Мамедназар Хидыров - Дорога издалека (книга первая)
Как мы узнали на другой день, предприимчивый Ишбай, чтобы не вызывать подозрений, решил на свой страх израсходовать небольшую сумму денег, которая у каждого из нас имелась: купил штуку алачи — ткани кустарной выделки — и весь день распродавал ее в розницу, заламывая, чтобы дольше протянуть, несусветно высокую цену. На базаре и позже в чайхане он многое увидел, услыхал, выведал. Вместе с нашими собранные им сведения впоследствии принесли большую пользу советским отрядам, действовавшим на левом берегу по ликвидации блокады Керки.
… Нам с Мустафакулом отвели место в помещении стражников. Ночью за чаем мы с ними успели потолковать, разузнать немало полезного для нас относительно гарнизона Пальварта, системы охраны байского двора и еще — что чрезвычайно важно — о том, как разбегаются дайхане, которых обманом и угрозами затянули в «войско эмира».
Утром я еще сумел разговориться и с муллой Шаназаром, секретарем ишана, и узнал от него новость, в то время ошеломившую меня: по словам муллы, Гер-сердар — это немецкий полковник, давний друг воинов ислама в Турции и Сирии. Здесь же, чтобы не смущать правоверных, он выдает себя за турка, но близкие к ишану люди, дескать, знают истину. Я тогда подумал: этот Гер, видимо, и навел относительный воинский порядок в ставке Хаджи-ишана.
Всю правду об этой личности мы узнали позже, когда ишан бежал за границу и мы захватили кое-кого из его помощников. Оказалось, Гер-сердар, «полковник Герр» — не турок и не немец, а чистейший англичанин, британский агент. Его двойной маскировкой «Интелледжентс сервис» пыталась заморочить голову всем — и друзьям, и врагам. Но в конечном счете, без успеха.
Два дня спустя мы, все трое, были в лагере отряда под Беширом. Красные части стягивались по правому берегу Аму к Керкичи.
Крепость в Ходжамбасе нами была оставлена. Мы получили сведения, что возле Ходжамбаса опять появились шайки Баба-мергена. Наш отряд оставался в «зеленой крепости» близ Бешира, и нам было поручено разведать обстановку, а затем очистить район Ходжамбаса.
Я выслал несколько групп бойцов под видом мирных дайхан и сам тоже не утерпел: отправился с Ишбаем пешком к аулу Сурхи. Оделись как поденщики издалека. Сначала мы спрятались вблизи дороги, ведущей в село из песков, и полдня наблюдали: похоже, врагов здесь не было. Люди работали на полях, убирали последнюю солому, сухие травы на корм скоту. Кое с кем мы заговаривали — нет ли, мол, людей побогаче, к кому нам можно бы наняться работать. Как я и ожидал, баи, по рассказам местных жителей, подались к Ходжамбасу, в «войско ислама».
Внимательно разглядывая все вокруг, мы пришли в аул. Здесь было малолюдно. У одной из мазанок полная женщина разложила на кошме мотки овечьей шерсти, расчесывала ее, видимо, собираясь прясть. Приглядевшись, я едва не вскрикнул: то была Огульбек, наша односельчанка, вместе с которой играли еще в детстве.
Подумав, направился к ней, Ишбай за мной следом. Огульбек заметила меня — и тотчас узнала:
— Нобат! Неужели ты? Откуда взялся?
На лице — и удивление, и радость. Я не ожидал, что она сразу признает меня, это было опасно.
— Огульбек, — заговорил я, подойдя вплотную. — Здравствуй! Верно, это я. Только не нужно кричать, этим можешь повредить мне.
— Вий!.. — она испуганно прижала к губам концы платка, начиная кое-что понимать.
— Не бойся, — успокоил я. Мы зашли за калитку, Ишбай сел поодаль, наблюдая за улицей. — Ты здесь живешь? Есть кто-нибудь дома? И не называй меня по имени…
— Хорошо, — она кивнула, потом, оправившись от волнения, стала рассказывать. Да, она хозяйка этой мазанки, ее продали замуж сюда, в Сурхи. Муж сейчас в поле. Был ребенок, умер. Здесь, на чужбине, тоскливо.
Я догадался: мужа она не любит. И теперь рада улучаю пожаловаться хоть кому-нибудь на свою горькую судьбу. По ее словам выходило: муж — не то больной, не то слабоумный, жить с ним — несчастье.
— Да еще такие страшные настали времена — всюду вражда, кровь. Что у нас в Бешире, не знаю. Живы ли родные? Ведь и там сражались, многих, слышно, убили…
— Да, война идет всюду. А скажи, у вас побывали люди Баба-мергена?
— Ох, чтоб им, окаянным! — у Огульбек лицо исказилось от гнева и отвращения. — Головорезы, грабители, бесстыдники! Девушку соседскую… Ох, и не сказать, что с ней сделали! У нас забрали двух овец. А ты… ты ведь… — она испуганно умолкла.
— Да, ты, Огульбек, угадала: я из тех, кто не дает головорезам Баба-мергена издеваться над мирными людьми. Но покончить с этим злом нелегко. Скажи: хочешь ли ты в этом помочь нам?
— Помочь? Но как? Ведь мне, женщине, брать в руки оружие неподобает. А то бы, право, я не побоялась…
— Нет, можно по-другому помочь. Скажи, твой муж тоже так относится к бандитам, как ты?
— Ох, ну его!.. Не поймешь, что у него на уме. Ты посоветуй, что нужно сделаться лучше сама.
— Прежде всего запомни того парня, что со мной. Он наведается к тебе. А ты должна сказать ему, появлялись ли в ауле враги, сколько их, чем вооружены, откуда направляются. Жаль, что муж твой не годится для таких дел. Нужно бы кому-то побывать в Ходжамбасе.
— Да ведь мы часто возим туда на базар солому, хворост! В пятницу я поеду, ишака нагружу…
— Хорошо. Погляди там внимательнее. В субботу придет мой посланец, все, что увидишь, — запомни, расскажи ему. А главное: никому ни слова о том, что виделась со мной. Понятно?
Я, конечно, шел на риск. Но чутье подсказывало: на Огульбек можно положиться.
Мое предположение оправдалось. Огульбек доставила ценные сведения о противнике в Ходжамбасе. И неделю спустя отряд получил приказ двигаться туда.
Крепость взяли в кольцо отряды из Бурдалыка. Наша задача: закрыть подходы к Ходжамбасу.
Было неизвестно, существовала ли у белых связь между их отрядами, разбросанными по Лебабу и прилегающим пескам. Так или иначе, вскоре после того., как блокировали Ходжамбас, из песков к нему направилась банда Курбан-бая — и нарвалась на нашу засаду. Мы подготовились как следует: враги угодили в ловушку, под прицельный огонь с трех сторон. Теперь у нас имелись два пулемета, и оба поработали на славу в тот памятный сентябрьский день. Бандиты под пулями валились с лошадей, бежали сломя голову в разные стороны, даже не помышляя о сопротивлении. Разгром оказался для них полным.
Больше половины нашего отряда с Иванихиным во глазе я тотчас отправил к Ходжамбасу, где перестрелка усиливалась. А сам, выслав разведку в глубь песков, с бойцами занялся сбором трофеев, брошенных лошадей.
— Вот, погляди, Нобат, — подошел ко мне Реджеп, в этом бою получивший свое первое крещение воина революции. Он протянул мне новенький маузер. — Возьми, тебе как командиру в самый раз. Да и потерю следует возместить, помнишь ведь… А знаешь, чей это?
— Нет.
— Пойдем, покажу.
В стороне от дороги лежал на боку скошенный пулеметный очередью вороной жеребец. Под ним — убитый человек: то был Курбан-бай. Оказывается, скоро сбылось мое предсказание.
Два тоя в один день
На правом берегу Амударьи все аулы до Керкичи и станции Самсоново были теперь свободными от противника. В Бурдалыке расположился штаб 8-го Туркестанского полка, его командир и комиссар представляли командование группы советских и революционных отрядов, нацеленных на Керки. Был составлен план окружения Керкичи, разгрома врага на обоих берегах Аму.
Из Чарджуя пароходом доставили патроны, снаряды, кавалерийское снаряжение, медикаменты. На обратном пути пароход увез наших раненых и больных.
В Керкичи по сведениям, доставленным лазутчиками-дайханами, главной фигурой среди бандитских вожаков оставался Баба-мерген. Его ставка находилась в небольшом ауле Кырк-Ойли, на краю песков. Туда мы и решили направить свой первый удар. Три конных отряда с пулеметами на рассвете скрытно подошли к Кырк-Ойли с трех сторон. Нашему отряду было приказано перекрыть дорогу из Кырк-Ойли в Керкичи. Идея плана — превосходящими силами, сосредоточенными на узком фронте, разгромить ставку бандитов, обезглавить все их силы на правом берегу.
Недаром Баба-мерген выдвинулся на первое место среди сердаров обширного района. Головорезов он в свой отряд подобрал отчаяннейших.
Наши, товарищи, штормовавшие Кырк-Ойли, потом рассказали: взять врага врасплох не удалось — его дозоры не дремали, встретили наших прицельным огнем. Пришлось вступить в перестрелку, выбивать из укрытий штыками. Сам Баба-мергеи отстреливался из полуразрушенной сторожевой башни дольше всех, живым так и не дался. Большинство бандитов полегло в том бою, в плен попали только раненые; не ушел ни один.
Мы тем временем оседлали дорогу и несколькими залпами загнали назад в Керкичи тех, кто при первых же выстрелах ринулся на выручку своему главарю. Позицию удерживали до конца сражения в Кырк-Ойли, обеспечивая успех нашим силам.
