был наброситься на Михаила, царапаться, кусаться, бить его ногами. Но выпиравшие из-под голубой майки деревенского тракториста мускулы убеждали его в бесполезности борьбы. Да и на поддержку других парней рассчитывать не приходилось. Они все были на стороне Михаила.
Он нехотя, кое-как убирал комнату. Да и другую работу — в гараже — делал из-под палки. Заставят — сделает. Не заметят — оставит так, как было.
Дик оказался в одиночестве. Еще недавно он полагал, что может прожить и без любви, как одинокий волк в лесу. Однако презрительное равнодушие товарищей заставляло его страдать. А тут еще от Дюймовочки перестали приходить письма. Нехорошие, злые мысли лезли в голову. Как она там? Неужели и с другим у нее может быть то же самое, что было с ним?! Прелести «свободной любви», которые он совсем недавно с восторгом расписывал товарищам, по отношению к нему самому оборачивались жесточайшими мучениями. Должно быть, он слишком мало пробыл с «системными» людьми, их заповеди еще не успели глубоко проникнуть в его плоть и кровь.
Шумным празднованием дня рождения — с вином, с магнитофоном — Дик хотел восстановить утраченное, наладить отношения с товарищами.
Он рьяно взялся за подготовку. Через знакомого водителя, привозившего продукты для ресторана гостиницы «нулевка», раздобыл бутылку крепленого вина. У девушки из Дома культуры выпросил пару пленок с песнями Высоцкого. Дюймовочка больше любила Окуджаву. Но подойдет Высоцкий. Труднее всего оказалось отыскать батарейки для магнитофона. Батарейки, как это часто случалось то с одним, то с другим ходким товаром, начисто пропали из продажи. Выручила Дика смекалка.
Встреча с московским журналистом, которому он, сорвавшись, зачем-то наговорил кучу гадостей про Дюймовочку, обогатила его открытием: у щеголя тоже есть магнитофон. Не такой ветхозаветный, как у него, а японский, тем не менее он тоже работает от батареек. Вячеслав не сразу согласился: батареек было в обрез, а работа на полигоне только-только разворачивалась.
— У меня день рождения, — уперев взгляд в пол, проговорил Дик. Ему не хотелось бить на жалость, но что поделаешь.
— Ах так, — отозвался Вячеслав. — Ну хорошо. Даю, но с условием — на один вечер. С возвратом. А то я не смогу с диктофоном работать.
— Идет! — давая обещание, Дик меньше всего думал о его выполнении: главное, завладеть батарейками.
Весело насвистывая, он сбежал со ступенек гостиницы и уселся в машину. С места рванул вперед…
Однако вид стоящей посреди стола бутылки и играющий магнитофон не заинтересовали товарищей Дика по комнате.
— Гуляешь? Ну-ну, — сказал Михаил. — И куда только начальство смотрит? Здесь же полигон! Ракеты! И сюда пускают такую дрянь. А если нападение? Один такой гаденыш все дело может испортить. Пошли, ребята!
Их как ветром сдуло. Дик даже не успел объявить, что у него сегодня день рождения и есть повод…
Его охватила страшная злоба. Не зря еще в школе его прозвали диким. Он им покажет. Парень вскочил и начал крушить все на своем пути: сорвал с окна занавески, перевернул стулья, сорвал с кроватей матрацы и побросал их на пол. Только стол не тронул. Взял бутылку вина и начал пить прямо из горлышка, пока не осушил ее до дна. Потом схватил магнитофон и выбежал на улицу.
Стоял вечер. В домах одно за другим вспыхивали окна, народу на улице прибавилось. Шагая нетвердой походкой по мощеным тротуарам, Дик строил в голове планы — один страшнее другого, — как насолить товарищам, сорвавшим его торжество, можно сказать, наплевавшим в душу… В голове шумело — не то от выпитого вина, не то от бушевавшей в нем ярости.
План созрел. Он круто повернул назад и зашагал к гаражу. Подойдя, пробрался внутрь. Кроме его собственной там стояли еще три машины, на которых ездили его товарищи по комнате. Дик принялся за работу. Там ослабил гайку, там сдавил шланг, там нарушил контакт. Повреждения были небольшие. И обнаружатся не сразу, а только после того, как машины выйдут на трассу. Им придется попотеть, прежде чем удастся обнаружить причину остановки. Так им и надо. Будут знать, с кем имеют дело!
…Прошли сутки. Дик возвращался из поездки на дальнюю точку полигона. Увиденное там — мощные, высотой с десятиэтажный дом конструкции, уходившие ввысь, сигарообразное тело ракеты, начиненное силой, способной снести с земли десять таких городков, как тот, где жил Дик, офицеры и солдаты, обращавшиеся с этой странной техникой так же свободно, как он со своей «Волгой», захватило его, вытеснило из головы и вчерашний хмель, и безрассудные поступки. Он высадил майора у подъезда, подъехал к гаражу. Лампочка над воротами почему-то не горела. Он на ощупь отыскал прорезь в висячем замке, сунул в нее ключ. Вошел внутрь. И тут на него напали сзади. Набросили на голову одеяло и начали бить. Били долго и молча. Потом пнули ногой под зад, и голос Михаила сказал:
— Хватит! Надолго запомнит…
Несколько минут Дик лежал в темноте. В ухо ему больно упиралась какая-то железка, но у него не было сил отстранить голову. Во рту было солоно от крови. Он сплюнул, вместе со сгустком крови вылетел зуб.
«Ну и черт с ним», — равнодушно подумал он. Пахло бензином, соляркой и кошачьей мочой.
Дик не понимал, что, задав ему жестокую трепку, товарищи оказали ему снисхождение. Если бы они доложили о его выходке с машинами начальству, его бы ожидал военный трибунал, поскольку налицо злонамеренное выведение военной техники из строя. Его распирала злоба. Он еще себя покажет. Они еще содрогнутся, когда увидят, на что он способен!
…А его мать Сима в этот вечер, не чуя беды, устроила себе небольшой праздник. В честь рождения сына подогрела чайник, опустила в чашку последний, оставшийся в сахарнице кусочек… Сегодня решила побаловать себя: достала из комода засохший пряник и, размочив его в чае, долго жевала, не отводя взора от фотографии сына, которая возвышалась посреди стола, прислоненная к пустой сахарнице. Дик на фотокарточке выглядел совсем ребенком.
«Ну вот, — подумала Сима, — на год старше стал, небось поумнел. Приедет, а я его и не узнаю».
Пряник размяк, превратился в мягкую сладкую кашицу, и его приятно было держать во рту. Поэтому Сима не торопилась запить лакомство полусладким чаем.
«Славный у меня мальчик, — подумала она. — Вон глазки какие смышленые. Только слабенький. Напишу-ка я командирам, пусть за ним присмотрят, поберегут. Он же у меня еще совсем ребенок. Ах, ты мой хороший!»
Сима не сводила влюбленных глаз с фотографии сына.
3Начальник политотдела полигона генерал Лихо (генералом он стал совсем недавно, месяц назад) родом был из деревни Межборки, что в Курганской области. Всего детей в их семье было тринадцать, Вася был третьим. Детство его пало на войну. Пятиклассником работал в поле, на разных крестьянских работах; когда немного подрос, определили учеником токаря в МТС. Пережил все — и холод, и голод, и непомерный труд.
Военная карьера генерала началась буквально в первые послепобедные дни. Надо было заменить отвоевавших, проливших кровь за Родину, и комсомол, военкоматы обратились к ребятам, еще не достигшим срока призыва в армию, призваться, так сказать, досрочно, по собственному желанию. К месту прохождения службы, в Германию, Вася и еще несколько парнишек ехали на крыше — мест в вагонах не хватало, но это обстоятельство не смущало его: он был жив, а впереди хуже, чем было, не будет, ведь победа же! Он любил жизнь, людей, был спокойным, веселым, открытым, и поэтому люди легко с ним сходились, сдруживались, открывали ему душу. Видно, парнишке с мрачной фамилией Лихо на роду было написано стать политработником. Так, политработником, он дослужился и до генерала, к немалому, надо сказать, своему удивлению.
В этот день Василий Демьянович Лихо, как и во все другие дни, предшествовавшие какому-либо значительному событию — запуску, приезду начальства или разбирательству крупного ЧП, проснулся в состоянии, близком к состоянию боевой готовности номер один.
