Ольга Володарская - Плачь, влюбленный палач!
— Кого еще несет? — спросил банкир, замирая с занесенной над стаканом бутылкой.
— Это, кажется, «скорая», — засмеялся Зорин, плотоядно облизнув свою шоколадную дольку. — Лучше поздно, чем никогда.
— Это точно, — изрек Артемон, возвращаясь к своему занятию. — Так. Поехали дальше, — провозгласил он, протягивая нам наполненную джином «тару». — Теперь за здоровье моего дружбана Каляна. И за его спасительниц. Чекнулись. Выпили.
Мы чокнулись, выпили. Закусили той же шоколадкой. Рожи у всех стали красными, глаза добрыми, масляными, желудки горячими, мыли путанными.
— Теперь бухнем за мою невесту, — скомандовал Артемон, вновь наполняя наши стаканчики. — И за меня. Совет нам, блин, да любовь. Чокнулись. Выпили.
Мы сделали все, как он велел, но уже без особого удовольствия. Как-то не привыкли мы спозаранку хлестать джин без тоника и закуски, тем более такими ускоренными темпами.
— Теперь долбанем за…
Мы не успели узнать, за что именно Артемон собрался пить на этот раз, так как заметили, что с того же востока на нас надвигается устрашающая автомобильная армада. Впереди пер джип «Чероки» с непроницаемыми тонированными стеклами, следом черный, словно катафалк, «Мерседес», за ним мрачно-серый, как смог, «Ниссан», и замыкала процессию неуместная в этой заснеженной глуши элегантная серебристая «Ауди А6».
Поравнявшись с нами, джип начал тормозить. Мы все вжали головы в плечи, даже бесстрашный Артемон как-то оробел, наверное, посчитал, что эти ухарцы на крутых тачках прибыли сюда по его душу. Когда машина остановилась, двери ее тут же распахнулись, и из темного нутра хромированного монстра начали выпрыгивать, как черти из табакерки, здоровые камуфлированные молодцы с дубинками у бедер и автоматами в руках. Из второго автомобиля споро выгрузились не менее устрашающие, но более интеллигентные бугаи в длинных пальто и без дубинок. Из третьей, не спеша, вылезли два совсем не страшных, но жутко неприятных типа в темных очках на рыбьих физиономиях. А уж из последней, из серебристой ласточки «Ауди А6», покряхтывая, выкарабкался добродушный толстячек маленького роста, с обширной лысиной и красным, как у Деда Мороза, носом. Он что-то смачно грыз и улыбался.
— Педюша! — возопила наша подруга и бросилась к толстячку.
— Козочка моя! — промурлыкал «Дед Мороз», распахивая объятия.
Ксюха подбежала к мужу, угнездила бедра между его коротких ручек, обняла за шею, положила подбородок ему на лысину и сладко выдохнула:
— Ты приехал!
— Примчался, как только смог, — пробубнил Педик, зарывшись носом в Ксюхину грудь.
— А эту гоп-компанию зачем притащил? — отстранившись, спросила она. — Этих гоблинов ладно, — Ксюха повела подбородков в сторону автоматчиков. — А адвокатов зачем? — она смерила недовольным взглядом очкастых интеллигентов. — Ты же знаешь, я их не выношу.
— Как зачем? На всякий пожарный. Я ж не знаю, что именно вы тут с подружками натворили! Ты не звонишь, на мои звонки тоже не отвечаешь. Тут я еще узнаю, что на турбазу милицейский наряд вызвали. Ну, блин, думаю, мои подружки-веселушки что-то опять отчеблучили.
— А чего мы можем отчеблучить?
— Когда вы втроем собираетесь, от вас всего можно ожидать! — возмущенно воскликнул Паша. Потом, окинув проницательным взором наши честные лица, сменил гнев на милость и добродушно спросил. — Кстати, а что тут произошло?
Мы переглянулись и хором ответили:
— Долго рассказывать.
А чтобы он больше ни о чем не спрашивал, Ксюша закрыла его рот смачным поцелуем. Минут пять они страстно лобзались, причем Пашка все это время стоял, как балерун, на носочках, а его благоверная замерла в позе болотного журавля. Оторвались они друг от друга лишь тогда, когда Ксюшины джинсы, шурша и бряцая заклепками, сползли с бедер и бухнулись у ее посиневших от холода ног.
А ноги у нее и в праву были «иксом».