Ольга Володарская - Плачь, влюбленный палач!
Обзор книги Ольга Володарская - Плачь, влюбленный палач!
… Ко всем, но не к ТОМУ, кого приговорил к смерти.
ЧЕЛОВЕК еще не решил, каким образом, в какое время, где, чем и зачем совершит казнь… Но одно он знал определенно — она неотвратима.
ПРИГОВОРЕННЫЙ не догадывался об этом. Не подозревал, не предчувствовал. Он шутил, балагурил, пил пиво, даже флиртовал. Был весел бесшабашен, как всегда.
Ему было невдомек, что он приговорен, и что от смерти его отделяют всего лишь сутки.
Ольга ВОЛОДАРСКАЯ
ПЛАЧЬ, ВЛЮБЛЕННЫЙ ПАЛАЧ!
1.
ЧЕЛОВЕК ехал в переполненном автобусе и страдал. Страдал от толчеи, запаха бензина, шума, грохота ржавых членов таратайки и какого-то томительного беспокойства… Вместе с ним в вонючем, раздолбанном «Лиазе» маялось еще 40 человек. Всех их ЧЕЛОВЕК знал, потому что проработал с ними бок о бок не один год. Ко всем относился равнодушно…
… Ко всем, но не к ТОМУ, кого приговорил к смерти.
ЧЕЛОВЕК еще не решил, каким образом, в какое время, где, чем и зачем совершит казнь… Но одно он знал определенно — она неотвратима.
ПРИГОВОРЕННЫЙ не догадывался об этом. Не подозревал, не предчувствовал. Он шутил, балагурил, пил пиво, даже флиртовал. Был весел бесшабашен, как всегда.
Ему было невдомек, что он приговорен, и что от смерти его отделяют всего лишь сутки.
* * *Я бежала по заснеженной дороге, громко вереща. За мной следом неслись мои подружки — Ксюша с Сонькой, они тоже надрывно орали и одышливо пыхтели.
— Эй! Э-ге-гей! Стойте! — голосили мы вслед уносящемуся в темноту автобусу.
Замолкли мы только тогда, когда «Лиаз», обдав нас вонючим дымом из выхлопной трубы, не скрылся за поворотом.
— Ну и что нам теперь делать? — устало спросила Сонька, привалившись спиной к обледенелому фонарному столбу.
— Не знаю, — честно ответила я. — Может, тачку поймаем.
— Ща-а-с. Остановит нам кто. Жди. — И Сонька демонстративно поболтала ногой перед моим носом. Для этого ей пришлось взобраться на сугроб, ибо с ее полутораметровым ростом дотянуться ботинком до моего лица было практически не возможно.
— И что я должна понять? — спросила я, отмахиваясь от Сонькиной ноги.
— Что, что. Одеты-то мы, вон как. — Она вновь задрала свою стройную ножку, обтянутую пестрыми лосинами. — Разве найдется идиот, который на нас клюнет? — Сонька покачала головой, от чего пумпончик на ее шапке смешно заколебался — то туда, то сюда. Шапку эту она отобрала у своей дочки, как и лосины с райскими птицами, потому что в ее гардеробе не нашлось ничего более-менее подходящего для катания на лыжах.
— Ну не так уж плохо мы одеты, — протянула я, осматривая свой наряд — пуховик, джинсы, вязаную шапку с кисточкой. — Простовато, конечно. Но очень по спортивному.
— Во. Во. Простоватых ни один дурень не посадит. А за деньги мы не поедем, потому что у нас их нет.
— Деньги у нас есть. — Впервые заговорила Ксюша. — И машину мы, если надо, найдем — красоту нашу не под какими тряпками не спрячешь, — лениво молвила она, выставив вперед свою модельную ножку в дорогом замшевом ботинке. — Только в такую даль никто не поедет. Тем более на ночь глядя.
Я согласно кивнула. Дело в том, что собрались мы на лыжную турбазу. Турбаза располагалась далеко загородом, почти на границе области. В лесу. В экологически чистой зоне.
Принадлежит турбаза НИИ, в котором я работаю оператором ЭВМ. Действует она только зимой, и только по выходным. Уезжать в лес надлежит в пятницу вечером, на институтском автобусе, а возвращаться в воскресенье во второй половине дня. К услугам отдыхающих предоставляются — лыжи, санки, ледянки, а так же бильярд и шашки. Вечером дискотека. Питание трехразовое. Пьянки круглосуточные. Водка привозная. А кругом ни души, только сосновый лес, замерзшая речка и дятлы. Вот в такое чудное место мы и намеревались отправиться на выходные, однако опоздали на автобус. А все из-за Ксюши.
— А все из-за тебя! — в сердцах бросила Сонька, отлипая от столба.
— Почему это? — приподняла бровь подружка.
— Как, почему? А кто вещей набрал, как на две недели курортного сезона на Мальте?
— И что?
— А то, что пока мы их выносили из подъезда, пока несли до остановки…
— Ну переборщила, немного, — буркнула Ксюша, любовно поглядывая на свои четыре баула и маленький чемоданчик. — С кем не бывает.
— И что только можно во все это положить? — не унималась Сонька.
— Как что? В одном обувь. В другом кофты…
— Кофты? Ты сказала — кофты? — хохотнула я. — Во множественном числе, я не ослышалась?
— И свитеры. Два. А еще пара юбок.
— Прелестно! — закатила глаза Сонька. — Ну а в третьем что?
— Водка.
— Целый баул водки? — охнула я.
— Нет. Там еще пиво есть и джин-тоник.
— Ты, это… Не спиваешься, случаем?
— Я не для себя, — с достоинством ответила Ксюша.
— А для кого же?
— Для нее. — Она ткнула Соньку в бок.
Я нахмурилась. Я, конечно, понимаю, что на пьяного в стельку человека смотреть иногда весело, но только не на Соньку. И дело все в том, что подружка наша, девушка во всех отношениях приятная и иногда даже интеллигентная, ко всему прочему образованная и политически активная (депутат городской Думы), напившись, превращается в надравшегося рому боцмана-дебошира. Она ругается матом, дерется, падает лицом в асфальт, пристает к прохожим — все равно кто они: люди или собаки, а на утро напрочь все забывает.
Вот по этому, мне и не понятно, для чего Ксюше понадобилось ее поить.
— Для чего? — озвучила я свою мысль. — Разве ты не помнишь, чем кончилось наше последнее пиршество? Когда мы ездили в ночной клуб соседнего городка?
— Как же, забудешь тут, — буркнула Ксюша, скривившись. Видимо вспомнила, как по осени мы целую ночь брели по дождю и грязи, при этом волоча невменяемую Соньку, потому что наша надравшаяся подружка обматерила водителя, который любезно согласился подбросить нас до города.
— Ну и зачем тогда?
— Помнишь, мы с тобой подсчитали, что нахрюкивается… прошу прощения за неинтеллигентное слово… наша Софья в среднем два раза в году.
— Ну?
— С последней ее пьяной выходки как раз около 5 месяцев прошло. Значит, скоро, скоро…
— Ну? — опять перебила я.
— Я просто подумала, что в лесу безопаснее. Ни тебе электричек, ни машин. Людей мало, только свои. Пусть упьется, оборется на дятлов и уснет в сугробе.
— Да как вам не стыдно! — озлилась Сонька. — Да я… Да я педагог! Депутат! Мать восьмилетней дочери! А вы…
— А мы твои подруги. И знаем тебя, как облупленную.
Тут Ксюша не соврала. Знали мы друг друга без малого 20 лет. И все это время крепко дружили. Не знаю, сошлись бы мы так близко, если бы жили на разных концах города и ходили в разные школы, но дело в том, что мы с детства были соседками по подъезду и одноклассницами. Так что получается, что наша дружбы была предопределена.
По окончании школы мы вместе поступили в университет. Сонька избрала для себя профессию педагога, мы с Ксюшей возжелали стать экономистами. Ксюша бросила «универ» после первого курса, я на 4. Я по дурости, подруга по обстоятельствам. О своей дурости долго распространяться не буду, скажу только одно: надоело учиться — бросила, а о Ксюхиных обстоятельствах, к слову, крайне благоприятных расскажу поподробнее.
