Ольга Володарская - Плачь, влюбленный палач!
С тех пор прошло пол года, но практически ничего в наших отношениях не изменилось — мы так же плохо ладим, но жить друг без друга не можем. Главная проблема, на мой взгляд, в том, что мы совершенно друг другу не подходим — он не в моем вкусе, а я не в его. Начнем с внешности. Мне нравятся брюнеты, демонической наружности, но с ангельским характером. Геркулесов же прямая противоположность моему идеалу — светлый, румяный, смазливый херувим с мерзким нравом. К тому же упертый, твердолобый, взрывной, и что самое ужасное — романтичный. Именно из-за своего романтизма и упертости он бросил адвокатскую практику (он служил в престижнейшей юридической фирме) и по зову сердца (?!) устроился работать в уголовный розыск. Понимаете? Тогда больше ничего объяснять не надо. Скажу только одно — мы с его мамой, дамой необыкновенного ума и деловитости, почти уговорили нашего Коленьку вернуться к юридической практике. И он почти согласился. Сейчас он для виду выкабенивается, но, как мы ожидаем, к весне сдастся. Вот тогда я и приму, наконец, его предложение, и стану его женой.
Кстати, я тоже не попадаю под его идеал. Коленька всегда балдел от тургеневских девушек, эдаким скромниц, аккуратисток, домоседок с длинными естественными волосами, в приличных платьях и с каким-нибудь невинным хобби, типа вышивания крестиком. Я же прямая противоположность сему пресному образу. Яркая, быстрая, шумная и бесшабашная, я обожаю откровенные наряды, яркий макияж, дорогие безделушки. Любимым моим местом отдыха является ночной клуб, любимым напитком — ерш, а главным хобби — кокетство. Правда, я не курю, много читаю, дальше кокетства не захожу и очень хорошо готовлю. Видимо, по этому Коленька меня и терпит.
— Теплые вещи взяли? — нарушил свое обиженное молчание Геркулесов.
— Взяли, — радостно доложили мы.
— Книги?
— Да когда нам там чи… — начала Сонька, но, получив удар локтем под дых, затараторила. — Конечно, взяли, Николай Николаич, полное собрание сочинений Эмиля Золя.
— Водки, надеюсь, немного?
— Не-е-ет. Бутылочку.
— Смотрите у меня. — Он погрозил нам пальцем.
Мы послушно закивали и, как примерные детсадовки, положили ручки на коленочки, всем своим видом выражая смирение. Но Геркулесов не унимался.
— Ну а ты, невестушка моя золотая, что взяла с собой, кроме вагона косметики?
— А что, мне разве еще что-то понадобиться? — невинно поинтересовалась я.
— Леля, — строго прикрикнул Геркулесов. — Смотри у меня…
— Смотрю, смотрю…
— Писульки-то свои взяла?
Я кивнула. Геркулесов успокоился.
Дело в том, что «писульками» бесстыжий Коленька называет мой литературный труд. Именуемый романом «Преступная страсть». Пишу я его давно, и все никак не удосужусь закончить. И дело не в том, что Муза меня редко посещает. Отнюдь. Меня муза просто задолбала своими визитами, причем, в самые неподходящие часы, например, рабочие. Проблема состоит в том, что я ваяю свой «шедевр» на допотопном, почти антикварном компьютере, который регулярно виснет, или как говорят программисты «глючит». Виснет он наглухо, то есть перезагрузкой дело не поправишь — надо его разбирать и заменять одну из «сдохших» деталей другой. Пока я провожу диагностику, пока достаю раритетные запчасти, пока чиню, проход месяц, а то и полтора. И за этот срок я успеваю забывать не только сюжетные повороты, которые продумала и выстрадала до поломки компьютера, но даже имена главных героев…
Когда мне это надоело, я решила мысли записывать. Вроде выход. Но не в моем случае. Проблема оказалась в том, что я, оператор ЭВМ со стажем, могу быстро печатать, но совершенно не умею писать от руки. Конечно, когда-то могла и даже имела красивый почерк, но за годы работы на компьютере мои пальцы привыкли к необременительному тыканью и касанию, и совсем разучились держать ручку. По этому, мои рукописи похожи на что угодно — на письмена древних египтян, на записи дауна-левши, на рисунки ребенка с ДЦП — на что угодно, но только не на заметки писателя. Ко всему прочему мои мысли (мои скакуны) проносятся в голове с такой скоростью, что неуклюжие пальцы за ними просто не поспевают.
Вот и прибавьте к терниям корявых букв еще непонятные сокращения, аббревиатуры, многозначительные многоточия. А ошибки! Господа, я уже забыла, что писать без орфографических ошибок тоже надо уметь! Что надо вспоминать забытые правила правописания, и исключения из этих правил. А я ни одного, (кроме «жи, ши» пиши с буквой «и») не помню. Да и что еще ждать от человека, за которого правописание проверяет «Windows XP»…
Вот по этому Геркулесов и называет мое творение «писулькой». И гогочет, видя, как я днями разбираю свои же собственные заметки. Он не догадывается, какой глубокий смысл, какая интрига прячется за неровным частоколом моих каракулей. И не верит, что когда-нибудь бестселлер «Преступная страсть» будет закончен… Он вообще в меня, как в литератора, не очень верит. Думает, это очередная моя блажь, новый заскок, дурость, а иногда, в особо дрянном настроении, что изысканный способ потрепать ему нервы.
Говорю же — несносный характер!
— Обратно доберетесь? — бесцеремонно прервал мои размышления вредный Геркулесов.
Его вопрос вернул меня на бренную землю. Я протерла запотевшее стекло, выглянула на улицу. Оказалось, что мы уже приехали. И стоим у гостеприимно распахнутых ворот. Ворота венчала железная ракета, без одного закрылка. На ее брюхе (или спине, это кому как нравится) красовались красные буквы «Салют», и все они, за исключением «т» и палки от «ю» радостно нам подмигивали.
— Как турбаза называется? — сморщилась от напряжения мысли Сонька.
— Салют.
— А почему написано «Сало»?
Я пригляделась, и правда — сослепу можно принять за «Сало».
— Кормить им будут. На завтрак, обед и ужин.
— Не надо! Я его терпеть не могу…
— Мне отдашь — я сало люблю.
Ксюша засмеялась, Геркулесов нахмурился — он не любил нашу пустую трепотню.
— Ну так как? Доберетесь обратно? — вновь осведомился он.
— Конечно, дорогой, — чирикнула я и чмокнула жениха в белокурый затылок. — В воскресенье, как три штыка, будем дома.
2.
Когда милицейский «козелок», урча, удалился прочь, мы вошли в распахнутые настежь ворота турбазы. Кругом лежали сугробы, из которых торчали высокие, разлапистые ели. Слышно было, как в сторожке лают собаки, а в сердце турбазы (на столбе у столовой) громкоговоритель исторгает из себя бодрую музыку.
Постояв немного у ворот, дабы в полной мере насладиться пейзажем и свежим морозным воздухом, мы двинулись по расчищенной дорожке на свет и музыку.
— О! — восхитилась Ксюша. — Какая красота! Елочки, сосеночки, пенечки, шишечки…
