Наташа Апрелева - А Роза упала… Дом, в котором живет месть
Военный строитель был несказанно поражен Лялиными революционными нововведениями, он и не представлял, что такое возможно вообще, особенно заинтересовали его упражнения перед зеркалом. По совету образованной подруги, Ляля ставила Военного строителя напротив зеркала, сама становилась сзади и мягкими длительными прикосновениями снимала с него одежду, попутно оглаживая его постепенно обнажающееся тело. В связи с длительным генеральским отсутствием стали возможными свидания в Доме, в Фиалковой спальне, такое вот циничное вероломство позволяла себе Ляля, а в Фиалковой спальне зеркал было много.
Так все и катилось, в движении, in motion, а в один из жарких июльских дней генеральша с сильным испугом обнаружила себя беременной. Низкое закатное солнце приветливо заглядывало в высокие окна, приглашая прогуляться и насладиться относительной вечерней прохладой, а Ляля монотонно раскачивалась вперед-назад на кухонном стуле с высокой спинкой. Ляля боялась мужа. Муж мог появиться в любой момент и пристрелить неверную и опозорившую его жену из табельного пистолета Токарева, или просто задушить умелыми чистыми руками.
Тамара Мироновна, с некоторых пор исполняющая обязанности домработницы, зашла в кухню с оцинкованным ведром и набором тряпок. Раскачивающаяся на стуле генеральша привлекла ее, рассеянное по очищенным от пыли горизонтальным поверхностям, внимание.
«Ай случилось чего?» — проницательно спросила Тамара Мироновна, с неприятным звяканьем поставив ведро, побросав в него тряпки и участливо наклонивши большую голову к пухлому плечу. И генеральша, наконец, зарыдала.
Родившийся через полгода светленький мальчик получил имя Павлик, фамилию Пасечник, большую семью из нескольких братьев, нескольких сестер, шумной, но незлой мамы Тамары, самогонного аппарата и дворняжистого кобеля по кличке Кобель, отбитого родственной детворой у местных хулиганов.
Лялину беременность удалось скрыть, генерал в городе не появлялся, один раз телефонировал из Москвы, чуть не вызвав у супруги преждевременные роды и коллапс. Находившаяся поблизости Вика перехватила трубку, сказав, что генеральша в легком обмороке от волнения, и ловко, дипломатически выспросила о генеральских планах и намерениях относительно возвращения. Закончив разговор, она взбодрила бледную и дышащую с легкими стонами Лялю: «Не скоро, не скоро — после Нового года, да и то…»
Розочка за оттенками материного самочувствия и внешности не следила, была занята разными делами.
Военный строитель из жизни был изгнан, в сущности, именно в исторический момент раскачивания Ляли на кухонном стуле с высокой спинкой. От встреч с ним она отказалась решительно и без объяснений, Военный строитель погоревал, да и уехал в Дальневосточный округ возглавлять какое-то крупное строительство, писем не писал, да их и не ждали.
А Ляля потоки любви и обожания перенаправила на крошку сына, пойдя, в общем-то, нормальным и даже верным женским путем, просто немного не в том направлении. Ни один человек на свете, включая триумфально возвратившегося к весне генерала, не видел ничего плохого в том, что она часами возится с очаровательным малышом, помогая тем самым многодетной соседке.
* * *— За что выпьем?
— Просто выпьем, душа моя. Мне хорошо.
— Хочу спросить. Интимный вопрос. Можно?
— Давай.
— Что это за странный шрам, вот этот, да. Какой-то как от пули.
— Они есть от пули. Резиновой.
— Что ты хочешь сказать, в тебя стреляли? Резиновыми пулями? Не серебряными, нет? Ерунда какая-то. Ты тайный мафиози? Глава клана? Преступной группировки? Бандит по прозвищу Челюсть?
— Почему Челюсть?
— Просто Челюсть.
— Значит, Челюсть.
— Рассказывай, Челюсть.
— Просто глупая история, душа моя. Глупейшая из глупейших историй.
— Рассказывай.
— Давай лучше выпьем.
— Выпьем, ага, а ты рассказывай.
— Девушка одна на меня рассердилась и выстрелила из травматического пистолета. Вот, в ногу попала.
— Ты думаешь, что рассказал историю, но с этим не согласятся даже глухонемые эскимосы из арктических вечномерзлых степей.
— В Арктике нет степей. Там тундра.
— Это ты тундра! Рассказывай про пулю.
— Расписать пулю — это стандартное выражение, которое зачастую можно услышать от любителей преферанса… а-а-а-а, больно! Отдай ухо.
— Не отдам. Еще сейчас укушу. Вот думаю: возможно ли человека укусить за лоб? Сейчас проверю. Сейчас…
— Зачем? Зачем тебе эта дряхлая историйка?
— Я задумала узнать про тебя ВСЕ. Мне важно. Что молчишь?
— Задумался. Очень давно никто не задумывал узнавать про меня ВСЕ. Про пулю, значит, желаете. Пуля как пуля. Девушка как девушка. Познакомились в аэропорту. Я провожал московского коллегу. Девушка прилетала откуда-то, никто ее не встретил, какие-то накладки, что ли, вызывали такси, оно не приехало, в общем, проблемы. Стоит, рыдает меж чемоданов. Вещей у нее полным-полно. Помог девушке. Доставил до дому. Она у черта на куличках жила, в негритянском поселке. Улица Конноармейская. Знаешь такую?
— Как не знать. Это моя любимая улица города.
И что у нас далее?
— Заглянул на чашечку…
— Кофе.
— Кофе мы не пили.
— Ну ясное дело. Какой уж тут кофе. Когда кругом прелестные обнаженные девушки с травматическими пистолетами.
— Пистолет потом появился.
— Потом… ага…
— Она была чертовски ревнива. Выслеживала меня, кралась даже как-то, пласталась по стеночке.
— Кралась? Как мило.
— Да, мне тоже очень-очень нравилось.
— И что? Застукала на месте преступления?
С новейшей любовью?
— Какого еще преступления! У нас с ней и отношений-то никаких не было, только секс. И то нечастый.
— Это ты про пистолет? Или про новейшую любовь?
— Про пистолет — в твоей терминологии.
— Ага. Так она, очевидно, так не считала.
И много у тебя таких было девушек, в формате «только секс без отношений»? Это, что ли, прикольно? Когда только секс. Без отношений. Опять ты молчишь.
— Да я вот думаю, душа моя. Может, их и не было совсем?
