Галина Романова - Демон ревности
Илья вздрогнул и бросился к плите. Схватил почти пустую турку, швырнул ее в раковину и принялся кухонным полотенцем неуклюже вытирать кофейную гущу с варочной панели. Выпил кофе, называется. А все этот наглый мент. Он виноват. Он вторгся к нему в дом и несет какую-то чепуху.
Полотенце улетело следом за туркой в раковину. Илья сполоснул руки. Сел к столу, за которым вальяжно развалился незваный гость.
— И что же вы хотите? Как будете помогать Кире? Попытаетесь смягчить ее вину?
— Я не пытаюсь смягчить ее вину, — криво ухмыльнулся симпатичный блондин-полицейский. — Я пытаюсь доказать ее непричастность.
— Непричастность? К чему? Я не понял! — Илья замотал головой, как будто пытался отогнать надоедливую мошкару от себя. — Непричастность к убийству?
— Именно. — Макаров отреагировал совершенно спокойно. — Знаете почему?
— Потому что Кира вам симпатична? — догадливо улыбнулся Илья и погрозил гостю пальцем. — Я сразу почуял подвох. Сразу!
— Нет, не поэтому. А потому, что не верю, что убила именно она. А вы? Почему вы так уверены, что она убийца?
— Понимаете, у меня есть повод так думать. Я знал, что они должны были встретиться. Нет-нет, не подумайте, Катя позвонила мне в последний момент и сообщила, что ждет в гости Киру. Я возмутился. Да, я считал, что это лишнее. Но Катя была непреклонна. Я как знал, что из этого ничего хорошего не выйдет.
— Из чего?
— Из ее предложения.
— Из какого предложения? — странно вкрадчивым голосом спросил Макаров, пристально уставившись на овдовевшего хозяина дома, кажущегося ему излишне уравновешенным.
Да что там, почти счастливым выглядел этот осиротевший недавно жених.
— Катя хотела предложить Кире денег. Чтобы она оставила нас в покое. Уехала куда-нибудь.
— Денег?
— Да, денег. Много денег. Но я тут же начал ее отговаривать. Я знаю Киру, она очень порядочный человек, она бы никогда…
— …не согласилась, — задумчиво закончил за него Макаров и легко кивнул. — Что было потом?
— Ничего. — Илья напряженно улыбнулся. — Катя была непреклонна. Сказала, что она поставит точку во всем этом, ей все надоело. Хотя что? Кира никак не проявляла себя. Не знаю, что на Катю нашло. В общем, она сказал мне «пока», велела ждать к ужину.
— И вы?
— И я ждал, — соврал Илья. Тут же поспешно прикрыл глаза ладонью и пробубнил: — Но она не приехала. Ни к ужину, ни потом. И раздался этот страшный телефонный звонок.
Слишком театрально и неубедительно, неприязненно подумал Макаров. Лощеный Илья Сергеевич Степанов все больше ему не нравился.
— Где застал вас звонок из полиции? — спросил Дмитрий, когда Илья отыграл свое действие.
— То есть?
— Сначала вам позвонила Катя. Потом был звонок из полиции, я правильно понял?
— Д-да, правильно, — немного неуверенно ответил Илья и насторожился.
— Сколько времени прошло между этими двумя звонками, Илья Сергеевич?
— Ой, да что я, помню, что ли! — возмущенно всплеснул он руками. — Может, час, может, больше!
— Прошло два часа восемнадцать минут, — тихо обронил Макаров, не сводя пристального взгляда с Ильи, побледневшего до сизости. — Я совершенно точно знаю, что прошло ровно два часа и восемнадцать минут.
— Может быть, может быть. Я не помню точно.
— Зато я знаю это совершенно точно. И у меня к вам резонный вопрос, Илья Сергеевич. Как, где и с кем вы провели это время?
— Т-то-есть? Н-не понял вопрос! — он вдруг снова начал заикаться, как в раннем детстве, когда все его дразнили и когда он вынужден был часами заниматься с логопедом. — Ч-что в‑вы хотите этим с-с-с-сказать?
— Я хочу сказать, что на время убийства вашей невесты у вас нет алиби, Илья Сергеевич. Нет алиби!
Глава 11
Кира равнодушно смотрела в симпатичное взволнованное лицо Макарова. Дмитрий? Кажется, Дмитрием его зовут. Странно, но она почти забыла о его существовании. Удивительно, что Ирка о нем вспомнила и позвала на помощь.
Странно.
Все в ее жизни вдруг стало странным. Сначала ушел Илья. Потом ее арестовали ни за что. Поселили сначала в одиночной камере, а после избрания судом меры пресечения — в камере, забитой странными женщинами.
— Вас не обижают? — спросил взволнованный Макаров.
— Нет.
Ее в самом деле не обижали. Странно, но ее с первых минут взяла под свое покровительство какая-то энергичная толстая тетка. Ее в камере все слушались. Кира тоже начала слушаться. Спала когда та велела, вставала тоже по ее окрику. Отдавала все, что ей приносили. Ей-то зачем? Ей ничего не нужно. А женщинам радость.
— Эх, Кира! — с сожалением вздохнула толстуха, когда Кира отдала уже третью передачку. — Какая же ты капуста! Теперь вот и я уже верю, что ты не убивала свою соперницу.
Странно. А раньше не верила? Почему? Ее же обвиняют несправедливо! Ее же арестовали ни за что!
Но доводы, приведенные толстой покровительницей, оказались железобетонными.
— А тут все ни за что сидят. Кто-то украл, потому что жрать хотел. Кто-то убил, потому что тот заслужил. Кто-то обманул, потому что того требовали обстоятельства. Здесь все несправедливо осужденные.
И они все потом долго и оглушительно ржали над ее наивностью. А ей было все равно. Она грустно улыбалась и не злилась совсем. И за несколько дней даже привыкла к порядкам в камере, установленным толстой женщиной. Жить везде можно. Тут даже иногда бывало весело. Много веселее, чем в последние дни, которые она проводила в одиночестве у себя дома. После ухода Ильи…
— Кира, очнитесь, — грозно потребовал Макаров, заметив, что она его совсем не слушает. — Я задал вам вопрос.
— Да-да, простите. — Она поежилась, ее последние дни постоянно знобило, хотя в камере было жарко и очень душно. — Я прослушала.
— Расскажите мне все о том дне, когда это произошло. Все, включая малейшие детали.
— Это вы о чем?
— Что видели, слышали, чувствовали. Может, какие-то ассоциативные звуки или запахи. Я не сочту это сумасшествием. Я сочту это уликами, — твердо закончил Макаров. — Кира?
— Хорошо. — Она кивнула, прикрыла глаза. — Хорошо, я расскажу.
И начала рассказывать, как говорила с Катериной по телефону, как не хотела ехать к ней, а потом взбесилась, когда та предложила ей отступные.
— Я ненавидела ее, поймите. Очень сильно ненавидела! Это все, — Кира повела вокруг себя руками в комнате для допросов, — возможно, мне в наказание.
— Просто за ненависть не лишают свободы, — угрюмо отозвался Макаров. — Итак, вы поехали к ней, потому что взбесились?
— Да. Мне хотелось наорать на нее, ударить, расцарапать ей глаза, ее холеное молодое личико! — Губы Киры нервно дернулись и плотно сжались, через мгновение она произнесла: — Я очень, очень, очень ее ненавидела. И даже сейчас. Мне ее не жаль, представляете? Это ужасно, но мне ее не жаль.
