Наташа Апрелева - А Роза упала… Дом, в котором живет месть
Юля тем временем мгновенно достала из принесенной математиком сумки рыжий резиновый зонд, устрашающую воронку, повернула Лильку на бок и принялась за спасательные мероприятия. «„Скорую помощь“ вызвать, сейчас же!» — крикнула она появившейся на веранде ошарашенной Марго, Марго схватилась за телефон и выбежала в Сад, звонить.
Подошла Розка, в ужасе зажала руками рот, погнала с веранды детей… Их приняла в свои объятья «англичанка» Ирина, осторожно поглаживая пестрые вихры Флоры, сочувственно сжимая холодную и мокрую от слез руку Камиллы.
Ирина любит воду. Большую воду в больших водоемах, не минеральную в литровке. Чтобы успокоиться, набраться сил, она выходит к воде, благо, в городе есть Река. Иногда Ирина думает, что ей идеально было бы жить на берегу моря, лучше — океана, говорят, моря-океаны пахнут вечностью. Своего мнения у Ирины на этот счет нет, на море она была единожды в далеком детстве и не помнит из этого путешествия ничего, кроме дикорастущих на улицах лавровых кустов. Иринина Река все же не пахнет вечностью, Река имеет течение, и она разная каждую минуту. Глядя на меняющийся цвет и структуру волн, Ирина сочиняет себе красивые, немного странные картины: вот четверо людей танцуют печальное танго в узком кругу, время от времени обмениваясь партнерами, и солнце окрашивает их безмятежные лица в лиловый цвет заката. А вот прекрасная девушка, не выдержав предательства своего неверного возлюбленного, бросается в волны, надеясь обрести покой где-то там. Четверо людей попытаются спасти прекрасную девушку. Осознав невозможность этого, они вернутся к тягучему танго, забыв ее, как забывается все на свете.
Когда через сорок минут приехала «скорая», Лилька, благодаря спешной реанимации, пришла в себя и удивленно хлопала слезящимися глазами, беззвучно шевелила пересохшими губами. На настойчивые Юлины вопросы «что ты ела?» и «что ты пила?» она не отвечала, болело натертое зондом горло, болела тяжелая голова, болели руки-ноги, она устала, очень устала, вот сейчас немного отдохнет, а потом непременно вспомнит, непременно ответит, что она ела, что пила…
— Я поеду с ней, — коротко бросила Юля, — только переоденусь. Послушаю, что в больнице скажут. Позвоню.
Лукаш Казимирович ждал ее у калитки со змеями и розами:
— Я тоже еду, — просто сказал он.
— Ну нет, — нахмурилась Юля, она устала, очень устала, — что мы там будем толпиться, под ногами путаться… Я прекрасно справлюсь, тем более что делать уже нечего. Съезжу, вернусь.
— Я тоже еду, — пожал плечами Лукаш Казимирович и подал ей руку, помогая забраться в белокрасный кузов, где уже лежала на носилках Лилька, бережно укрытая шерстяным пледом.
Совершенно прав человек, читающий по-русски, — гламурное отравление неизвестным пока, но явно несмертельным ядом как-то не удалось, незадачливый убийца досадливо чешет в затылке, пытается понять, где именно он допустил ошибку, и планирует следующую акцию провести не в пример удачнее.
* * *You are viewing RumpelstilZchen's journal
23-Июнь-2009 00:35 am
«Не перечьте мне, я сам по себе, а вы для меня только четверть дыма» (с)
МЕТКИ: РЕВЕРС
Дорогая моя, если бы моей задачей было курицу Лильку убить, она бы была безнадежно мертва и общалась бы не с грубым гастроэнтерологом, дышащим ей в живое лицо вкусным водочным перегаром, а с ласковым скальпелем в твердой руке патологоанатома. Мне достаточно паники, что поселилась в Доме. Страх, ужас и всеобщий хаос — вот что я хочу видеть, открывая входную дверь, и я достигну этой цели, причем очень скоро.
Вернусь к своему скромному рассказу, что ли.
Мне, в отличие от известного литературного героя, не нужно обмакивать медовые «мадлены» в липовые чаи, чтобы окунуться в детство[27].
Свое прошлое я и так постоянно таскаю с собой, и как-то особенно возвращаться к нему так же абсурдно, как, собственно, к своей руке, ноге или вот этой смешной яркой родинке.
То знаменательное лето началось в мае, пусть эта фраза нелепа. Лето началось в мае и — в универсаме, вот так, пожалуй, еще лучше.
А почему в мае — да потому, что в мае я возвращаюсь во Флигель. Еще полтора года назад, в восьмом классе, неожиданно для всех я обнаруживаю удивительные способности к ряду школьных предметов, и любящий отец переводит меня в специализированное учебное заведение с уклоном в нужные стороны. Наверное, это стоит ему каких-то денег или добрых услуг, поскольку вот это самое «ты мне, я тебе» — никто не отменял. Недостатков у специализированной школы два: первый — тамошняя заносчивая подростковая элита во всем джинсовом, и второй — добираться от Флигеля до специализированной школы ровно два часа пятнадцать минут — в один конец. Но любящего отца в пароксизме любви не остановила бы и система «Град», существуй она в те времена. Для меня снимается комната у старухи Пивоваровой — точно напротив учебного корпуса. Старухе Пивоваровой было тогда лет пятьдесят, голову она как-то не по-русски увязывает черным шарфом, чистит зубы и свои светлые туфли зубным порошком «Жемчуг» и торгует на оживленном перекрестке семечками и туалетной бумагой. Торговля идет очень хорошо. Отец вменяет ей в обязанности кормить меня завтраком и ужином, обедаю я в школе — бесплатно, набирая для вечернего чая белого подсыхающего хлеба, нарезанного от кирпича по диагонали.
Собственно, так и проходит учебный год, на выходные я иногда приезжаю домой, но чаще — нет, предпочитая болтаться по центральной площади города. На каникулы я отпускаюсь досрочно, сразу после майских праздников, традиционно заполненных у соотечественников посадками картофеля и чего-то еще овощного.
И лето начинается.
Обычный зал съедобного и несъедобного самообслуживания. Пустоватые полки сдержанно украшены стеклянными банками с кабачковой икрой, картонными пакетами с сахаром и брикетами розового химического киселя. Иным счастливчикам везет, и прямо к их дрожащим от неслыханной удачи коленям выкатывают проволочные тележки с увернутым в пергамент маслом, сыром, мотками сосисок в полиэтилене. В гастроном послана Лилька, и она караулит как раз обещанную администрацией курицу, рассматривая в отделе бытовой химии пачки стирального порошка «Лотос» и пахучие бутыли с «Белизной». Я маячу рядом, я — Лильке компания, в бесконечном счастье от такой удачи: таскаться с ней за мертвыми животными, точнее, птицами и склянками с голубым молоком и комковатым кефиром. А еще я куплю орехов.
Наклонившись, чтобы бросить в красную пластмассовую корзину упаковку гигиенических прокладок «Натали», Лилька оказывается схваченной за воротник плаща чьей-то цепкой рукой.
