Татьяна Устинова - Всегда говори «всегда» – 3
Надьке расскажи – обхохочется.
Еще минута, и эта, с позволения сказать, няня ноги на стол положит и прикажет опахалом ее обмахивать.
«Очень попрошу вас выйти вон», – приготовилась сказать Ольга, но тут в гостиную забежал Петька.
Заметив няню, он замер, прижавшись к Ольгиной ноге.
– Ест хорошо? – сурово спросила Анна Алексеевна, оглядев Петьку. – А то не люблю с уговорами возиться!
– Очень попрошу вас… – собралась с духом Ольга. – Видите ли, Анна Алексеевна, я не думаю, чтобы мы с вами могли…
– Кашу любишь? – не слушая ее, спросила няня Петьку.
И тут произошло невероятное – Петька с разбегу запрыгнул Анне Алексеевне на колени, схватил ее за руку и спросил:
– А ты какие сказки знаешь?
– Разные, – серьезно ответила фрекен Бок. – Но рассказываю их только тем мальчикам, которые кашу хорошо едят и слушаются. Будешь меня слушаться?
Петька потерся щекой о ее плечо – так, как терся только об Ольгу, и сказал:
– Буду!
Надьке расскажи – обхохочется. Жаль, камеры нет, эту сцену заснять.
И почему это няня показалась Ольге мужеподобной? Милое женственное лицо. А глаза… Серые, ласковые глаза, мягкие, добрые руки, которые треплют Петьку по вихрастому затылку.
Не Мэри Поппинс, конечно, но и не фрекен Бок.
– Без сахара и с молоком! – рявкнула няня и, видя, что Ольга не трогается с места, еще громче добавила: – Кофе, говорю, мне без сахара и с молоком!
Ольга, развернувшись, пошла на кухню. «Надо будет уточнить у нее мои обязанности», – с усмешкой подумала она.
Нет, надо срочно позвонить Надьке… Вместе похохочем.
Ольга взяла телефонную трубку, но, услышав Петькин смех, стала все-таки варить кофе.
Сергей еще утром, в дороге, хотел позвонить Оксане, но не успел – светофор зажегся зеленым, и он трусливо нажал отбой.
Теперь, в кабинете, за запертой на замок дверью, он смотрел на ее портрет и думал – если сейчас позвонить, то светофор не спасет… И стук в дверь не спасет, потому что обеденный перерыв и мало кому придет в голову к нему зайти.
Вот если бы на телефоне закончились деньги…
Но такого в биографии Барышева не случалось ни разу.
А еще бывает, что абонент недоступен…
Но абонент взял трубку со второго звонка, словно только и делал, что ждал, когда он позвонит.
– Алло… – тихо сказала Оксана. – Я слушаю. Не молчи. Я же знаю, что это ты. Наберись храбрости, скажи хоть что-нибудь…
Барышев нажал отбой, скомкал портрет и бросил в корзину для мусора.
С чего вдруг эта… укротительница скорпионов решила, что звонит именно он? Этого номера она не знает.
Наберись храбрости…
Да он же просто хотел убедиться, как ему противен ее голос!
Он достал из корзины портрет, расправил его и положил на стол.
Ольгина все-таки работа. И ее таланта в этом рисунке гораздо больше, чем красоты натурщицы.
Новая офис-менеджер с дурацким именем Люция раздражала Диму безмерно.
Мало того, что она высовывала язык, когда записывала его распоряжения в крохотный блокнотик, так еще и переспрашивала каждое слово. Ее не спасали ни точеная фигурка, ни кукольные ресницы – интеллект, похоже, был обратно пропорционален длине ног и количеству косметики на лице.
– Сменить мебель в переговорной! – почти проорал Грозовский, склонившись к Люции, которая эффектно восседала на подоконнике, скрестив безупречные ноги в ажурных колготках и туфлях на километровых шпильках.
– Переговорной? – вскинула на него Люция глаза с ресницами-веерами.
– Пе-ре-го-вор-ной! – пролаял в лицо ей Дима. – Причем срочно, поняла?!
– Поняла… – то ли переспросила, то ли подтвердила офис-менеджер и что-то записала в блокнотик ручкой с красным пушком на кончике.
Этот пушок действовал на Грозовского как на быка красная тряпка.
– Только без самодеятельности!
– Самодеятельности?
– И мне каталог покажешь сначала, ясно?
– Каталог?
Дима взвыл от бессилия и пнул стул.
– Слушайте, Лю… как вас там?
– Ция!
– Вы в блондинку перекрашиваться не пробовали?
– А мне пойдет? – Она кокетливо потрогала волосы – стопроцентный «блонд» – и вдруг спохватилась: – Ой, а я сейчас кто?!
– Ну, хоть одна здравая мысль! – Грозовский в порыве признательности пожал ей руку, заодно сдернув с подоконника.
В этот момент в кабинет ворвалась Надя.
Грозовский поспешно отдернул руку от Люции, но было поздно – зоркий Надькин взгляд успел заметить подробности происходящего.
– Ой, я потом зайду, – томно выдохнула офис-менеджер и, вильнув бедрами, вышла из кабинета.
У Нади потемнели глаза.
Грозовский предусмотрительно отошел подальше и, сделав озабоченный вид, начал перекладывать бумаги с места на место.
– Дима! – Надя подошла вплотную к столу, и Дима отодвинул от нее подальше тяжелую пепельницу. – Димочка, что эта девица тут делала?!
– Господи, Надька, когда тебе только надоест?!
– Ты мне зубы не заговаривай! Я тебя спрашиваю, что она тут делала?! В твоем кабинете? Что?!
– Что делала, что делала… – Дима попятился, но тут же уперся спиной в стену. – Не то, что ты думаешь! – закричал он, понимая, что только нападение спасет его от Надькиной ревности и темперамента. – Она работает тут! Эта девица тут работала!
– В этих… колготках?! – Надя замысловатыми жестами изобразила, очевидно, ажур.
– Но ведь не без! Тут много всяких разнообразных девиц работает! И мне плевать, в чем они ходят или… без чего! Я не сплю с ними, я сплю с тобой! И если ты не прекратишь этот идиотизм, то я не знаю, чем все это кончится!
Для убедительности Дима применил коронный прием, которым пользовался лишь в крайних случаях, – он схватил с полки рекламный образец и грохнул его об пол. Образцом на этот раз оказался флакон духов… В кабинете удушливо завоняло фруктовой композицией с преобладанием цитрусовых…
Прием сработал. У Нади сделалось испуганное лицо, и она бросилась Диме на шею – прямо через стол, свалив пепельницу на пол.
Окурки смешались с духами.
– Димочка! – зашептала ревнивая жена, покрывая обиженное лицо Грозовского страстными поцелуями. – Димочка, Димочка… Ну что ты так?! Ну, извини меня, пожалуйста, я же… Я же не знала…
– Что ты не знала?! – стараясь не сбавлять оборотов, прокричал Грозовский. – Что ты не знала?! Не знала она!!!
Он понимал, что за дверью уже столпились рекламные девушки, с наслаждением подслушивая семейный скандал, но мириться было преждевременно – к Надьке в любое мгновенье могла вернуться ревность. Он по опыту знал – нужно свирепствовать еще пару минут.
– Черт знает что! Шагу ступить нельзя!
– Димочка!
– Работаешь тут, работаешь!
– Ну, Димочка…
