Ольга Володарская - Плачь, влюбленный палач!
Тут человеколюбие взяло верх над мстительностью, и я подумала: но ведь есть, наверное, на свете человек, который Петьку любил. Мать, любовница, приятель. Кто-то ведь с ним дружил. Может, не такой уж он и был пропащий?
— Юр, а ты не знаешь, у Петюни кроме Антона и Вити друзья были?
— А с чего ты взяла, что они дружили?
— Как это? Живут… жили, тьфу я с этим прошедшим временем совсем запуталась. Короче, поселились в одной комнате, на работе постоянно встречаются, болтают. Встречались, болтали, я хотела сказать. Я видела, они всегда обедать втроем ходили…
— Я ничего тебе точно сказать не могу. Но, сдается мне, для каждого из этих «друзей» у Петюни был кирпичик за пазухой! — Зорин замолчал. Нос его стал самым обычным носом — прямым, мясистым. Щеки из свекольных превратились в розовые. Борода полегла. И все эти метаморфозы означали одно — Юрка успокоился. — Что-то устал я, — прошептал он. — Поспать бы…
И договорив до конца эту фразу, захрапел, свернувшись калачиком на подоконнике.
10.
Я отползла в самый дальний угол зала. Спряталась там за огромные колонки, чтобы ни одна сволочь меня не нашла, села в кресло, вытянула ноги, закрыла глаза. И блаженно выдохнула. Наконец, я одна. В тишине. В покое… Один бог ведает, как я устала. Все-таки не привыкла я бодрствовать сутки на пролет. Обычно, перед тем, как отправиться полуночничать в бар, я отсыпаюсь целый день. И теперь очень хотелось поваляться в кровати. Пусть и под одной крышей с покойником. Честно говоря, мне было все равно. Однако остальные не разделяли моего желания.
— До рассвета еще бездна времени, — неожиданно воскликнул Суслик. — Пошлите играть в бильярд!
— Тут и такое есть? — встрепенулся Артемон.
— И бильярд, и шахматы, и шашки. И видео-салон. Вот!
— Это круто! А сауны нет?
— Не-е. Только душ.
— Тогда айда шары катать!
— Айда! — возопил Суслик радостно, потом как-то сник и забормотал. — Только это… Ломать двери я не буду. За это оштрафовать могут.
— Зачем ломать? — Артемон потряс в воздухе связкой Петиных ключей. — Откроем любое помещение. Тут универсальный ключик есть.
От Мишкиных криков проснулся Зорин и тут же присоединился к всеобщему ликованию.
— Как здорово! — воскликнул он и захлопал в ладоши. — Тогда отоприте видео-зал, я буду смотреть кино. «Титаник». Сонечка пойдет со мной?
— Не пойдет, — отшила его Ксюша, вынырнув из-за пальмы. — Она хочет играть в бильярд.
— Не хочу я играть ни в какой бильярд! Да и не умею я.
— А тебя Артемон научит. Правда, Артемон?
— Без базара!
— Да не хочу я! — озлилась Сонька. — У меня и так голова трещит, а тут еще вы со своим бильярдом привязались. Пошли лучше в библиотеку.
— Ты что решила «Отцы и дети» перечитать? — съехидничала Ксюша.
— Просто хочу побыть в тишине.
— И я хочу! — горячо поддержала подругу ваша покорная слуга, выползая из-за колонок.
— Да ну вас, — разочарованно протянула Ксюша. — Как старые бабки, честное слово!
Тем временем Артемон, словно Моисей, повел свою паству по двухэтажному зданию. Сначала он отпер видео-зал, запустив туда Зорина и Сеню Уткина, который, так же как и Юрка, млел от слезовышибательной Камеруновской картины. Потом открыл библиотеку, следом бильярд, в который, кроме него и Куки вознамерился играть только Суслик. Серега, помявшись, отправился вслед за Юркой и Тю-тю. Радист Стапчук скрылся в своей рубке, прихватив с собой тех четверых, имен которых я не знала. Одна Изольда все никак не могла определиться, куда ей направиться — сразу в бильярдную или сначала с Галиной Ивановной в уборную. Наконец, она решилась.
— Пожалуй, приведу себя в порядок. А-то растрепанная, потная, — Она смущенно хихикнула. — Галина Ивановна, я с вами. Мне надо попудрить носик. Прихорошиться.
Ксюша пренебрежительно фыркнула и забубнила:
— Носик. Только послушайте ее! У нее хватает наглости свой шнобель носиком назвать.
— Тихо, — шикнула я. — Вдруг услышит.
— А ничего удивительного, с такими-то лопухами…
Мы с Сонькой схватили раздухарившуюся Ксюшу под руки и уволокли в библиотеку.
Там стояла благословенная тишина. Было тепло и уютно.
— Девочки, — жалобно заскулила Ксюша, когда мы закрыли за собой дверь. — Дайте мне какую-нибудь веревочку…
— Зачем? Вешаться что ли собралась? — мрачновато пошутила Сонька.
— Штаны подвязать. Они постоянно сползают… — и она продемонстрировала свою распахнутую ширинку.
— Тебя что, изнасиловать пытались? — испугалась Сонька.
— Обалдела что ли!? — возмутилась Ксюша. — Я с горы каталась, вот они и лопнули… Ну что, нет ни у кого веревочки? Тогда булавку дайте! Я уже устала портки локтями придерживать!
— А все почему?
— Почему устала?
— Почему лопнули, — разозлилась Сонька.
— Я ж тебе сказала — с натуги…
— Нет. Потому что штаны у тебя фирменные. — Она вцепилась в карман Ксюшиных джинсов и глянула на лейбл. — Ну точно. «Кельвин Кляйн». А ихние американские молнии не справляются с русскими брюхами.
— Сонь, ты акцию что ли проводишь? «Поддержим отечественного производителя»?
— Нет. Просто у меня вот, например, никогда ничего не ломается. Ни молнии, ни застежки. А я покупаю вещи в обычных магазинах, не в бутиках…
— Ты покупаешь вещи на вьетнамской барахолке, — запальчиво возразила Ксюша. — И выдаешь их за турецкие или наши, российские. Знаю я тебя.
— Ну и что? Пусть так? Но у меня еще ни дна молния не…
— Они не успевают ломаться, потому что вещи, в которые они вшиты, рассыпаются после первой стирки!
— А вот и нет!
— Ладно, после второй, — миролюбиво согласилась Ксюша.
— После третьей, — тихо поправила Сонька. Потом как-то грустно на нас покосилась и пробормотала. — Знали бы вы, как мне надоело отовариваться на этих рынках! Рыться в этих коробках! Что смотрите? Вы разве не знаете, что на вьетнамских рынках вещи не на манекенах висят, а свалены грудой в коробки? — Мы отрицательно замотали головами. На что она сказала. — А они свалены.
— Но зачем ты…
— А ты думаешь, на учительскую зарплату можно одеваться где-то еще, кроме рынка? Знаешь, сколько я получаю со всеми нагрузками, дополнительными часами и пособием на Алену? 75 долларов!
— В неделю? — уточнила Ксюша.
— В месяц, — припечатала Сонька.
— Как это?
— Так!
— Выходит, учителя за месяц получают меньше, чем проститутки за час?
— Вот именно! — Сонька гневно сверкнула глазами. Она у нас очень любила жаловаться на тяжелую учительскую долю.
— И на какие тогда шиши мы телефончик купили? — спросила я осторожно.
