Джон О'Хара - Время, чтобы вспомнить все
— Сколько еще будет продолжаться война?
— Всякое говорят. Пять лет. Три года. Я думаю, все будет зависеть от военно-морского флота.
— Пять лет. Мне будет тридцать девять, а через год — сорок. Я думала, тридцать — это ужас, но сорок!
— Я не возражаю против тридцати, — сказал Джоби.
— А что тебе возражать?
— Точно. Зачем мне возражать? И вообще, почему я должен возражать против сорока, пятидесяти или двадцати восьми? Какая между ними разница?
— Но я не это имела в виду, — сказала Энн.
— Я знаю, что не это, — ответил Джоби.
Брат и сестра вдруг умолкли. Они сидели, не глядя друг на друга и ощущая, что они вместе.
— Сейчас для нас должна начаться совершенно новая жизнь, — сказала Энн.
— Почему?
— Я не говорю, что она начнется, этого я не говорю. Но смерть отца должна стать некой вехой.
— Может, это и так, — сказал Джоби. — Да, конечно же, это так. Конечно. Отец умер — значит, его больше с нами нет. Мы будем по нему скучать. Разве этого не достаточно для вехи?
— Мне кажется, что дело не только в этом.
— Деньги. Каждый из нас получает по сотне тысяч долларов. Неплохо иметь по сотне тысяч долларов… если он, конечно, не изменил свое завещание.
— Да, но имей в виду вот что. Я тоже знаю про завещание. Каждый из нас получает по сотне тысяч долларов — это верно. Но что, если это все, что мы получим?
— На что ты намекаешь? — спросил Джоби.
— Какой доход мы будем получать с этой сотни долларов?
— Бывает по-разному. Может быть, три тысячи, а может — шесть.
— Предположим, это будет четыре, — сказала Энн. — Но тогда это меньше, чем мы получаем теперь.
— Возможно, — ответил Джоби. — Я как-то об этом не подумал. — Ты имеешь в виду, Мадам может сказать нам: вот ваши две сотни тысяч долларов, и сокращайте свои расходы.
— Именно, — отозвалась Энн. — А для меня эта тысяча долларов в год имеет большое значение.
— А для меня не имеет. Я тебе помогу. У меня есть работа, и, полагаю, она у меня всегда будет, так что, если ты будешь получать четыре тысячи вместо пяти, я тебе буду добавлять. Я веду простой образ жизни.
— Спасибо, Джоби, — сказала Энн. — С другой стороны, она, возможно, и сама станет мне добавлять.
— Но мы оба в этом сомневаемся, — сказал брат.
Энн рассмеялась.
— Я очень сомневаюсь. Она, наверное, скажет мне, что я могу жить здесь и таким образом экономить.
— И это действительно так.
— Да, это так… если бы я могла здесь жить.
— Пусть разница в тысячу тебя не волнует, — сказал Джоби. — Так или иначе, у тебя начинается новая жизнь.
— Да, наверное. Правда, когда я впервые о ней подумала, я не имела в виду деньги. Я чувствовала: что-то должно измениться у меня внутри, — но ничего не происходит. Я не чувствую себя ни старше, ни моложе, не чувствую ни великой потери, ни облегчения.
— Еще слишком рано. В последние дни было столько всяких дел.
— Наверное, — сказала Энн.
Они снова помолчали.
— Чему ты улыбаешься? — спросил вдруг Джоби.
— Я улыбалась? Должно быть, думала о том, что, когда мы были детьми, я была намного старше тебя. А потом я, вероятно, перестала взрослеть, ты меня обогнал, и теперь ты старше.
— Я старше, — согласился Джоби.
— Интересно, как так случилось, что ты стал старше? — спросила Энн.
— Даже не знаю. Возможно, ты осталась молодой, а я — нет.
— Да, в какой-то мере так оно и есть. У меня были любовные романы, и, наверное, поэтому я не взрослела.
— У меня тоже были любовные романы. Это не объяснение, — сказал Джоби.
— Ты о своих любовных романах никогда ничего не рассказываешь — ты такой скрытный.
— И таким скрытным намерен остаться.
— Я не пыталась ничего у тебя выведать.
— Немножко пыталась.
— Ну… да, немножко пыталась, — сказала Энн. — Но разве это плохо? Ведь тебе, наверное, было бы неприятно, если бы я вообще не проявляла к ним никакого интереса.
— Я не против, чтобы ты проявляла к ним интерес. Только не увлекайся. Вчера у меня было заседание с Мадам. Как обычно, у нее уже на примете парочка кандидатур.
— Кто же?
— Ну, Салли Моррисон.
— Которая, как мы знаем, влюблена в доктора из Филадельфии.
— Джин Уальдермут.
— Джин Уальдермут?
— Джин Уальдермут, — сказал Джоби. — И еще какая-то девушка из Истона. Она не могла вспомнить ее имени, и я, конечно, тоже. Девушка, которая когда-то навещала Элси Лобэк.
— Я знаю, кого она имеет в виду. Я тоже не помню ее имени. Мне кажется, ее отец — судья. Салли Моррисон, Джин Уальдермут и подруга Элси Лобэк. Кто еще?
— Для начала и этого более чем достаточно. Но интересно вот что: Мадам хочет, чтобы я женился, но ей абсолютно наплевать, будет ли мне при этом хорошо и буду ли я счастлив. Ей просто хочется своего единственного сына куда-нибудь заткнуть.
— Заткнуть?
— Я теперь ее понял. Женатый сын будет выглядеть намного пригляднее. Назовем это так: он будет храниться в нужном месте. На самом деле я думаю, она считает, что одного дяди Карти в нашей семье предостаточно.
— И она права. В каждой семье должно быть ровно по одному дяде Карти, но не больше.
— Энн, послушай и скажи, согласна ли ты со мной или нет. Если не согласна, не соглашайся из вежливости.
— Хорошо.
— Мне только кажется, или Мадам действительно планирует для себя какую-то карьеру?
— Знаешь, я ведь собиралась об этом спросить тебя. На днях в одну из ее задумчивых минут она меня спросила, не собираюсь ли я помириться с моим дорогим мистером Мазгроувом. Я ушам своим не поверила. Я посмотрела на нее с ужасом. Она ведь знает все о моем замужестве. Так вот, я сказала ей, что скорее вернусь к Чарли, чем помирюсь с этим джентльменом. И она сразу прикусила язык.
— Чарли. Я почти о нем и не вспоминаю. Что он теперь делает?
— Работает в береговой охране — каким-то офицером низшего ранга — и руководит какой-то музыкальной группой. Женат, живет в Нью-Джерси.
— Ты с ним видишься?
— Я ни разу его не видела. Я дала им слово и его держу. И не то чтобы мне это было трудно. Чарли славный, и он был моим первым. Моим первым. Когда они аннулировали брак, то меня здорово запугали. Если я хоть когда-нибудь с ним увижусь, его арестуют, посадят в тюрьму и тому подобное. Это неправда, но я им поверила. Потом я уже была осторожнее. За того, другого парня я замуж не вышла. Но ты спросил меня про Мадам. Да, я думаю, она планирует себе карьеру. Если бы я вернулась к этому сукину сыну Мазгроуву, я опять вроде как замужем, и если бы ты женился на Салли Моррисон, ты тоже был бы женат. А когда дети удачно женаты, это выглядит так мило. И для чего она позвала в почетные носители гроба столько политиков? Она ведь могла пригласить друзей, пусть и не таких выдающихся. Кем приходился отцу Роберт Хукер? И этот адвокат из Филадельфии. И губернатор. Я понимаю: мистер Слэттери, но заведующий школами Джонсон… Он даже не знал, что у Чапинов есть дочь. Да и Пол Дональдсон тоже не был отцу таким уж близким приятелем. Да, она явно строит какие-то планы.
— Энни, девочка, она все время строила планы. И если бы мне не было так уютно здесь, наверху, я бы спустился вниз понаблюдать ее в действии.
— Пожалуйста, не оставляй меня одну.
— Не оставлю, — сказал Джоби.
Их мать «в действии» преподносила урок непревзойденной вежливости женщины, пережившей несчастье. К тому времени как Эдит спустилась к гостям, приглашенные уже закончили трапезу, что не было случайным совпадением, так как об этом ее оповестила Мэри. Предоставив Полу Дональдсону честь ввести ее в гостиную, она не позволила ему ее монополизировать. Она положила ему руку на предплечье и искусно направила его к ближайшей, из пяти человек, группе гостей. Эдит обращалась к каждому по имени, и благодаря ее нарочитой разговорной манере ей этот маневр превосходно удался. Поскольку она всегда говорила медленно и четко, паузы стали неотъемлемой и привычной частью ее речи, и именно благодаря им в эти мгновения она успевала вспомнить нужное ей имя. Предположительные подсчеты времени, которое она проведет с гостями, оказались неверными, неверной оказалась сама их формула. Если бы она провела с каждым из гостей по одной минуте, то на ее задачу приветствовать всех без исключения гостей ушло бы час одиннадцать минут. Однако, переходя от группы к группе и каждый раз приветствуя лично каждого в группе из четырех-пяти гостей, она уложилась в полчаса. Никто не был обойден. Каждого мужчину и каждую даму Эдит приветствовала по имени, и каждому пожимала руку, и каждому предоставила возможность к ней приблизиться, что для тех, кто пришел выразить соболезнование человеку, понесшему тяжелую утрату, составляло главную часть ритуала.
