Ольга Володарская - Плачь, влюбленный палач!
— Что еще за фигня? Какая Ксени? — начала выходить из себя Сонька. — Нет такого имени.
— Можно Осанна Мари, — мечтательно прошептала Ксюша, — я ж по паспорту Оксана.
— Ты тут к моей фирме не примазывайся! — вышла-таки из себя Сонька. — Ишь чего надумала! Осанна Мари! На чужом горбу хочешь в рай въехать? — все больше распалялась она. — Ворюга! Мою идею решила присвоить!
— Да я помочь хочу… — начала оправдываться Ксюша. — А про другое название я пошутила…
— Зря я вам рассказала! Зря!
— Ну ладно, Сонь, ну не кричи ты так, — начала увещевать я.
— Завистницы! Ворюги! Интриганки! — не унималась подруга.
— А ты врунья!
— А вы мегеры!
— Но ты все равно нас любишь, — примирительно промурлыкала я.
— Я вас ненавижу! Катитесь обе к ядрене фене! — очень по-доброму, даже ласково послала нас Сонька.
— Так как насчет веревочки? — миролюбиво проговорила Ксюха, тыча «мадам Анаис» в бок.
— Где я тебе возьму? — почти спокойно спросила она. — Вон шнурки их ботинок вынь.
— Тогда ботинки будут слетать. Надо что-то другое…
— Шнурок от телефона! — нашлась я. — Он как раз длинный, к тому же кожаный…
— Точно! — воскликнула Ксюша, выуживая из-за ворота кофты свой «Самсунг», который болтался у нее на груди. — Жалко, конечно, его разрывать, но ничего не поделаешь…
Мы перерезали шнурок ножницами (к счастью они нашлись на столе, иначе нам пришлось бы кожу грызть, потому что разорвать сплетенный в косичку жгут не было никакой возможности). Потом подвязали Ксюшины штаны. Получилось не очень эстетично, потому что размочаленные концы шнурка не желали лежать красивым бантом, а торчали в разные стороны. Но, по крайней мере, теперь джинсы держались на талии, а не болтались в районе ластовицы колготок.
Посчитав дело сделанным, мы залезли с ногами на потрепанный диванчик, включили настольную лампу, развалились, укрывшись скатертью. Сонька, выспавшаяся днем, взяла старые газеты и начала их листать. Мы с Ксюшей собрались подремать.
Вдруг Сонька ойкнула.
— Ты чего шумишь? — Ксюша приоткрыла один глаз. — Дай поспать-то.
— Девочки… Мне такой жуткий сон приснился… Будто Петя умер. — Сонька отбросила газету. — Даже не то, что умер. Его убили. И он весь в крови лежит в комнате, где лыжи выдают… Вот ведь присниться! — ее передернуло.
Я прокашлялась.
— Сонь, ты только не волнуйся…
— Да ладно. Мне и раньше кошмары снились.
— Дело в том, что тебе это не приснилось.
— Как это?
— Петю убили.
Сонька открыла рот. Потом закрыла. Снова открыла. Наконец, обретя дар речи, пробормотала:
— Не может быть. А кто?
— Милиция разберется, — дежурно ответила я.
— Кстати! А где милиция? — Сонька вскочила. — Где следователи, эксперты? Где Геркулесов, наконец?
Мы объяснили. Сонька не поверила.
— Не может быть, что никакой связи с внешним миром! Не верю! На дворе 21 век! Мы запускаем спутники на Марс, клонируем людей! А вы хотите мне сказать, что на этой долбанной турбазе нет ни одного рабочего телефона?
— Так точно.
Сонька вытащила свой мобильник и забегала по комнате.
— Ну давай, ловись… Ловись, я сказала!
Она запрыгнула на подоконник, руку с телефоном вытянула к самому потолку, потом, не увидев результата, высунула в форточку.
— Ну хоть эсемеску бы послать, — захныкала она. — Черт! Одно и то же — поиск сети.
— Сонь, успокойся. До утра осталось несколько часов. Как только начнет светать, Артемон с Кукой на лыжах доедут до шоссе…
— А вдруг этот маньяк еще кого-нибудь шлепнет?
— Да почему ты решила, что это маньяк? — удивилась я.
— А кто же? Зачем нормальному человеку убивать Петьку? Он что миллионер, милиционер, игрок, шантажист?
— А может и шантажист, откуда ты знаешь?
— И кого он шантажировал? Антошку что ли Симкова, за то, что тот на рабочем месте водку пьет? Или Витьку? А может Санина с Маниным? Их есть за что — вон сколько у государства уворовали…
— Сонь, мне такого про этого Петюню порассказали, что я ничему не удивляюсь…
— А что? — Сонькины глаза загорелись огнем любопытства.
Я вкратце передала содержание бесед с Зориным и Тю-тю, потом спросила:
— И что вы по этому поводу думаете?
— Не знаю… — Сонька нахмурилась. — Ничего не думаю…
— А я думаю, что убили его не за это! — воскликнула Ксюша. — Да знаешь, сколько таких вонючек, как этот Петька, на свете живет? У моего Педика, что не партнер, то гнида. Один ко мне пристает, спасу нет, другой за ним шпионит, третий споить пытается! И все живы!
— Ты это к чему? — не поняла Сонька. — К тому, что весь мир бардак?
— К тому, что Петьку убил маньяк! — припечатала Ксюша. — Садист! Вон как его изуродовал…
— Что ты на маньяках зациклилась? — начала спорить Сонька. — Это тебе не кино американское! Это жизнь. А в жизни убивают даже за бутылку…
— Нет, это маньяк. У них в НИИ полно маньяков… Химия, волшебница, постаралась!
— Тогда почему этот маньяк еще кого-нибудь не убил? Они ведь одной жертвой не ограничиваются…
— Погоди! Еще не вечер!
— Типун тебе на язык! — по-настоящему разозлилась Сонька.
Ксюша сплюнула через левое плечо, потом испытывающе на меня посмотрела и спросила:
— А ты, Леля, как думаешь?
— Думаю, что маньяк тут не при чем. Но доказательств у меня нет. Разве что одно, — я понизила голос. — Девочки, я вам не говорила, что слышала, как кто-то кому-то угрожал?
Девочки, переглянувшись, замотали головами. Тогда я поведала им содержание подслушанного разговора. Когда я замолкала, Ксюша неуверенно произнесла:
— Ну это может и ничего не значить… Мало ли, кто кому грозит. Ты, например, Соньку раз 100 убить грозилась. А ничего, жива пока подружка.
— Все верно, я тоже сначала так подумала… Но ведь у нас труп в соседнем здании.
— И полутруп в больнице, — влезла Сонька.
— Какой еще полутруп?
— Ну не совсем, конечно, полутруп. Я хотела сказать, что есть еще один пострадавший. Не погибший только чудом.
— Девочки! — я вскочила. — Где Витька? Надо с ним поговорить! Может, это он тогда ссорился с одним из своих друзей. Или знает, кто ссорился. Может, наши подозрения выеденного яйца не стоят.
— Или наоборот! — тут уж вскочила Сонька. — Вдруг это Витька Петюню убил!
— Или знает, за что его убили! — докончила Ксюша и понеслась к двери. — Уж кому, как не Витьку, знать все Петины грешки!
Мы вылетели из библиотеки и помчались по лестнице.
— Это точно Витька! — кричала Сонька, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. — Он же Петюне завидовал. Значит, ненавидел. Зависть — страшное чувство.
