Джон О'Хара - Время, чтобы вспомнить все
Джоби посмотрел на часы.
— Не хочу напускать на себя таинственность, но… вы могли бы подождать несколько минут? Черт возьми! Я не должен был никому говорить, но через несколько минут мама спустится вниз. Она не хотела, чтобы поднимались к ней в комнату по два или по три человека, так что она собирается спуститься сюда — обойти гостей и поздороваться с ними. Но если у вас к ней особое дело и вы хотели с ней повидаться наедине, тогда я поднимусь и спрошу ее.
— Нет-нет, я просто хотел увидеть ее и убедиться… — начал Пол Дональдсон. — С ней все в порядке?
— О да. С ней все в порядке. С ней там наверху Энн. Она не одна, если вы это имели в виду.
— Понятно, — сказал Дональдсон. — А как ты, Джоби?
— Ну, со мной все в порядке, благодарю вас. Для меня это не было неожиданностью. Были некоторые признаки.
— Я не имел в виду твоего отца. Насколько я понимаю, ты в ОСС.
— Да, — ответил Джоби. — В некой довольно неопределенной роли.
— Гарри Редингтон — мой старинный приятель.
— Неужели?
— Разве ты не знаешь Гарри Редингтона? — спросил Дональдсон.
— Возможно, знаю, но совсем немного.
— Послушай, Джоби, я ведь не немецкий шпион. В ОСС все знают Гарри Редингтона. Тебе не нужно перестраховываться. Это вроде как делать вид, что не знаешь Билла Донована. Между прочим, он тоже мой приятель.
— Но я на самом деле не знаю Билла Донована. Мистер Дональдсон, вы, похоже, знаете довольно многое об ОСС, так что вам наверняка известно, что у нас инструкция: держать язык за зубами.
— А ты, похоже, пытаешься от меня отвязаться?
— Что вы, сэр, — сказал Джоби.
— Я, как друг твоего отца, подумал, что смогу, вероятно, тебе чем-нибудь помочь, но ты, судя по всему, ни в какой помощи не нуждаешься.
— Да нет, мне помощь как раз очень бы пригодилась, но, как я уже сказал, должность у меня довольно неопределенная — одна рутина.
— Психологическая война?
— Рутинная работа, совсем не существенная.
— Господи, а ты все же пытаешься от меня отвязаться, — сказал Пол Дональдсон.
— Ладно, черт подери, я действительно пытаюсь от вас отвязаться. Вы сами на это напросились. Почему бы вам не заткнуться и не перестать изображать из себя всезнайку? Вам нужно влезть во все, что только можно?
— Да я такими ворочаю делами, что тебе, поросенок, и не снилось. Приятного вечера!
— Приятного… А вот и моя мать, если вы все еще хотите оказать ей почтение. Окажите ей, пожалуйста, почтение, мистер Дональдсон. Поклонитесь ей в пояс. — Джоби обернулся к матери, которая уже стояла на середине лестницы. — Мамочка, ты помнишь мистера Дональдсона из Скрантона? Мистера Пола Дональдсона?
— Ну конечно, Пол. Что ты такое говоришь, Джоби? Как я могу не помнить Пола Дональдсона?
Джоби улыбнулся Дональдсону, но тот не ответил на его улыбку, и Джоби кружным путем и решительной походкой двинулся в сторону буфетной. Пусть теперь всем заправляет мать.
Он налил двойного шотландского виски, разбавил водой, а потом налил в большой бокал джина с имбирным элем и со всем этим в руках поднялся по черной лестнице на второй этаж в спальню, расположенную в задней части дома. В комнате сидела незнакомая ему горничная, и никого больше не было. Он заглянул в другие комнаты, а потом поднялся на третий этаж в передней части дома, в свою бывшую спальню. Там на кедровом сундуке примостилась его сестра. Она курила сигарету.
— Хочешь? — спросил он, протягивая ей джин с элем.
— Еще бы! — воскликнула Энн. — Спасибо. А что это? Джин с имбирным элем?
— Точно, — ответил брат.
— Ты что-нибудь поел? — спросила она.
— Мне не хотелось.
— И я не была голодной, а сейчас уже хочется есть. Как ты думаешь, мы можем попросить прислать нам на кухонном лифте по бутерброду?
— Сомневаюсь. Там сейчас столько незнакомых слуг, что, если мы свистнем в свисток, они подскочат как ошпаренные.
— Наверное. Веселенькая собралась компания?
— Дерьмо.
— Такие все из себя важные. Гордость семьи, ха-ха-ха…
— Точно, — сказал Джоби. — С одним из них я уже разобрался.
— С кем же это?
— С Полом Дональдсоном.
— Ну да?
— Он пытался изобразить мне, что стоит ему шепнуть кому надо словечко, и работа Донована у меня в кармане.
— А кто такой Донован?
— Большая дерьмо-шишка в ОСС.
— И что ты сказал?
— Я терпел его покровительственный тон сколько мог, а потом он спросил меня, пытаюсь ли я от него отвязаться, и я ответил ему, что да, пытаюсь, и еще сказал ему… я уже не помню, что именно я сказал, но не думаю, что в следующее Рождество могу рассчитывать на дорогие игрушки.
— Когда это случилось?
— Пару минут назад. А почему ты спрашиваешь?
— Молодец. Ты столько времени там продержался?
— Я изображал маленького мальчика в вельветовом костюмчике с кружевным воротничком. Если б ты меня видела. Ты бы мною гордилась.
— Меня бы, наверное, стошнило. — сказала Энн.
— А ты-то как?
— Ну, мне не хотелось появляться в обществе. И у меня было еще одно преимущество. Я надела вуаль.
— Она вела себя достойно?
— Достойно. Разумеется, достойно.
— Как, черт побери, она держится все эти четыре дня?
— Послушай, это еще ничего.
— Что ты имеешь в виду?
— У меня такое чувство, что это еще только репетиция.
— Не может быть, — сказал Джоби.
— Может.
— Бог тебе в помощь.
— О, со мной все будет в порядке, — сказала Энн. — Все не так уж плохо. Если бы она рассчитывала на меня, тогда было бы нелегко. Но она едва меня замечает. Я у нее вроде дуэньи. Разумеется, дуэньи при очень воспитанной сеньорите.
— А что она делает?
— Кто? Дуэнья?
— Нет. Мадам.
— Ну… ты имеешь в виду, когда мы одни?
— Да.
— Когда мы абсолютно одни и нас никто не может побеспокоить, она начинает заниматься списком. Списком людей, которые послали письма и телеграммы. И список этот невероятно длинный. Больше тысячи людей. И она собирается ответить каждому из них.
— Ты ей помогаешь?
— Я предложила, но она отказалась.
— Почему ты не хочешь, чтобы она занималась этим списком? Это с ее стороны весьма… мило.
— Я не возражаю, чтобы она занималась этим списком. Мне не нравится, что она составляет его, чтобы убить время, и отказывается делать это в чьем-либо присутствии.
— Что в этом дурного? — спросил Джоби.
— Это глупо. Если кто-то оказывается поблизости, она хочет выглядеть новоиспеченной вдовой — убитой горем, но стойкой. Не способной ни на какие обыденные занятия вроде составления списка. Но когда никого, кроме меня, поблизости нет, она работает без передышки — переписывает имена и адреса, чтобы потом не тратить на это время. Меня это просто оскорбляет — то есть оскорбляло бы, если меня это хоть каплю трогало.
— Ты хочешь сказать, она собирается написать тысячу писем?
— Больше тысячи. Может быть, даже две тысячи. Но я не думаю, что она будет писать им всем письма, — она заказала карточки и собирается своей собственной рукой написать на них адреса и подписать их и черкнуть несколько слов от себя — на большинстве из них.
— Джо бы это понравилось.
— Джо бы это понравилось.
— Я хочу все делать так, как это сделал бы Джо.
— Да, я хочу все делать так, как это сделал бы Джо.
— Мы что, снова должны показаться там, внизу? — спросил брат.
— Я не собираюсь, — сказала Энн.
— Интересно, я должен это делать или нет?
— Там дядя Карти.
— И кстати, он получает от этого огромное удовольствие, — сказал Джоби. — Сколько времени, ты думаешь, Мадам собирается с ними провести?
— Там такая толпа. А она должна поговорить со всеми. Она не может пропустить ни одного человека.
— Семьдесят один — так сказал Отто из клуба «Гиббсвилль». По минуте с каждым. Это многим больше часа.
— Для чего ты это подсчитываешь? — спросила Энн.
— Ну, черт подери, если она собирается пробыть там час или даже дольше, я могу принести нам еще по стаканчику.
— Операция «Напиться и забыться», — сказала Энн.
— Вовсе нет. Но почему бы не расслабиться? Ты пойди постой возле кухонного лифта.
Джоби отправился вниз. Через несколько минут Энн увидела, как веревка задрожала, и услышала шум поднимающего лифта. Она взяла бутылки, лед и бокалы и понесла все это в комнату брата.
— Я уже не так молод, как прежде, — вернувшись, сказал Джоби. — Я, бывало, гонял по этим ступеням раз пятьдесят в день.
— А кто молод? Мне уже тридцать четыре. Ну и возраст.
— Точно. Жизнь твоя кончена.
— И это не шутка, — сказала Энн. — Когда ты возвращаешься в Вашингтон?
— Поездом семь ноль пять, завтра утром. Должен признаться, что в первый раз с удовольствием туда возвращаюсь.
