Кристи Филипс - Хранитель забытых тайн
— Король ведь всегда нуждался в деньгах.
Эндрю задумался, потом взгляд его прояснился, словно он что-то понял.
— Был тайный источник финансирования. И он находился во Франции. Вот почему после Дувра члены английской делегации отправились в Париж.
Воодушевленные маленькой удачей, они продолжили поиски в оставшихся коробках: снова долговые расписки, несколько завещаний, многочисленные приходно-расходные тетрадки и малоинтересные письма.
— Боже мой, ну почему люди не хранят более ценные и важные вещи? — проворчала Клер. Она совсем замерзла и сильно проголодалась, — Вот, смотрите, еще одна Библия.
Со дна последней коробки она достала издание Евангелия короля Якова, довольно большого формата, но неожиданно легкое по весу, и равнодушно раскрыла книгу. Небось, и здесь сейчас будет список членов семейства Клиффордов с датами рождений и смертей. Раскрыла — и рот разинула… то же самое не замедлил сделать и Эдвард.
Под обложкой в страницах Евангелия была искусно вырезана полость. То есть тайник, а в нем какие-то сложенные в несколько раз бумаги.
— Давайте вы первая, — галантно предложил Эндрю.
Клер осторожно вынула и развернула верхний документ. Он состоял из двух листов; наверху первого стояло слово: «Договор». Далее шли одиннадцать пронумерованных параграфов, сначала на английском языке, а потом то же самое на французском. Документ был датирован:
20 мая 1670 года.
— Это же «Дуврский договор», — потрясенно сказал Эндрю, сразу узнав документ. — Но не подписанный. Однако я узнаю руку Клиффорда.
— Выглядит как черновик. Видите, некоторые фразы исправлены.
Эндрю кивнул.
— Скорее всего, Клиффорд и набросал текст этого договора. Известно, что он принимал непосредственное участие в переговорах.
Он достал из Библии вторую сложенную бумагу.
— Смотрите, это копия окончательного договора. Со стороны Англии он подписан Клиффордом и Арлингтоном, а со стороны Франции Кольбером де Круасси.
— Здесь есть еще одна бумага, — сказала Клер.
Она извлекла третий документ: лист плотного пергамента цвета слоновой кости. Как и другие два, он был исписан мелким, неразборчивым почерком Клиффорда.
— «Секретный параграф», — прочитала Клер надпись наверху страницы, — «Король Англии, — продолжила она, — обязуется декларировать свободу исповедания католической веры, и для осуществления этой программы в течение последующих шести месяцев он должен получить от христианнейшего короля сумму в два миллиона крон».
Эндрю слушал ее с изумлением. Тем временем Клер продолжала читать.
— «Дату декларации ему предоставляется выбрать по собственному усмотрению. Король Франции также гарантирует выплату ежегодного пенсиона в размере двухсот тысяч фунтов стерлингов, а также военную помощь в виде отряда в числе шести тысяч французских солдат для подавления возмущения, буде оно воспоследует в результате данной декларации».
Эндрю откинулся на спинку стула; похоже, он утратил дар речи.
Секретный параграф был подписан все теми же лицами: Арлингтоном, Клиффордом и Кольбером де Круасси — а также скреплен печатью короля Англии, под которой стояла размашистая, затейливая подпись.
— Пожалуйста, — торжествующе сказала Клер, протягивая листок Эдварду, — Вот он, тайный источник доходов: Франция! От Карла требовалось только одно: поменять религию.
Эндрю только качал головой: находка его потрясла.
— Согласно этой бумаге Карл был готов и даже желал стать католиком. И последствия этого могли бы быть громадными.
— А он действительно стал католиком?
— Нет, конечно, не стал. Разве что на смертном одре, когда он призвал к себе католического священника. Но я всегда думал, что это связано с желанием королевы, а не его собственным.
Эндрю все не мог оторвать изумленного взгляда от документа, которому было триста сорок лет.
— Подписать-то Карл его подписал, но он так и не исполнил свою часть этой сделки. Две его любовницы были католичками, жена его была католичкой, два министра были католиками, и даже Яков, его брат и наследник престола, тоже был католиком, но Карл понимал, что принять католицизм для него равносильно самоубийству. Страна снова была бы ввергнута в пучину гражданской войны, и тогда очень вероятно, что Карла ждала бы судьба его отца или, в самом крайнем случае, ему пришлось бы бежать из страны, как в тысяча шестьсот восемьдесят восьмом году это сделал Яков.
Клер еще раз, теперь не торопясь, прочитала секретный параграф.
— Меня сейчас вот что интересует: ставя свою подпись, он знал, что никогда не исполнит своего обещания, или в самом деле хотел сделать Англию католической державой?
— В отличие от многих его современников, я лично считаю, что Карл был хитер и далеко не глуп. Чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что этот секретный параграф похож на уступку Генриетте Анне, которая хотела сблизить Карла с Людовиком. Я подозреваю, что Карл прекрасно понимал: стать католиком и одновременно править Англией невозможно. Я думаю, он подписал его из-за денег и только потом, позже, понял, что это бомба замедленного действия.
— И если бы он поднял вопрос о смерти Генриетты Анны…
— Он дал бы Людовику средство держать себя на коротком поводке.
Эндрю снова сложил документ.
— По крайней мере, его верный министр Клиффорд хранил все это в секрете — даже после того, как подал в отставку, хотя это принесло ему мало пользы.
— Как теперь быть с этим открытием? — спросила Клер, — Ведь оно перевернет все представления ученых об этой эпохе!
Эндрю покачал головой.
— Не знаю, что и сказать. Пока я предлагаю положить документы обратно туда, где мы их обнаружили, а завтра я поговорю об этом с мистером Пилфордом.
Поставив коробку обратно на полку, они молча, каждый думая о своем, направились к дверям архива.
— О господи, завтра — вдруг сказал Эндрю, неожиданно о чем-то вспомнив, — Завтра я должен читать надгробную речь на отпевании Дерека Гудмена в церкви.
— Почему именно вы?
— Все остальные отказались. После того что стало известно про Дерека после его гибели, магистр даже подумывал отменить панихиду. Но завтра специально для этого приезжает брат Дерека, и мы не захотели его огорчать.
— Огорчать?
— Понимаете, не хочется, чтобы он думал, будто нам безразлична его смерть.
— И вы не расскажете ему всю правду?
— Боже милостивый, конечно нет.
— Но почему? А вдруг он и сам знает, что за человек был его брат?
— Может быть, вы и правы. Но если ему кто и расскажет, то только не я.